H. M. СМИРНОВ

ИЗ ПАМЯТНЫХ ЗАМЕТОК

Перехожу теперь к Лермонтову. Его в первый раз

узнали по стихам, которые он написал о Пушкине.

В них нападает он на аристократию за малое участие,

ею принятое в смерти незабвенного нашего поэта. За

эти стихи он был переведен в армию из л.-гв. Гусарского

полка; 1 но через два года возвращен. По приезде

в Петербург он стал ездить в большой круг и, получив

известность, был везде принят очень хорошо. Через

несколько времени он влюбился во вдову княгиню

Щербатову, урожденную Штерич, за которою волочился

сын французского посла барона Баранта. Соперни­

чество в любви и сплетни поссорили Лермонтова с Ба-

рантом 2. Они дрались; последний выстрелил и не

попал, а другой выстрелил на воздух. Сия история оста­

лась долго скрытою от начальства; но болтовня самого

Лермонтова разгласила ее, и он был посажен под арест.

Впрочем, не было бы никаких других дурных послед­

ствий для нашего поэта, ибо все его оправдывали, если б

он не потребовал новой сатисфакции от Баранта 3 по

случаю новых сплетней. Узнав об этом, военное

начальство сослало его в армию на Кавказ, откуда

он приезжал в Петербург только однажды и где он

нашел смерть от пули не в сраженье, а на новом

поединке. На теплых водах Пятигорска он встретил

старого товарища юнкерской школы, бывшего в кавалер­

гардах, Мартынова. По старой школьной привычке

он стал над ним трунить и прозвал его le chevalier

du poignard *, потому что Мартынов носил черкесскую

одежду с огромным кинжалом. Однажды вечером у г-жи

* рыцарь с кинжалом ( фр.).

291

Верзилиной шутки надоели Мартынову, и по выходе

из общества он просил Лермонтова их прекратить.

Сия просьба была принята дурно, и на другой день

в 6 часов вечера они дрались за горою Бештау. Князь

Васильчиков был секундантом Лермонтова, а Глебов

Мартынова 4. Сей последний выстрелил, и противник

его упал мертвым.

Так не стало нашего юного поэта, заменившего

Пушкина. Об его таланте нечего говорить: его творения

всегда останутся живыми. Другими же качествами

он был несравненно ниже Пушкина; он не имел начи­

танности Пушкина, ни резкого проницательного его

ума, ни его глубокого взгляда, ни чувствительной,

всеобъемлющей души его. Его характер не был еще

совершенно сформирован, и, беспрестанно увлеченный

обществом молодых людей, он характером был моложе,

чем следовало по летам. Он еще любил шумную, раз­

гульную жизнь, волочиться за дамами, подраться на

саблях, заставить об себе говорить, подтрунить,

пошутить и жаждал более славы светской, остряка, чем

славы поэта. Эта молодость убила его. Все приятели

ожидали сего печального конца, ибо знали его страсть

насмехаться и его готовность отвечать за свои насмеш­

ки. Не взирая на то, его смерть поразила всех как

неожиданная новость. И в какую минуту он был похи­

щен! В то время, когда его талант начинал созревать.

Нет сомнения, что, если б он прожил еще несколько лет

и если б мог оставить службу и удалиться (как он

хотел) в деревню, он близко бы достиг высоты Пушкина.

A. H. СТРУГОВЩИКОВ

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О М. И. ГЛИНКЕ

В конце ноября 1840 г. 1, когда он <В. А. Соллогуб>

окончил свою «Аптекаршу», я встретился у него

с Лермонтовым и на вопрос его: не перевел ли я «Молит­

ву путника» Гете, я отвечал, что с первой половиной

сладил, а во второй недостает мне ее певучести и неуло­

вимого ритма. «А я, напротив, мог только вторую поло­

вину п е р е в е с т и , — сказал Л е р м о н т о в , — и тут же по

просьбе моей набросал мне на клочке бумаги свои

«Горные вершины».

