– И что теперь будет? – заинтересовался Полумраков, злорадно сверкнув глазами.
– Да ничего особенного. Подергается немного и пройдет. Доза-то лошадиная, а вакцина для хрюшек.
– Значит, не от малярии, – сказал Костя, – свиньи малярией не болеют.
– Точно, – сказал Евстигнеев, – от ящура. Надька сказала, что после такой дозы у него, значит, аллергия пойдет. Колотун, короче. А ты-то с ними чего не поладил?
Костя рассказал.
– Ерунда, – отмахнулся Шлоссер, – стоит из-за таких пустяков расстраиваться? Ну а если они захотят счеты сводить, мы на них Гаврилу натравим!
Гаврила был в другом конце сада, но услышал свое имя и прибежал.
– Я есть Гаврила! Я есть радостный! Работа тум-тум! Сахарок хрум-хрум!
– Вот тебе сахарок, – сказал Шлоссер, протягивая Гавриле кусочек. – Надо врагам народа по кумполу настучать. Сможешь?
– Гаврила хороший! – затрепетал бывший инопланетянин. – Гаврила любит стучать плохой башка! Много башка – много сахарок!
– Вот видишь, – сказал Евстигнеев, – если что, Гаврила поможет. Против него не попрешь!
Инопланетянин счастливо улыбался, развалив безгубую пасть.
До дома Маланьи Эдик со товарищи добрались без особых приключений. Была, конечно, неприятность – на улице на них налетел местный пацан. Шефу отдавили мозоль, а Коляну расшибли нос. Это-то еще ничего, но кто-то въехал Эдику в челюсть, и он никак не мог припомнить кто.
По всему выходило, что это тот самый парень и есть. Братки на этот счет отмалчивались и отводили глаза.
– Ладно, – сказал Эдик, – посчитаемся. Я его запомнил. У меня знаешь какая память? Фотоаппарат! Раз увидел, и все. Кранты!
Братки деликатно покашливали и кивали головами: мол, конечно, а как же иначе?
Во дворе компанию встретил четвероногий петух. Увидев жуткую птицу, шеф вытянулся в струнку и замер.
– Ко? – спросил петух, требовательно глядя на братков.
Парни разинули рты, боясь пошевелиться.
– Шеф, он чего? – прошептал Серый.
– Ты че выступаешь? – набычился Эдик. – Козел пернатый! Мы тут живем, понял? Ща по клюву настучу!
– Кудак-так-так! – грозно выругался петух, и братки вздрогнули, как от удара электрическим током.
– Шеф, может, ты побазаришь с ним? – предложил Колян. – У тебя получается! А то эта… домой не пройти!
– Я с петухами не базарю. Сам базарь! – процедил Эдик. – У меня от его когтей до сих пор череп сморщенный. Ну вперед! Кому сказал?!
Колян напрягся, побагровел и смущенно оглянулся.
– Ну-у? – злобно поторопил его Эдик.
– Ага! Сейчас. Вот. Ко-о! Ко-ко-ко, – кокетливым голосом пропел Колян.
Петух насторожился.
– Ко-ко-ко… – продолжал заливаться Колян.
Петух потряс башкой и обошел парня кругом, словно не веря своим глазам.
– Куд-кудак? – спросил он, заглянув Коляну в глаза ошарашенным взглядом.
– Квох-квох-квох! – осмелел Колян, вдохновленный первым успехом. – Кво-ох! – повторил он и для убедительности захлопал руками по бедрам.
Петух попятился, затем тяжело осел в пыль и в ужасе закрыл голову крыльями.
– Здорово ты его! – возликовали братаны. – Надо же, как уболтал!
Шеф подозрительно посмотрел на Коляна:
– С каких это пор ты с петухами общий язык находишь?
– Шеф, не в том смысле! – испугался Колян.
– Ну-ну. Посмотрим, – процедил Эдик и первым вошел в избу.
Запах разваренных селедочных голов обрушился на него, как цунами. Эдик непроизвольно глотнул воздух и попятился назад, но сзади уже напирали.
Маланья стояла на пороге кухни, многообещающе помахивая половником, и улыбалась.
– Пришли, соколики! А я и ужин сготовила! Голодные небось? По глазам вижу, что голодные! А уж грязные… И кто вас так обтоптал?
– Никто! – буркнул шеф. – У вас тут обезьян с крыши пуляется!
– Ах вон что! – облегченно сказала Маланья. – А я-то было подумала… Значит, попали-таки под горячую лапу? А не ходи где не велено! Я предупреждала.
