Авторы эксперимента исходили из предположения, что если на Марсе есть живые организмы, то почва должна быть усеяна их разложившимися останками — скоплениями углеродсодержащих молекул. Образцы грунта должны были быть «прожарены» в крохотной печке, и, если бы там оказались малейшие следы углерода, анализаторы обнаружили бы присутствие летучих углеродистых веществ.
К несчастью, этот эксперимент столкнулся с рядом проблем. Начались они еще в пути, пока «Викинг-1» летел к Марсу. При очередной проверке стало ясно, что одна из трех печек в комплекте ГХ-МС — тех самых печек, которые должны были нагревать образцы грунта, дабы те выделяли газы, — не работает. Затем, уже на поверхности планеты, выяснилось, что у второй печки неисправен индикатор загрузки. Итак, две из трех печек отказали. Все это происходило еще до завершения анализов Левина. После их успешного выполнения НАСА осталось полагаться на единственную уцелевшую печку. Левин ждал, затаив дыхание. Через шесть марсианских суток после отказа загрузочного датчика на второй печке сбой повторился. Не рискнув греть пустое место, исследователи на всякий случай провели очистку и стали дожидаться, пока робот накопает им еще грунта. Это задание он выполнил спустя семнадцать марсианских суток. И снова не удалось понять, попал ли образец в камеру, но группа ГХ-МС решила двигаться вперед. Единственная информация, которую сподобились передать приборы, показывала, что в духовке имеются микроскопические следы очистителя, применявшегося инженерами НАСА до запуска.
В итоге эксперимент ГХ-МС был проведен четыре раза. Модуль-близнец с «Викинга-2», запущенного следом за первым, по крайней мере, зарегистрировал факт, что все три пробы попали в печки по назначению. Но ни в одной из них не обнаружилось и следа органики. А для руководителей экспериментальных групп это означало одно: нет органических веществ — нет жизни.
Простодушно говоря, совершенно непостижимо, чтобы на Марсе не было никакой органики. Ведь даже на нашей стерильной Луне повсюду разбросан углерод, доставленный туда метеоритами. Руководители экспериментальных групп «Викинга» пришли к заключению, что в марсианском грунте имеются какие-то вещества, разрушающие органику. Именно это, по их предположению, и случилось с подкормкой в опытах Левина, этим также объяснялся его «положительный» сигнал. «Главным подозреваемым» назначили перекись водорода.
Да вот только штука в том, что это соединение ни разу не было найдено на Марсе за все четыре (как минимум) глубоких поиска в атмосфере и на поверхности планеты. Кроме того, как не преминул напомнить Левин, перекись стойко выдерживает температуру 160 °C и выше. Если бы это она разлагала питательные вещества и выделяла радиоактивные газы, то процесс длился бы и после прожарки образцов.
Вместе с тем «перекисная» аргументация вполне согласуется с отрицательными результатами эксперимента ГХ-МС. Сейчас, тридцать с лишним лет спустя, эти доводы по-прежнему в силе — осталось лишь дождаться, когда кто-нибудь все же найдет перекись водорода в марсианской атмосфере[13].
Рискуя замутить воду еще больше, добавим, что эксперимент ГХ-МС оказался не единственным камнем преткновения для «Меченого выброса». Результаты последующих опытов, проведенных Левином и его коллегой Патрисией Страат, озадачили исследователей еще больше.
Среди ученых проекта «Викинг» росло убеждение, что данные ГХ-МС объясняются простыми химическими реакциями; главенствующая идея заключалась в том, что под воздействием солнечного ультрафиолета в марсианском грунте образуется перекись водорода, которая быстро разрушает любые органические соединения. Тогда Левин и Страат попросили команду «Викинга» отодвинуть камень и поработать скребком грунтозаборника там, где фотосинтез явно отсутствовал. Полученная проба дала второй положительный результат в серии опытов Левина, пошатнув пероксидную теорию. А заодно продемонстрировала, что нехватка солнечных лучей для гипотетической марсианской живности не проблема: та вполне способна процветать и под камнями. К огорчению Левина и Страат, свидетельство обратного уже было получено ими самими.
