- Вас нужно немедленно оперировать. Это газовая гангрена, — сказал профессор. — И неудивительно: в рану попала инфекция. Ведь львы питаются сырым мясом, в полости их рта и на зубах всегда множество микробов. Вы же это знаете лучше меня…

Операция была сложной, делали её под общим наркозом. На память об этом происшествии у Бугримовой остался огромный шрам.

-Таймур ни в чём не виноват, — говорила потом друзьям дрессировщица. — Мне нужно было быть поосторожнее…

Бугримова начала разучивать с новой группой комбинацию «КОВЁР ИЗ ЛЬВОВ».

Цезарь первым ложился на пол в «централке», увлекая своим примером остальных хищников. Бугримова подходила к лежащей группе и ложилась на самого огромного, самого красивого и устрашающего своим грозным видом черногривого Цезаря, уверенная в его послушании.

И казалось, что Цезарь был даже доволен тем предпочтением, которое ему оказывала дрессировщица. Иногда он осторожно и ласково, не выпуская своих страшных когтей, клал ей на плечо свою огромную лапу.

«КОВЁР ИЗ ЛЬВОВ» был одним из любимых трюков хищников. Им нравилось, когда их гладили, ласкали, пошлёпывали. Но трюк этот дрессировщица должна была организовывать очень умело: ведь львы находились в непосредственной близости друг от друга. Важно было знать характер каждого — недругов рядом не положишь! А если положишь, тут же начнут царапаться и кусаться. А раз так, то и до общей драки недалеко!

Правда, Радамес привык, например, к тому, что Кай частенько прихватывал его за загривок, слегка покусывал и царапал, но не сердился и на такое поведение Кая никак не реагировал: игра есть игра!

Для дрессировщицы «КОВЁР ИЗ ЛЬВОВ» — трюк очень серьёзный, опасный, она должна держать львов в большой строгости, в корне пресекать любое нарушение дисциплины, быть чрезвычайно внимательной.

А неожиданности подстерегали Бугримову на каждом шагу. Однажды, во время «КОВРА ИЗ ЛЬВОВ», она чуть не лишилась жизни.

Это случилось во Владивостоке. Владивосток — город «цирковой»: на представления попасть трудно и зрители с удовольствием преподносят красивые букеты любимым артистам. Больше всего цветов доставалось Бугримовой. Ведь её новый аттракцион всегда был «гвоздём» программы.

Представление шло как обычно. Первым лёг на пол Цезарь, за ним остальные львы. Бугримова улеглась на спине Цезаря… И вот тут кто-то из публики крикнул «браво!» и перебросил через решётку большой букет.

«Вот сумасшедший!.. Что он делает?!» — только и успела подумать Бугримова.

Многие зрители, последовав этому примеру, тоже начали кидать в клетку букеты. Один за другим. Со всех сторон они сыпались градом на львов.

Хищники переполошились, зарычали, вскочили, подмяли под себя Бугримову, стали драться…

«Сейчас загрызут… Только бы встать!.. Скорей!..»

Уцепившись за гриву Цезаря, она с трудом поднялась на ноги. Великан загородил дрессировщицу своим телом и не подпустил к ней ослеплённых яростью хищников.

После этого случая Бугримова ещё сильнее привязалась к Цезарю.

Цезарь хорошел и хорошел. Могучее, гибкое тело, точёные лапы, нервный и сильный хвост; тёмная золотистая шерсть, большая красивая голова, царственно посаженная на мускулистую шею, и густая чёрная грива. Устрашающий оскал белоснежных зубов, каждое движение гармоничное, лёгкое и величественное.

Уже много времени проработала дрессировщица вместе с этим львом, и в их нелёгком совместном труде, полном постоянных исканий, Цезарь всегда был главной опорой Ирины Николаевны.

Он узнавал её издалека, в какой бы одежде она ни была, в то время как другим львам нужно было привыкать к изменениям внешнего вида дрессировщицы.

Правда, однажды Цезарь растерялся.

Бугримовой кто-то посоветовал переменить вышедшую из моды причёску. Прямо из парикмахерской она пришла в цирк, вошла ко львам, поздоровалась с ними, подозвала Цезаря.

Лев заколебался. Он смотрел на неё изумлённо, страшно смутился. У него была отличная память, и, конечно, он тут же заметил перемену в её облике.

