Наконец профилактический курс лечения львов закончился. Близилось Первое мая. Артистка твёрдо решила выступить до закрытия зимнего сезона. И, невзирая на протесты дирекции, врачей, друзей по работе, приказала приготовить львов к репетиции.
- За ними надо наблюдать минимум год! Опомнитесь!
- Нет. Я всё решила.
- Ирина Николаевна!
- Спорить бесполезно!
Из семи клеток-одиночек выпустили в вольер семёрку львов.
Львов одичавших, отвыкших друг от друга, измученных уколами. Львов похудевших, озлобленных, страшных…
«…Кому, как не тебе, могу рассказать всю правду, мама? — писала Бугримова. — Мне было жутко, я боялась, как никогда в жизни…
Я говорю: «Выпустите их!» Мои ассистенты залезают на клетки, поднимают дверцы, семёрка львов выходит в общий вольер, выходят впервые после долгого сидения в одиночках, а я стою у дверцы, стою не шелохнувшись, не решаюсь к ним даже приблизиться, не то что войти в вольер.
Наконец беру себя в руки, кличу по именам, львы подходят к решётке, но только хочу приласкать — огрызаются, норовят зацепить лапой. Чувствую, все они стали чужими мне, совсем чужими. Буквально все. Животные сильно травмированы, вижу это, а больше других Аракс. У него, курносого, более тонкая нервная организация, он очень чувствительный, что ли…
Львы настолько все одичали, что утеряли всё, что я прививала им долгие годы. Вижу — вышла из доверия. Не хотят они больше признавать человека — источника своих бед и страданий… Ведь ты понимаешь, мама, невозможно же им объяснить, что такое бешенство, для чего уколы, врачи, которые их так измучили…
Вижу одно: войти к ним не имею права — разорвут!
Уже время к вечеру, а я всё стою и стою у вольера. Меня спрашивают: «Когда будете репетировать?» Спокойно так отвечаю: «Завтра», а сама думаю: «Что же мне делать, как поступать дальше?..»
Ушла домой, выпила кофейку. Не нахожу себе места… Вернулась в цирк. Брожу за кулисами как неприкаянная. А люди смотрят на меня; конец сезона, надо закрывать цирк, программа маленькая, все ослабели от уколов, сборы падают, никакой другой аттракцион прислать в Казань невозможно: в цирке карантин, — словом, положение страшное… И мне кажется, что я — виновница всех несчастий…
Ночь. Иду в свою комнату, спать не могу, всё думаю и думаю… У меня есть участок, где я полководец. А раз так, то я обязана решать, как провести бой, как укротить львов, как заставить их снова выполнять мою волю, а главное — как вывести цирковой народ из затруднения.
Рассуждаю дальше: ладно, часть рефлексов львами утеряна, но есть же рефлексы рабочие. Они же не нарушены. И утром даю такое распоряжение:
- Ставьте клетку, давайте оркестр, давайте свет, пригласите всех артистов программы на места вместо зрителей. Пусть будет всё, как на представлении!
Всё выполнили, всё сделали, как я сказала. Даже кое-кого из жильцов дома соседнего пригласили на места, чтобы народу было побольше. Надеваю костюм, подхожу к зеркалу. И вот входит Игнатов и говорит:
- Арина Миколавна, у нас всё готово! Можешь идтить!
Вижу, как он волнуется.
Мы идём через двор. День. Ярко светит солнце. А мне одно думается:
«Боже мой, весна, какое синее небо, как распускаются почки, как прекрасна жизнь!»
А сама не знаю, чем всё кончится: буду жить или нет. Слышу — оркестр заиграл, репетирует. «Ладно, думаю, помирать, так с музыкой!» — и я рассмеялась вдруг громко.
- Что эт-то с тобой, а, Миколавна? — удивился мой золотой Паша.
- Ничего, — говорю, — идём.
Как-то странно он на меня посмотрел.
Входим в цирк, в зал. Оркестр сразу умолк, все на меня смотрят. Потом мне сказали, мама, что когда я появилась из-за занавеса, то была совершенно белого цвета. Это из-за того, что не знала, что будет.
Приказываю:
- Оркестр, музыка! Полный свет! Давайте львов! И вот они выскакивают ко мне на манеж…
Знаешь, мама, бывает у человека такой нервный подъём: в нормальном состоянии он не перелезет через высокий забор, в момент же какого-то особого шока нервного он перелетит через этот забор вмиг.
