жив Александр… Теперь я для Ларочки — и мать, и отец».
Действительно, совсем было сдавшая после
смерти мужа Алевтина Андреевна с появлением
в их доме будущего зятя совершенно преобразилась. Помолодела, похорошела, перестала бегать
по врачам и принимать горстями успокоительные, сердечные, снотворные и тонизирующие
средства. Вместо этого она с энтузиазмом занялась гардеробом дочери (не забывая обновить
свой), ремонтом и меблировкой квартиры Сергея, где собирались жить молодые, подготовкой их
395
свадебного путешествия — в Болгарию, на Золотые Пески. У Ларочки все должно было быть только высшего сорта!
И вот — поездка в Болгарию. Огромная очередь
к домику Ванги тех, кто хотел спросить великую
прорицательницу о своем будущем или попросить
совета, ее напугала. Но еще более раздражила необходимость долго ждать Сергея. Да и с самого начала Сергей был категорически против этого, как
он пренебрежительно выразился, «аттракциона».
Лариса не придала этому значения, ведь несколько
десятилетий назад удивить кого-то воинствующим
материализмом было почти невозможно. Но Лариса настояла — как, быть в Болгарии и не посетить Вангу.
Молодожены, наконец, попали в комнату, где
прорицательница вела прием. Поразительно,
но Ванга сразу нахмурилась и почти грубо попросила Сергея выйти. Потом указала пальцем на
Ларису и печально сказала: «Плачет твой отец, горько над тобой плачет и не может помочь тебе.
Он много грешил, его не отпустят защитить
тебя».
Потом Ванга сообщила Ларисе, что ее брак будет полон грядущей тьмы, потому что Лариса вышла замуж за чужого мужа. Прорицательница сказала, что муж Ларисы имеет еще одну жену. Ларисе
показалось, что та что-то путает, ведь уж это было
доподлинно известно, что Сергей никогда прежде
не был женат и что никакой предполагаемой конкуренции и быть не может. Однако Ванга настаивала на том, чтобы Лариса немедленно разорвала
отношения с чужим мужем. День клонился к концу, прорицательница, очевидно, устала, и она повторяла, что в родственных связях Ларисы есть
что-то такое, что мешает ей увидеть подлинную
картину событий.
396
Прежде чем попрощаться, Ванга сказала — если меня ослушаешься, в старости тебе никто стакан воды не подаст. Люди, которые находились
в комнате, смотрели на Ларису с нескрываемым
сочувствием. Нетрудно было догадаться, что подобные трагические предсказания им приходится выслушивать не впервые. И по лицам этих людей читалось — они очень хотели бы иметь возможность добавить что-то еще к услышанному, помочь Ларисе «расшифровать» сообщение Ванги, но…
«Ходи чаще к отцу, молись за него, ему молитв
не хватает», — последнее, что Лариса услышала от
Ванги. Увы, это был глас вопиющего в пустыне —молиться Лариса вообще не умела…
Первые годы после свадьбы прошли без особых потрясений. Разумеется, Ларисе и в голову
не пришло, что слова Ванги, ее повеление «бежать от чужого мужа» — основание и причина
более чем основательно пересмотреть все, что
с ней произошло, задуматься о необходимости
своего брака. Но — Лариса занималась только
своей музыкой — остальное взяла на себя чуть ли
не ежедневно приезжавшая к молодым Алевтина
Андреевна. С Сергеем Лариса ладила: непомерных требований к молодой жене тот не предъявлял, частенько задерживался на работе допоздна.
И не ворчал, если Лариса забывала купить хлеб
или погладить рубашку. Впрочем, такое случалось
нечасто: Алевтина Андреевна бдительно следила
за их бытом и молниеносно приходила на выручку в случае Ларисиных «проколов». «Мое материнское сердце, — любила она говорить в таких случаях, — подсказало мне, что ты наверняка забудешь сварить суп. А твой муж любит вкусно
поесть, не забывай об этом. Хороший обед в глазах мужчины стоит любого другого таланта».