«Кто это? Ты или не ты? — очевидно, подумал он. — Голос вроде тот, походка та, запах тот, а вот что это за странная новая физиономия? Кто так облизал твою голову? И вообще твоя ли это голова?..»

Дрессировщица не выдержала и расхохоталась.

- Не узнаёшь? Да, я, я это, не сомневайся! Просто старая причёска вышла из моды, а я ведь артистка, мне от моды отставать нельзя! Цезарь, иди сюда!

Цезарь по-прежнему не решался подойти к ней.

- А ну-ка быстренько ко мне, дружок! Пора начинать работу!

Только после этих слов он повиновался. Но те несколько часов, пока они с перерывами на отдых работали, Цезарь всё время приглядывался, как бы проверяя себя и желая окончательно убедиться, что он не ошибся.

Цезарь был исключительно разумным зверем. Когда он заболевал и приходилось лечить его, он как будто понимал, что это делается из самых добрых побуждений, и никогда не сопротивлялся.

- Признаёт докторов! Сознательный! — шутил Павел Игнатов.

Лев изящно и смело ходил по жерди, очень ловко, несмотря на свою величину, прыгал в кольцо, раскачивал львов на доске, стоя посредине и перемещая центр равновесия, смело прыгал в огненное кольцо.

Именно с Цезарем Бугримова впервые отрепетировала очень опасный и рискованный трюк. Много труда и терпения было затрачено на него дрессировщицей, но умный зверь понял, что от него требуют, и научился выполнять этот трюк умело и безотказно.

Когда ей подавали кусок сырого мяса, она показывала его Цезарю и командовала:

- Цезарь, возьми!

Цезарь спрыгивал с тумбы, а она брала этот кусок зубами. Лев неторопливо и тихо приближался к ней. Она видела в нескольких сантиметрах от своего лица его огромную голову с раскрывающейся пастью, его чёрная жёсткая грива касалась щёк дрессировщицы, она чувствовала его горячее звериное дыхание, и взгляды их скрещивались.

И вот тут её охватывало какое-то особое чувство. Нет, это был не страх. Это было скорее торжество. Да, именно торжество, радость. Она покорила его. Человек сильнее царя зверей!

Несколько мгновений они смотрели так друг на друга, и Бугримова видела его блестящие ярко-жёлтые глаза с большими чёрными зрачками и его напряжённый и внимательный взгляд.

Осторожно, мягко, с какой-то удивительной деликатностью Цезарь брал лакомый кусочек, очевидно испытывая удовольствие не только от этого лакомства, но и оттого, что дрессировщица так доверяла ему.

Когда Ирина Николаевна уезжала в отпуск или болела, Цезарь скучал: был грустен, хуже ел, с напряжённым вниманием встречал каждого входящего в помещение с клетками, ожидая её, и разочарованно бил хвостом, видя, что это чужой.

Зато когда появлялась дрессировщица, его восторгу не было предела. Он с весёлым волнением бегал по клетке, ласково порыкивал, вставал на задние лапы, громко дышал и не сводил с неё радостно загоравшихся глаз.

Насколько дрессировщицу радовал Цезарь, настолько всё больше и больше огорчал Таймур. Он становился несноснее, злее, опаснее; стал работать лениво, постоянно затевал драки и ссоры.

В Днепропетровске он напал в вольере на Кая. Ни с того ни с сего. Услышав дикий рёв, Бугримова вбежала во львятник. Вместе с Игнатовым они с трудом разогнали дерущихся львов по их клеткам.

Из пасти Кая сильно текла кровь. Бугримова остановила кровотечение, промыла пасть. Она думала, что на этом всё кончилось, однако на другой день заметила, что пасть Кая распухла, он не мог есть.

Вызвали врачей, приняли меры. Опухоль спала, у Кая появился аппетит. Правда, не такой, как прежде. Ел он вяло, стал каким-то угрюмым и необщительным. Было ясно, что он нездоров.

Ни Бугримова, ни врачи не могли определить, в чём дело. Кай стал худеть, примерно через две недели он уже не смог выйти на работу.

Было очень тепло, его клетку выкатили во двор. Но и солнце не помогало.

Врачи продолжали совещаться, терялись в догадках. В пасти всё зажило, опухоль рассосалась окончательно. Льва бесконечно прослушивали, измеряли ему температуру, назначали то одни процедуры, то другие, и всё бесполезно.