– Ну смотри, – сказал Евстигнеев, – лично мне некогда. Надо механического мужика доделывать.

– Какого такого мужика? – искренне удивился Костя. Он уже начисто забыл об этом проекте Евстигнеева.

– Обыкновенный механический мужик, – пояснил он, – я же тебе говорил. Ну в смысле – пугало. Чтобы бегал по грядкам и ворон разгонял.

– Ясно, – сказал Костя, – вспомнил теперь. Ну занимайся. Я все-таки схожу на реку. А то говорили, что снова из цеха пластмасс выброс был.

– Иди, – согласился Евстигнеев, отсутствующим взглядом глядя на Костю, – а то давай я тебя прямо к реке. Катапультой, а? Чего тебе по улицам в такую жарищу идти.

– Нет уж, спасибо, – сказал Костя, представив себе, как доморощенная катапульта выбрасывает его на край села и он с глухим шмяком приземляется на берег. – Это ты для Гаврилы оставь. Он у нас гуттаперчевый.

Надо сказать, что насчет катапульты Евстигнеев не шутил. Одно время огород у него был захламлен отходами творческого производства: обрезками труб, швеллеров, кусками жести и проволоки. Все это нужно было оттащить на склад металлолома, но руки у Евстигнеева до этого все не доходили. Тогда он взял гамак, подвесил его на резиновых жгутах, и получилось нечто вроде гигантской рогатки.

Рассчитав натяжение, усилие и направление, он зарядил гамак металлоломом и выстрелил в сторону свалки. Выстрел можно было бы считать удачным, если бы не вышла накладка. Как раз в том районе находился представитель соседнего хозяйства. Обрезком швеллера ему снесло шляпу, а куском трубы звездануло по лбу. Несильно звездануло. Потому что на излете. Но все равно качественно. Шишка была с грецкий орех. Представитель подумал, что это упали обломки космической станции, и жаловаться не стал. Даже был в некотором смысле горд и доволен и обрезок трубы забрал с собой. Но, в общем, вышло неудобно.

Костя взял удочку, сунул в карман кусок хлеба и вышел за калитку. И нос к носу столкнулся с Марианной. Так соседка Жульетта назвала свою козу. Увидев Костю, коза нехорошо ухмыльнулась и наклонила рога. В соседнем окне на мгновение мелькнуло лицо, и Костя понял, что зловредная Жульетта, затаив дыхание, наблюдает.

– Марианна, – сказал Костя примирительно. – Ты это, того… потише!

Продолжая скалить какие-то слишком уж человеческие зубы, коза стала потихоньку пятиться, чтобы взять разбег.

– Хлебца хочешь? – Костя вынул из кармана кусок, понюхал его и аппетитно облизнулся. – На!

– М-ме! – Коза недоверчиво склонила голову. Ее квадратные зрачки расширились.

– Вкусно! – облизнулся Костя и, отломив кусочек, принялся жевать.

Марианна сглотнула слюну и как загипнотизированная пошла навстречу.

– Держи! – сказал Костя, отдавая хлеб и с облегчением чувствуя, что опасность миновала.

– Марианна! Марианночка! – донеслось из окна. – А ну плюнь! Плюнь, солнышко, гадкий дядя тебе яду дал.

– Что вы такое мелете, Жульетта Христофоровна, – не выдержал Костя, – какого яду? Это хлеб! А если не хотите, тогда держите вашу козу на цепи или намордник надевайте!

– Я вот самому тебе сейчас надену намордник, – пробормотала Жульетта, и Костя услышал, как скрипнула дверь.

Нужно было спасаться. Поэтому Костя сделал самое разумное, что мог, – шмыгнул в ближайший переулок.

Здесь было тихо и зелено. Отчаянно пахло жасмином. Здоровенные кусты смыкались в воздухе, образуя зеленый, залитый солнечным золотом туннель. Увы, в конце переулка маячила медведеобразная фигура экскаваторщика Агафонова. Агафонов ловил прохожих и заставлял их позировать. У экскаваторщика была неукротимая страсть к художествам и монументальной скульптуре в стиле Мухиной. Народ это знал и пытался ему не попадаться.

Костя хотел было повернуть назад, но, обернувшись, увидел глупую голову Марианны…

– Как-нибудь выкручусь, – подумал он и смело пошел вперед.

– Константин! – Агафонов еще издали замахал руками. – А я тебя тут с утра дожидаюсь. Зайди на минутку! – Небритое лицо экскаваторщика расплылось в самой что ни на есть добродушной улыбке. Только глаза лихорадочно блестели.

