Промокшие до костей, приехали мы в Пятигорск
и вместе остановились на бульваре в гостинице, кото
рую содержал армянин Найтаки. Минут через двадцать
в мой номер явились Столыпин и Лермонтов, уже пере
одетыми, в белом как снег белье и халатах. Лермонтов
был в шелковом темно-зеленом с узорами халате,
опоясанный толстым снурком с золотыми желудями
на концах. Потирая руки от удовольствия, Лермонтов
сказал Столыпину: «Ведь и Мартышка, Мартышка
здесь. Я сказал Найтаки, чтобы послали за ним».
Именем этим Лермонтов приятельски называл
старинного своего хорошего знакомого, а потом скоро
противника, которому рок судил убить надёжу русскую
на поединке.
Я познакомился в Пятигорске со всеми людьми,
бывавшими у Лермонтова; но весть о печальной
кончине поэта нагнала меня уже вне Пятигорска.
M. X. ШУЛЬЦ
ВОСПОМИНАНИЯ О M. Ю. ЛЕРМОНТОВЕ
(В пересказе Г. К. Градовского)
— Знаете ли, как я очутился на Кавказе? — спросил
меня однажды Шульц.
— Будьте добры, расскажите.
— Был я молодым офицером, без связей, без
средств. Но тогда все дворянство служило в войске
и приобретало положение на военной службе. Служил
я в Петербурге. Военному все двери были открыты...
Познакомился я с одним семейством, где была дочь
красавица... Конечно, я влюбился, но и я ей понравился.
По тогдашнему обычаю, сделал предложение родителям
девушки и получил нос.Они нашли меня недостаточно
заслуженным и мало пригодным женихом... Тогда-то
я и поехал на Кавказ, заявив, что буду или на щите, или
под щитом. Она обещала ждать.Это обещание и горячая
к ней любовь и окрыляли меня, смягчали горечь разлуки.
На Кавказе в то время нетрудно было отличиться:
в делах и экспедициях недостатка не было. Чины
и награды достались на мою долю... В известном деле
под Ахульго 1 я получил несколько ран, но не вышел из
строя, пока одна пуля в грудь не повалила меня за
мертво... Среди убитых и раненых пролежал я весь
день... Затем меня подобрали, подлечили, послали за
границу на казенный счет для окончательной поправки.
За это дело получил я Георгиевский крест. За границей,
уже на возвратном пути в Россию, был я в Дрездене.
Конечно, пошел в знаменитую картинную галерею...
Подхожу и смотрю на Мадонну... Вдруг чувствую,
будто электрический ток пробежал по мне, сердце
застучало, как молот... Оглядываюсь и не верю своим
глазам... Воображение или действительность?.. Возле
391
меня, около той же картины, стоит она...Достаточно
было одного взгляда, довольно было двух слов... Мы
поняли друг друга и придали особое значение чудесному
случаю, сведшему нас после долгих лет разлуки. Моя
мадонна осталась верна мне. Родные уже не возражали,
и мы обвенчались. Сама судьба соединила нас!
— Прелестный р о м а н , — сказал я.
— Но вы не знаете, почему я рассказал вам эту
старую историю. Дело в том, что так же, как вам,
я рассказал ее Лермонтову... Давненько это было: вас
и на свете тогда еще не было... Мы с ним встречались
на Кавказе... Рассказал, и Лермонтов спрашивает меня:
«Скажите, что вы чувствовали, когда лежали среди
убитых и раненых?» — «Что я чувствовал? Я чувствовал,
конечно, беспомощность, жажду под палящими лучами
солнца; но в полузабытьи мысли мои часто неслись
далеко от поля сражения, к той, ради которой я очутил
ся на Кавказе... Помнит ли она меня, чувствует ли,
в каком жалком положении очутился ее жених».
Лермонтов промолчал, но через несколько дней
встречает меня и говорит: «Благодарю вас за сюжет.
Хотите прочесть?» И он прочел мне свое известное
стихотворение:
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана... и т. д. 2
— Вот для чего я затронул эту древнюю историю...
Мне суждено было, совершенно случайно, вдохновить
такого поэта, как Лермонтов... Это великая честь, и мне
думается, что вам приятно узнать происхождение этого
стихотворения; известно, что оно положено на музыку
и долго распевалось, а может быть, и теперь поется, как
прелестнейший, трогательный романс 3.
Рассказ маститого генерала Шульца, правдивого
воина, чуждого всякой хлестаковщины, хорошо за
печатлелся в моей памяти, и мне даже на одно мгнове
ние не приходило малейшее сомнение в истинности
этого сообщения.
H. И. ЛОРЕР
ИЗ «ЗАПИСОК ДЕКАБРИСТА»
В Ставрополе познакомился я с очень ученым, ум
ным и либеральным доктором Николаем Васильевичем
Мейером 1, находившимся при штабе Вельяминова... Он
был очень дружен с Лермонтовым, и тот целиком опи
сал его в своем «Герое нашего времени» под именем
Вернера, и так верно, что кто только знал Мейера, тот
сейчас и узнавал. Мейер был в полном смысле слова
умнейший и начитанный человек и, что более еще, хотя
медик, истинный христианин. Он знал многих из на
шего кружка и помогал некоторым и деньгами, и полез
ными советами. Он был друг декабристам.
* * *
В это же время в одно утро явился ко мне молодой
человек в сюртуке нашего Тенгинского полка, рекомен
довался поручиком Лермонтовым, переведенным из
лейб-гусарского полка. Он привез мне из Петербурга от
племянницы моей, Александры Осиповны Смирновой,
письмо и книжку «Imitation de Jesus Christ» 2 в пре
красном переплете. Я тогда еще ничего не знал про
Лермонтова, да и он в то время не печатал, кажется,
ничего замечательного, и «Герой нашего времени» и дру
гие его сочинения вышли позже 3. С первого шага на
шего знакомства Лермонтов мне не понравился. Я был
всегда счастлив нападать на людей симпатичных, теп
лых, умевших во всех фазисах своей жизни сохранить
благодатный пламень сердца, живое сочувствие ко всему
высокому, прекрасному, а говоря с Лермонтовым, он
показался мне холодным, желчным, раздражительным
и ненавистником человеческого рода вообще, и я должен
393
был показаться ему мягким добряком, ежели он заме
тил мое душевное спокойствие и забвение всех зол,
мною претерпенных от правительства. До сих пор не
могу дать себе отчета, почему мне с ним было как-то
неловко, и мы расстались вежливо, но холодно. Он ехал
в штаб полка, явиться начальству, и весною собирался
на воды в Пятигорск. Это второй раз, что он ссылается
на Кавказ: в первый за немножко вольные стихи, на
писанные им на смерть Пушкина Александра Сергее
вича, а теперь — говорят р а з н о , — но, кажется, за дуэль
(впрочем, не состоявшуюся) с сыном французского
посла в Петербурге, Барантом 4.
* * *
При захождении солнца я приехал в Пятигорск. За
несколько верст от городка вы чувствуете, что прибли
жаетесь к водам, потому что воздух пропитан серой.
Первою заботою моей было найти себе помещение по
уютнее и подешевле, и я вскоре нашел себе квартиру
по вкусу в так называемой «солдатской слободке» у от
ставного унтер-офицера, за пятьдесят рублей на весь
курс. Квартира моя состояла из двух чистеньких горе
нок и нравилась мне в особенности тем, что стояла у по
дошвы обрыва, а окнами выходила на обширную зеле
ную равнину, замыкавшуюся Эльборусом, который при
захождении солнца покрывается обыкновенно розовым
блеском.
Устроившись немного, я начал приискивать себе док