В российском обществе существовали отдельные оптимисты и даже целые организации, содействовавшие распространению терпимости к иностранцам, иммигрантам и вообще нерусским участникам народного хозяйства и выступавшие в защиту космополитической экономической системы в целом даже во время войны. Например, влиятельная организация российских предпринимателей в относительно космополитичном Петроградском промышленном районе, Совет съездов представителей промышленности и торговли, оказывала мощную поддержку свободной торговле и выступала против ограничений экономической деятельности иностранцев в пределах империи в течение войны^{184}. В записке, направленной министру торговли и промышленности, Совет съездов утверждал, что хотя Германия действительно осуществляла сознательную политику экспорта капитала с целью внедрения в зарубежные страны с политическими целями и с 1904-го по 1914 г. немцы и немецкие выходцы закупили российских акций на 147 млн. руб., однако германские планы подчинить Россию собственному влиянию потерпели неудачу. Германский капитал лишь укрепил рубль и российскую государственную власть, увеличив производственные мощности страны^{185}.

Некоторые наблюдатели, такие как П.Б. Струве, подчеркивали, что единственным способом для России превратиться в современную великую державу, оставаясь империей, было найти либерально-конституционные методы для привлечения иммигрантов в русское подданство и признать всех натурализовавшихся иностранных выходцев в качестве полноправных граждан. По мнению одного из обозревателей, квазиконституционная Россия успешно продвигалась в этом направлении. Он считал, что иностранцы уже начали «отказываться от своего иностранного гражданства и становились неотъемлемой частью нового либерального российского гражданского общества». Кроме того, вклад иностранцев в развитие экономики помогал России становиться сильнее и независимее в ее отношениях с более мощными экономиками мира^{186}.

Существование подобных взглядов в 1914 г. уравновешивалось наличием прямо противоположного отношения к этому вопросу в официальных и широких общественных кругах, зародившегося еще в самом начале индустриальных реформ. Министерство внутренних дел возглавляло официальную оппозицию Министерству финансов и его стратегии индустриализации в конце XIX — начале XX в.^{187} МВД и правительство в целом установили ряд ограничений для иностранцев и отдельных меньшинств в экономической сфере, выступая в некоторых случаях в патриархальной роли защитника крестьянства против вторжений иностранцев, современного капитализма и развращающего влияния иноверцев-посредников, ростовщиков и трактирщиков. Подыгрывая предполагаемым крестьянским представлениям о том, что оптовая и розничная торговля являются «непроизводительной» деятельностью, подвергающей крестьян суровой эксплуатации, многие чиновники МВД стремились представить коммерцию и капитализм в целом воплотившимися в личностях евреев и других инородцев, занятых «эксплуататорскими» видами деятельности. Здесь официальная политика объединялась с общераспространенным антисемитизмом и ксенофобской риторикой, что создавало соответствующий фон для погромов 1880-х гг., изгнания евреев из Москвы и Петербурга в 1890-х гг., а также погромов и насилия периода революции 1905 г. Несмотря на ограничения в сфере предпринимательства и квоты на поступление в университеты, количество евреев в рядах экономической и прогрессиональной элиты продолжало расти^{188}. Власти испытывали все возрастающую обеспокоенность по поводу не только выдающейся роли евреев в коммерческой деятельности, но и участия в ней других инородцев. Например, МВД вело подробный статистический учет числа служащих банков и акционерных предприятий по национальному признаку в течение последних десяти предвоенных лет. Основываясь на подобных данных, чиновники МВД с тревогой констатировали, что в северо-западной части империи немцы составляли 26%, евреи — 35%, поляки — 19%, а русские — лишь 8% от числа банковских служащих, и настаивали на введении еще более строгих ограничений для иностранцев с целью изменения данного соотношения^{189}. Борьба мировоззрений между МВД и Министерством финансов продолжалась вплоть до 1914 г.

Несмотря на то что Совет министров и царь нередко поддерживали Министерство финансов, в правительстве постоянно сохранялось напряжение между сторонниками модернизации и «полицейской точки зрения». В результате был установлен ряд правил, которые ставили иностранцев и представителей некоторых национальных меньшинств в весьма неопределенное положение. Даже сами принципы частной собственности и правового статуса предприятия в 1914 г. все еще составляли предмет спора, и не только по отношению к иностранцам или подозрительным меньшинствам, но и ко всем акционерным обществам, действовавшим в Российской империи. В деловой сфере наиболее важным отражением этого спора стала концессионная система учредительства^{190}. Чтобы зарегистрировать предприятие, нужно было получить разрешительный документ, в котором был прописан ряд условий дальнейшей деятельности предприятия. Подобные документы часто содержали условия, запрещавшие фирмам принимать на работу евреев, поляков и/или иностранных администраторов, а также не допускавшие, чтобы акциями владели лица ряда национальностей. Кроме того, эти документы часто оговаривали в качестве особого условия, что фирмы с определенным числом евреев, поляков и/или иностранцев в составе их собственников и совладельцев не имеют права приобретать недвижимое имущество^{191}.[57] Концессионная система учредительства также имела теоретико-правовой аспект чрезвычайной важности, особенно для военного времени, заключавшийся в том, что и российские, и зарубежные акционерные предприятия не становились субъектами права с соответствующим статусом, а лишь удостаивались некой условной привилегии работать в России, которой они могли лишиться по воле правительства в любое время. Во время войны правительство прямо использовало этот правовой принцип, чтобы оправдать отзыв разрешений на деятельность в России для определенных фирм[58].

Именно такая политика официальных кругов встречала широкую поддержку у сторонников истинно русского экономического развития России. Общественное противодействие слишком большой роли, которую играли иностранцы в экономике России, появилось уже в 1860-х гг., когда наплыв заграничных дельцов только начинался. Реакция российской буржуазии на иностранное вмешательство разнилась в зависимости от региона^{192}. Так, предпринимательские организации Петербурга и польских губерний демонстрировали сравнительно космополитичный подход, поддерживая свободную торговлю и либеральную политику по отношению к иностранцам и местным национальным меньшинствам, в то время как московские и уральские торгово-промышленные сообщества были более русскими по составу и русофильскими по мировоззрению. Споры между этими экономическими районами по поводу государственных заказов, тарифов, железнодорожного строительства и ряду других вопросов бушевали в печати с 1860-х гг. и вплоть до падения царского режима. В этих спорах именно московские предприниматели особенно часто прибегали к националистическим аргументам, требуя от правительства отдавать предпочтение коренным русским перед иностранцами. Славянофильствующие публицисты и издатели выработали и всячески поддерживали достаточно последовательную идеологию русского экономического национализма, которую и пытались претворять в жизнь в некоторых конкретных ситуациях^{193}. Однако сторонникам идей русского национализма в экономике редко удавалось оказывать влияние на правительство до войны. Министерство финансов было в большей степени заинтересовано в использовании всех возможных источников экономического роста для обеспечения ускоренной индустриализации, чем в продвижении русских в состав экономической элиты^{194}.