Этот автограф, остающийся у меня и поныне 2,

я показал на другой день Глинке, прочитав ему и мои

обе половины.

293

О. H. СМИРНОВА

О СТИХОТВОРЕНИИ «А. О. СМИРНОВОЙ»

Он <Лермонтов> написал их тайком, потом признал­

ся в этом гр. Ростопчиной, которая передала эту тайну

А. О. Смирновой 1. Альбом лежал на столе в кабинете,

и Лермонтов их написал у А<лександры> О<сиповны>

на вечере 2. После этого он принес еще другой экземпляр

на листе и торжественно передал А<лександре> О<си­

повне>. Он очень робел перед ней в первый период

знакомства, но после 1838 г. он уже читал ей свои

стихи и перестал робеть.

А<лександра> О<сиповна> говорила всегда, что

Лермонтов вовсе недерзкий человек, его в этом обви­

няли, но что он свою природную застенчивость маски­

рует притворной дерзостью.

Его стихи «Молитва» посвящены княгине Щерба­

товой, рожд<енной> Штерич, впоследствии за Лутков-

ским (который был в родстве с Смирновой), они напи­

саны вот по какому случаю: кн<ягиня> Щербатова

его спросила (он за ней ухаживал), молится ли он

когда-нибудь? Он жаловался, что ему грустно, это было

при Смирновой. Он отвечал, что забыл все молитвы.

Смирнова сказала ему: «Какой вздор, а молитва

успокоит вашу грусть, Лерма». (Его так звали все его

близкие знакомые, братья Смирновой были очень с ним

хороши, А<лександр> Ив<анович> Арнольди, служив­

ший с ним в гусарах, и А. О. Россет 3, который часто

сидел с ним под арестом (он был улан) на Адмиралтей­

ской гауптвахте; когда они сидели под арестом, они

сочиняли вместе челобитниА<лександре> О<сиповне>,

которая просила за них прощенье у в<еликого> к<нязя>

Михаила Павловича, который очень благоволил и Рос-

сету, и Лермонтову вообще.)

294

«Неужели вы забыли все м о л и т в ы , — спросила

кн<ягиня> Щ е р б а т о в а , — не может быть!

А<лександра> О<сиповна> сказала княгине: «На­

учите его читать хоть Богородицу».

Кн<ягиня> Щербатова тут же прочла Лермонтову

Богородицу.

К концу вечера он написал стихи, всем известную

«Молитву», и показал Смирновой, она сказала ему, что

стихи дивнохороши и что следует их переписать

и поднести княгине (она была тогда уже вдовой).

И. С. ТУРГЕНЕВ

ИЗ «ЛИТЕРАТУРНЫХ И ЖИТЕЙСКИХ

ВОСПОМИНАНИЙ»

Лермонтова я тоже видел всего два раза: в доме

одной знатной петербургской дамы, княгини Ш<ахов-

ск>ой 1, и несколько дней спустя на маскараде в Бла­

городном собрании, под новый 1840 год. У княгини

Шаховской я, весьма редкий и непривычный посетитель

светских вечеров, лишь издали, из уголка, куда я за­

бился, наблюдал за быстро вошедшим в славу поэтом.

Он поместился на низком табурете перед диваном,

на котором, одетая в черное платье, сидела одна из

тогдашних столичных красавиц — белокурая графиня

М<усина>-П<ушкина> — рано погибшее, действитель­

но прелестное создание 2. На Лермонтове был мундир

лейб-гвардии Гусарского полка; он не снял ни сабли,

ни перчаток и, сгорбившись и насупившись, угрюмо

посматривал на графиню. Она мало с ним разговаривала

и чаще обращалась к сидевшему рядом с ним графу

Ш<увалов>у, тоже гусару 3. В наружности Лермонтова

было что-то зловещее и трагическое; какой-то сумрач­

ной и недоброй силой, задумчивой презрительностью

и страстью веяло от его смуглого лица, от его больших

и неподвижно-темных глаз. Их тяжелый взор странно