На тридцать шестой марсианский день эксперимента в камеру Левина попал очередной образец грунта. Подкормка вновь вызвала реакцию: как и во всех предыдущих случаях, выделились радиоактивные газы. Затем контейнер накрыли светонепроницаемой пленкой и так оставили на семь дней.
По прошествии этого срока в почву ввели следующую дозу питательных веществ. Всякий раз, когда этот эксперимент проводили с земным гумусом, счетчик Гейгера отмечал новое повышение фона: бактерии, получив добавку, начинали «газовую атаку». На Марсе ничего подобного не произошло.
Как положительный момент здесь можно отметить то, что данный результат снова работает против теории, будто выделение радиоактивных газов из подкормки было вызвано каким-то химическим соединением, возможно перекисью водорода — на нее сколь угодно длительное отсутствие света никак не влияет. Но и это не имеет большого значения, если речь о биологии.
Одним из самых сильных доводов в пользу необитаемости Марса всегда служила его суровая среда: холод, разреженная атмосфера, отсутствие жидкой воды, — кажется, решительно все свидетельствует против жизни. Левин в ответ ссылается на то, что в последующие годы на Земле было обнаружено множество экстремофильных бактерий. Процветающие колонии микроорганизмов найдены в самых неуютных уголках планеты: в ледяных пустынях Антарктиды, в гидротермальных источниках на дне глубоких океанских впадин и даже в радиоактивных отходах. Во времена экспедиции «Викингов» жизнь в подобных условиях считалась невероятной, но сегодня кажется вполне естественным, что она могла утвердиться и на марсианской почве. Так что, учитывая нравы наших земных экстремофилов, вряд ли тамошние микробы могли зачахнуть, всего-навсего неделю проведя в темнице. Этому противоречат и данные «Викинга-2», извлекшего «живую» пробу из-под камня.
Одно из возможных объяснений состоит в том, что в образец, взятый с открытого грунта марсианской пустыни, могли попасть микроорганизмы, которым необходим свет; однако же есть виды, обитающие под камнями, и они в солнце вовсе не нуждаются. В итоге все, что можно сказать, — «вопрос, конечно, интересный»…
Что бы ни было истиной в запутанной череде положительных и отрицательных результатов, но данные ГХ-МС вкупе с «перекисной» гипотезой оказались для руководства экспедиции последним и решающим аргументом против марсианской жизни.
Левин до сих пор не может забыть свой шок на первой пресс-конференции, где было объявлено о результатах «Викинга». Рядом с ним сидел Джим Мартин, и обоих покоробило, когда руководитель группы Гарольд Клейн огласил официальное заключение, что миссия не нашла признаков жизни на Марсе.
«Когда он это произнес, — вспоминает Левин, — Джим Мартин пихнул меня в бок и прошипел: „Черт побери, Гил, оторвись же от стула и скажи им, что ты нашел жизнь!“»
Но он смолчал. Сегодня Левин объясняет, что ему приходилось считаться со своим относительно невысоким официальным статусом и «избегать конфликтов с другими членами группы». Растерянное молчание затянулось на десять лет, из которых первые три года ушли на поиски альтернативного объяснения собственных результатов. Затем на Левина вышел Джон Милан Лавуа-младший.
В бытность аспирантом Массачусетского технологического института Лавуа осуществил множество проверочных испытаний аппаратуры ГХ-МС для «Викингов». Его озадачила подгонка приборных показаний под категорический вывод об отсутствии жизни на Марсе. На эти данные, по словам Лавуа, следовало бы ссылаться с куда большей осторожностью.
Лавуа рассказал Левину, что во время предполетных тестов сконструированный в МТИ аппарат не раз давал сбои. Так, в образце грунта, доставленного из Антарктики, приборы не обнаружили органических соединений. Эта новость Левина особенно потрясла, поскольку тот же самый образец с маркировкой «Антарктический грунт № 726» использовался в предполетном тестировании всех его экспериментов. И когда Левин испытал 726-й по своей методике, жизнь в нем определенно теплилась: детектор показал повышение радиационного фона.