397
Насколько права была ее мать, Лариса убедилась сразу после рождения сына. Мальчик оказался слабеньким, болезненным, требовал всех сил
и времени матери. С концертами пришлось покончить — по крайней мере, на время. Даже на
ежедневные упражнения катастрофически не
хватало времени, и Лариса с ужасом чувствовала, как руки теряют былую гибкость и подвижность, как «каменеют» пальцы… А больше она ничего не
умела.
А уж на обслуживание мужа времени тем более не хватало. Сергей хмурился, ворчал, упрекал жену в том, что она чересчур избалована
и не в состоянии делать того, что любая нормальная женщина делает как бы между прочим.
И все время приводил в пример собственную тещу, к которой относился с очевидным уважением: «Бери пример со своей матери, — неизменно
заканчивал он свои «проработки». — Вы с ней
глядитесь ровесницами, а она и готовит прекрасно, и в доме у нее всегда чисто, и время поговорить с человеком находится. А ты…» Лариса
могла бы возразить, что она выросла на руках
няньки и домработницы, что ее отец, если не работал, то был дома, с нею… Но Сергея, похоже, это не волновало. Он мечтал, чтобы жена стала
копией своей матери, и злился, потому что никак не мог этого добиться. Наконец вмешалась
сама Алевтина Андреевна: «Чувствует мое материнское сердце, что ты потеряешь замечательного мужа, — сказала она как-то Ларисе. — В кого ты такая бестолковая выросла — ума не приложу. Ладно, продам кое-что из побрякушек, возьмем на несколько месяцев няню, и я с ней
поживу на даче. Кстати, и Сергей сможет туда
приезжать — отдохнуть и повидаться с сыном.
А ты занимайся своей музыкой, раз уж для тебя
398
это важнее всего. Не понимаю, но… но твое счастье для меня важнее всего».
Лариса получила несколько месяцев передышки, но было уже поздно. Прежний блеск, виртуозность ее игры никак не хотели возвращаться.
А ежедневные многочасовые упражнения закончились тем, что она «переиграла» правую руку.
На карьере пианистки можно было поставить
крест. Для Ларисы это было таким ударом, что
пришлось поместить ее в клинику и несколько месяцев лечить от нервного срыва. Сергей был у нее
один или два раза. Мать приезжала каждую неделю и объясняла отсутствие любимого зятя тем, что он очень много работает, без конца возится
с сыном и к тому же помогает на даче — там многое нуждается в ремонте.
Может быть, в нормальном состоянии Лариса
и удивилась бы такому педагогически-хозяйст-
венному рвению Сергея, до сих пор, по-видимому, умело им скрываемому. Но в то время ей было не
до анализа поведения мужа.
Но то ли лекарства оказались достаточно действенными, то ли время сделало свое дело, однако
Лариса, наконец, настолько пришла в себя, что ее
выписали из клиники. Работу она нашла быстро —преподавателем в музыкальной школе. Сын, правда, от нее отвык, но и это со временем прошло. Все
встало на свои места, в том числе и супружеская
жизнь. Точнее, не жизнь, а относительно мирное
сосуществование двух давно чужих друг другу людей. Так продолжалось до тех пор, пока в музыкальную школу, где работала Лариса, не пришел
новый преподаватель. Красавцем его назвать было сложно, утонченным интеллектом он не блистал, костюм и обувь красноречиво говорили о более чем скромных доходах. Но все это не имело
ровно никакого значения уже через две недели.
399
Потому что обозначилось то, что высокопарно
называется «родством душ». И Лариса, и Виктор
почти сразу поняли, что жить друг без друга не
могут.
Сергей сообщение Ларисы о том, что она полюбила другого и хочет развестись, воспринял, мягко говоря, прохладно. Точнее, он не принял
его всерьез. Разговор начался за завтраком, Сергей почти не слушал того, что, волнуясь и путаясь, пыталась сказать ему Лариса, пил кофе, читал газету. А покончив с завтраком, буркнул, не глядя на жену: «Не дури! Восемь лет вместе, какая там еще любовь. Вот увидишь, что на это скажет твоя мама…»