– Больше не будем, – пообещал Эдик, вспомнив наставления Лисипицина.
– Вот и не надо. А сейчас переодеваться и кушать. В темпе!
Парни умылись и почувствовали себя значительно лучше. После ужина настроение совсем поднялось, и Эдик вспомнил, что у главного механика есть летающая тарелка.
«Мне бы такую, – подумал он. – У Гиви вертолет, а у меня была бы тарелочка! Надо потолковать с этим лохом. Зачем она ему?»
– Ну друзья мои, – сказал Шлоссер, вытирая руки промасленной ветошью, – давайте мыться, ужинать и пойдем к Матильде. Слова словами, а традиции надо уважать! Просватаем как миленького!
– Я домой, – отказался Полумраков, – уже поздно. Моя там небось икру мечет.
– Смотря какую икру, – раздумчиво изрек Евстигнеев. – Если осетровую, то все не съедай, оставь нам.
– Какие мы остроумные! – озлился Полумраков. – Может, махнемся, а? Поживешь у меня недельку?
– Хватит трепаться, – сказал Шлоссер, – все всё понимают. Антонина, конечно, не сахар, но ты не беспокойся, я сам с ней поговорю.
– Ох и стесняюсь я, – снова заканючил Крян. – Она такая красавица, а меня по сравнению с ней и не видно!
– Ерунда, – сказал Евстигнеев и хлопнул его по спине. – Ты мужик что надо! А на наших харчах быстро веснаберешь. Она тебя будет салом кормить.
– Сало – это вкусно, – сразу же размечтался Крян. – я кушал, мне нравится!
– Тогда в чем дело? Прекрасная женщина, вкусное сало – что еще нужно настоящему мужчине?
– Сахарок, – добавил Крян, – сахарок!
– Будет тебе и сахарок, – пообещал Шлоссер, – это не проблема.
– Ребята, а может, вы без меня сходите, – опять захныкал Полумраков, – у Антонины на меня зуб!
– Отпустим ребенка? – предложил Евстигнеев. – А то как бы действительно не того…
– Ладно, – махнул рукой Шлоссер, – сами управимся. Иди.
Вместе с Полумраковым ушел и Костя, торопившийся засветло успеть в сторожку. Бродить по калиновскому лесу ночью было жутковато – запросто можно нарваться на какого-нибудь оголодавшего упыря. Конечно, справиться с ним несложно: дал по морде и пошел себе дальше, но кому нужны лишние проблемы? Что же касается Евстигнеева, Шлоссера и Кряна, то они быстренько навели марафет: Шлоссер надел добротный костюм, Кряна вырядили в спецназовский, совсем новенький комбинезон, один Евстигнеев остался в своих неизменных джинсах, заявив, что и так сойдет.
Матильда жила на окраине. Это была дородная старуха двухметрового роста с юношеским пушком над верхней губой. Именно дородность, а особенно пушок пленили Кряна и наполнили его пятикамерное сердце неземной любовью.
Матильде инопланетянин тоже приглянулся. Правда, она поначалу сомневалась, но соседка ей сказала:
– Ты не смотри, что он зеленый, зато не алкаш. И вон какой длинный! Если ты его откормишь, мужик будет хоть куда!
И Матильда перестала колебаться.
По дороге Евстигнеев несколько раз останавливался, чтобы переложить камень чудес из одного кармана в другой. Он уже жалел, что взял у Кости волшебную вещь, но обстоятельства заставляли это сделать.
Сначала по привычке он сунул камень в карман брюк, и тот сразу подозрительно оттопырился и время от времени начинал шевелиться.
Наконец Шлоссер не выдержал.
– Ты хоть газетой загородись, а то ведь неправильно поймут! – сердито буркнул он.
– Ерунда, – сказал Евстигнеев, – Люське – насос понравится, а остальные не заметят!
После этих слов камень принялся искрить и щипаться электричеством. Евстигнеев поневоле пустился в пляс и еле-еле сумел переложить его в карман рубашки. Там камень наконец успокоился.
Старухи сидели на лавочке и дружно щелкали семечки. От этого в воздухе стоял непрерывный шелест, словно неподалеку приземлилось небольшое облачко саранчи.
Увидев приближающихся гостей, бабки разом спрятали семечки и заговорили о литературе.
– Ты Толстого знала? – поинтересовалась одна.
– А как же! – ответила Матильда. – Только никакой он не был толстой. Так себе, очень даже средний мужичонка, вот Достоевский, тот действительно был толстой!