Так было с шапитмейстером много лет назад, когда вышли во двор львы и он по гладкому столбу забрался под самый фонарь, ты знаешь этот случай. Потом мы у старика спросили: «Как же ты влез на этот фонарь?» Старик ответил : «Я не знаю, я не мог этого сделать…»
И у меня было подобное состояние. Я могла совершить невозможное. И львы почувствовали это. Они почувствовали во мне эту нечеловеческую силу, увидели перед собой пружину, комок нервов.
Я рассадила львов по местам и прошла всю работу от начала до конца, прошла её ещё раз, то есть два раза кряду, а потом перегнала их в старые, общие клетки.
На Майские праздники цирк ломился от публики. Таких сборов, такого успеха не помню, мама…»
Мы с Ириной Николаевной и Оксаной промокли так, что хоть выжимай. Перед клеткой Аракса образовалась огромная лужа.
- А в Сочи всё было из-за вакцины, Саша, — продолжала Ирина Николаевна. — Теперь я уверена: это была реакция на вакцину. Организм львов перенёс страшную встряску, перестраивался. Рейтерапией называют это врачи…
Из-за забора зверинца послышались гудки машины.
- Это Вардо.
Постояв ещё немного у клетки с Араксом, мы направились к «Москвичу».
Ирина Николаевна обернулась:
- Прощай, Аракс!
Оксана долго махала рукой вслед машине, стоя у ворот зверинца.
- Уже тридцать лет, даже больше, как я со львами, — задумчиво сказала Ирина Николаевна, глядя на ветровое стекло, залитое дождём. — Это большой срок… Очень большой…
Мы выехали из города, помчались по шоссе. Во все стороны летели брызги, шумел дождь.
- А сколько львов прошло через мои руки за всю жизнь, за эти тридцать лет, как вы думаете?— вдруг очень озорно спросила Бугримова. — Угадайте!
- Ну, штук двадцать… — нерешительно сказал я.
- Да нет, побольше, — усмехнулась она.
- Тридцать! — добавил Вардо.
- Побольше!
- Тридцать пять, — накинула Наденька.
- И в жизнь вам не угадать… Около восьмидесяти!.. Так-то!.. Сколько я ночей бессонных провела, всё анализировала, голову ломала, мучилась… Особенно после сочинской истории… Ведь по вине Аракса у разбитого корыта осталась… Думаете, легко новую труппу в одиннадцать голов создать?.. Ох господи!.. Десять новеньких. Десять, вы вдумайтесь только!.. И старик Цезарь… Больной… Израненный… А вы вообще знаете, что значит львиная группа? Это ведь не просто одиннадцать львов! Совсем в другом секрет! Это же настоящая хорошая театральная труппа должна быть. Попробуй создай! Амплуа нужны! Одного хищника я должна сделать «злодеем», чтобы все зрители не любили его, боялись за жизнь и мою и остальных львов; другой должен быть «комиком», всех смешить наповал; третий — «флегматиком»… Что интересного, если у всех артистов одинаковые характеры будут? Скукота, серость! Вот у каждого льва и надо найти свою, особую, присущую только ему индивидуальность, правильно его воспитать, развить нужные тебе качества, выпятить их, что ли… Это сложно, очень сложно! И ещё. Ведь каждому животному по его способностям следует подобрать работу. И не просто работу, простая работа никому не нужна, а работу красочную, интересную! И, как и в театре, обязательно в труппе нужен настоящий герой. Верно я говорю, а, Саша? — обратилась ко мне Ирина Николаевна.
- Конечно, верно.
- То-то и оно… — Бугримова помолчала. — И в моём-то деле та же картина! Попадётся тебе лев талантливый, гордый, красивый, благородный, вроде Цезаря, — твоё счастье!.. До сих пор за тридцать лет равного ему не нашла… До сих пор… Вот разве Аракс только… Как сейчас увидела его, поверите, до сих пор сердце стучит, выскочить из груди хочет, кровью обливается!.. Эх, если бы не тот случай в Казани, если бы мне после Сочи выждать немного!..
Она задумалась.
О чём? Снова об Араксе? О Цезаре? А может быть, о том, как собирала новую группу львов после Сочи? Группу не в три головы, как на первых порах, и не в пять, а в одиннадцать!.. Группу, за работу с которой впоследствии была удостоена новым почётным званием — народной артистки РСФСР… Впоследствии… А как было начинать? Прежний аттракцион развалился начисто!.. Старик Цезарь… Аракс и Самур вышли из повиновения, перестали признавать человека… Дика и Радамеса с молодняком не соединить…
