Своим богатством, мощью и независимостью подобные города безмерно гордились. Венеция, например, величала себя «Серениссима» – светлейшая. Её выборный глава – дож – каждый год обручался с морем, бросая в волны золотое кольцо. По идее море должно было теперь ему подчиняться, словно законная супруга. На деле так получалось не всегда – но ведь и в семье всякое бывает! Зато символично!
А новгородцы-то чем хуже? И прибавили гордецы к имени города слова «господин» и «великий». А их державный слоган звучал так: «Кто против Бога и Великого Новгорода?»
И люди здесь жили совсем другие. И герои были другие.
Их нельзя назвать богатырями. Потому что нужды у новгородцев в собственных богатырях не было. Таковых можно было попросту купить. Нанять. Использовать. Потом уволить – не кормить же этих проглотов в мирное время!
У новгородцев даже князь был не более чем военным чиновником на службе народа. Не понравился – пинком прогоняли. В том числе и Александра нашего Невского. Характерами не сошлись с «Господином Великим» – больно гордые оба были.
И степные захватчики сюда не дошли, побоялись застрять в болотах. Правда, по другой версии, новгородцы просто откупились, как привыкли откупаться от любых неприятностей. Недаром в былинах новгородского цикла никаких татар не водится, а Золотая Орда упоминается лишь в качестве торгового партнёра.
Поэтому один из двух новгородских героев былин – гусляр и торговый гость (то есть купец) по имени Садко. Сейчас это имя носят кинофильм Птушко, опера Римского-Корсакова, круглое шоколадное печенье, неплохая фольклорная группа, непристойная народная песня, множество рыбных ресторанов и один глубоководный спускаемый аппарат.
Откуда взялось такое странное имечко, остаётся только гадать. Одни учёные производят его от иудейского Садека или Цадека. Тем более что и на струнном инструменте виртуозно играет, и торгует успешно! Другие возражают – э, слушай, уважаемый, да это же наш правоверный казанский Садык! Есть извод (вариант) былины, в котором герой приходит именно с Волги…
А прославленные академики Платонов и Невтонов вообще считают Садко предком бесстыжего писаки маркиза де Сада. Так-де заезжего французского негоцианта (это нежное слово обозначает опять-таки купчину) ласково величали новгородские красавицы…
В некоторых текстах имя нашего героя пишется как «Сотко Сотинич». Именно так звали торговца, который, согласно летописи, в 1167 году построил в Новгороде каменную церковь в честь первых русских святых Бориса и Глеба. А коли проставлена дата, так это тот самый Садко и есть, который зажигал у Морского царя…
Правда, выйти богатому гусляру из подводного плена пособил, согласно былине, святой Николай-угодник, он же Никола Морской. Водная стихия – именно его сфера влияния. Нестыковочка выходит с каменной церковью…
Впрочем, предания о герое, побывавшем на дне моря и вернувшемся оттуда с сокровищами, есть у многих народов. А в японской сказке эту роль играет и вовсе не человек, а обезьяна с острова Саругасима…
Но каких бы кровей ни был наш музыкальный негоциант, прежде всего он новгородец – человек сильный, решительный, надеющийся только на самого себя. Богатство ему не в наследство досталось. До того, как приподняться, Садко жил тем, что перебирал гусельные струны и пел на тогдашних корпоративах. А когда приглашать перестали, вышел на берег Волхова и растрогал своей игрой местного водяного владыку. И тот помог виртуозу разбогатеть, заключив с новгородской элитой великий спор о рыбке с золотыми перьями и выиграв его…
Былины новгородского цикла более реалистичны, чем сказания о киевских богатырях. По ним можно судить, какие нравы и обычаи царили в тогдашнем городе.
Там, где большие капиталы, – там и азарт великий! Игральных карт и рулетки ещё нету. Мечут кости (зернь), рубятся в шашки и шахматы. Делают ставки на бегущих жеребцов и на кулачных бойцов. Можно мгновенно сколотить состояние и мигом его профукать. Каждому веку свой Лас-Вегас и свой Монте-Карло…
Разбогатевший на рыбке Садко похвастался, что может скупить все товары новгородские. Ударил об заклад (заключил пари, помазал) с той же самой элитой новгородской, что звалась «золотые пояса». Три дня покупал, весь потратился, а товары всё везут и везут…
Почесал гусляр затылок и молвил слово патриотическое:
Не я, видно, купец богат новгородскиий, —
Побогаче меня славный Новгород.
На остатки капитала снарядил бедняга тридцать кораблей и поплыл в далёкие страны:
Поехал Садко по Волхову,
Со Волхова во Ладожско,
А со Ладожска во Неву-реку,
А со Невы-реки во сине море.
Машрут вполне точный и реальный: у тогдашних судов осадка была небольшая, везде проходили.
Зато потом начинаются басни:
Как поехал он по синю морю,
Воротил он в Золоту Орду…
Какая такая Орда на Балтийском море? Или басурмане уже и Швецию с Норвегией… того?
И становится понятно, что хоть сложена былина в Новгороде, но пересказана явно не новгородцем. Этот сказитель другой «загранки», кроме Орды, и представить не может, да ещё и путает Волхов с Волгой…
Потом у нашего Садка (всё верно, имя это склоняется) начались неприятности с погодой, метание жребия, путешествие на дно морское…
Но есть и другой вариант былины: Садко (тот самый, который пришёл с Волги) скупил-таки все новгородские товары вплоть до битых горшков включительно!
Ну, это присочинил явный недоброжелатель вольного города. Московский пропагандист того времени…
Да, в ещё одном изводе былины очень современный финал:
И тут Садко-купец богатый гость
Со всех кораблей в таможню положил
Казны своей сорок тысячей,
По три дни не осматривали.
За три-то дня весь нерастаможенный товар на берег можно перетаскать!
А вы говорите – коррупция, коррупция… Традиция!
Вас вызывает Буслай
…Нил Филимонов по прозвищу Джульверн закончил свои расчёты и отложил в сторону калькулятор на солнечной батарее.
– Для того чтобы заработать необходимую сумму, Косте придётся вкалывать грузчиком на новгородском буяне двадцать восемь лет, семь месяцев и три недели. Ну допустим, что меня, чужака, примут в качестве писаря-счетовода, хотя такие должности только для своих. Срок сократится, но незначительно. Ведь нам придётся платить за ночлег и еду. Даже если мы поселимся в посаде у одинокого бедного старичка и даже при здешней дешевизне контрабандных продуктов. Потом мы обзаведёмся семьями, пустим корни и раздумаем возвращаться…
Костя аж взвился:
– Какие такие корни? Жихаревы своих не бросают! Сто пудов вернёмся! Даже двести!
Ботан грустно улыбнулся.
– Вернёмся не мы, – сказал он. – Вернутся двое неизвестных граждан без документов и определённых занятий, с окающим выговором и с небольшим мешочком золотых монет. Мешочек, ежу понятно, бесследно пропадёт со склада вещественных доказательств. А нам придётся давать признательные показания…
– Какие показания, дурилка? У нас же всё будет по чесноку!
– Нас попросят по чесноку показать, где мы, два бомжа в карнавальных прикидах, закопали тела невинно убиенных несовершеннолетних Жихарева Константина Ивановича и Филимонова Нила Эдуардовича, за которых себя выдаём. Если попадётся хороший адвокат, отделаемся пожизненной психушкой…
Костя подумал-подумал – и в ошеломлении кивнул. Потому что в нашем правовом пространстве по-другому быть просто не могло.
– Мы никакие не попаданцы, – вздохнул он. – Мы пропаданцы!