– Некогда, – сказал Костя, пытаясь протиснуться между кустами и Агафоновым, – иду с инспекцией!

– Какая инспекция? – удивился Агафонов. – Сегодня же воскресенье!

– Вторник, – поправил его Костя.

– Как это вторник? – испугался Агафонов. – А что же это я на работу не вышел? Это что же теперь, прогул будет? Ох! Ну все равно зайди. Мне с тобой посоветоваться надо. – Он приобнял Костю за плечи и потащил к калитке. Из дома выглянуло озабоченное лицо хозяйки.

– Костя, хоть бы вы на него повлияли! Всю землю изрыл! В огороде живого места нет, одни ямы.

– Не слушай ее, – сказал Агафонов, – мне глина нужна. Мрамора у нас нет, гранита тоже. Приходится из глины лепить. – Он протолкнул Костю в сад. – Ну как ты находишь мое новое творение, а?

– А как оно называется? – спросил Костя, с ужасом глядя на огромную глиняную скульптуру, по всей видимости изображавшую неандертальца на охоте.

– Это наш директор! – с гордостью сказал Агафонов.

– Кхе-кхе! – закашлялся Костя, глядя на скульптуру. На мгновение ему захотелось проморгаться. – Захар Игнатьевич?

– Он! – гордо сказал Агафонов. – Каков красавец? Исполин! Титан духа! Я решил его в манере Церетели. Ну как, нравится?

Костя понял, что Агафонов спрашивает просто так, для порядка. На собеседника он даже не глядел. Ему достаточно было того, что зритель приобщился. Лицезрел, так сказать, великое произведение искусства.

– Хочу выставить ее на площади. Чтобы на века! Пусть приходят и дивятся!

«Точно, – подумал Костя, – еще как будут дивиться. Если такая морда приснится, заикание обеспечено».

– Ну хорошо, – кивнул он, – пусть директор. Но почему у него в руках дубина?

– Это? – Агафонов самодовольно рассмеялся. – Просто ты, Костя, не в курсе. Это не дубина, это жезл. Ну символ власти, понятно? Образ. Аллегория, так сказать. А что, что-нибудь не так? – Скульптор слегка забеспокоился.

– Да все так, только сходства маловато. Лоб низкий, а челюсть уж очень большая.

– А ты видел, как наш директор орехи грызет? – воспрянул духом Агафонов. – У него челюсть – во! Правда, тут я, может, и переборщил… Но зато какая экспрессия!

– Насчет экспрессии не спорю, – сказал Костя. – Ну мне пора!

– Не держу, – согласился Агафонов. – Главное, что ты увидел и одобрил. А то давай я и тебя увековечу, а? Конную статую хочешь? Будешь как Петр Первый!

– Потом, – сказал Костя, – сейчас мне некогда.

– Ну если что, заходи, – улыбнулся Агафонов. – Сам знаешь: кого-кого, а тебя я завсегда воплощу!

Костя тихонько прошел мимо хозяйки, у которой на лице была изображена зубная боль, и поспешил к реке.

Возле омута, на травяном бугре его поджидал кот Антуан. На шее у него болтался небольшой транзисторный приемник.

– Где-то мы пропадаем, – проворчал Антуан, – где-то мы шляемся, понимаешь, а его тут ждут! Я уже все лапы обтоптал – тебя выглядывал. Думал: может, утонул?

– И не думал, – сказал Костя, устраиваясь рядом. – А ты-то как здесь оказался? Ты же спал вроде?

– Какой тут сон, если под окном механический мужик бегает, – пожаловался кот, – только и бьет по ушам: бух-бух-бух! Топ-топ-топ! Хорош экземплярчик! – Кот сардонически усмехнулся. – Он там уже две гряды начисто стоптал. Лучше уж рыбку ловить. Здесь вон как тихо!

Он включил транзистор и разлегся, закинув лапу на лапу. Костя размотал лески, забросил удочки в воду.

– Ну давай, приманивай!

– Тьфу ты пропасть! – сплюнул с досады кот. – Только улегся! Нигде нет покоя. Ладно уж…

Он вскочил на задние лапы и забегал по берегу, сосредоточенно бормоча:

– Ловись, рыбка, большая и маленькая! Ловись, рыбка, большая и маленькая!

Вскоре от этого мельтешения у Кости зарябило в глазах.

– Хватит, – сказал он, – подманил. Теперь будем ждать.

– Чего ждать, если не клюет? – возмутился Антуан и завопил еще громче: – Ловись, рыбка! А ну ловись, едрена корень, не то печенку вырву, ловись, кому сказал, ну!