- Проекты нужны, расчеты. Надо строить так, чтоб вода не уходила, а держалась. Машины нужны, строительные материалы… Для начала - деньги, тут важно начать!
Я с восхищением смотрела на папу: он думал почти о том же, что и я! Но я считала, что голубые озера в наших местах можно строить лишь после того, как найдут у нас полезные руды или каменный уголь. Когда понаедет народ на шахты и рудники. А оказывается, можно и так, в совхозе, как он есть. Только, кроме свиней, будут у нас расти еще и зеркальные карпы!
- Папа, и рыбалка будет?
- Обязательно! Одни пруды будут промышленные, а другие - для купанья, для рыбалки.
- Мама, бабуся! Вот это да! - звала я повосхищаться вместе со мной. - Представляете - вместо оврагов голубые озера. И не надо нам будет уезжать к реке!
У нас до войны велись разговоры - переехать в другой совхоз, куда-нибудь к реке. Папа наш был родом с Камы и мечтал о реке, о рыбалке. Вот откуда его мечты!
- Я так и решил, Дашутка: зачем уезжать к реке, к воде? Давайте здесь устроим! Сюда приведем воду!
- Я буду рыбку ловить на лодке, - важно сообщил Толя. - Буду плавать все время на лодке.
- Конечно! И так будешь плавать, и на лодке! - смеялся папа.
- Ой, пока это будет, Толик уж вырастет! - вздохнула мама.
- Мам! Ну все равно же будет! (А бабуся пила чай из блюдечка и лукаво посмеивалась.) Пусть даже я уже выучусь и приеду сюда пруды строить! Это, конечно, очень долго, но все равно! Надо, чтобы было, как папа придумал… Пап, а учат где-нибудь строить пруды и озера?
- Учат. Есть специалисты-гидростроители. В строительных институтах есть, видимо, отделения или факультеты.
- Вот опять теперь думай! Или в геологи, или в гидростроители!
Все засмеялись. А мама сказала, что мне еще следует подумать над профессией овцевода на горных пастбищах Тянь-Шаня.
- Горы должны тебя звать - ведь четырнадцать лет тому назад ты чуть-чуть не родилась там, в Киргизии.
- Я еще их не видела, гор. Но наверное, когда увижу, сразу пойму, что они - мои. Тогда уж и думать буду.
Мама и папа были посланы в Киргизию из института раньше своего выпуска - нужно было организовывать овцеводческие совхозы в далекой горной Киргизии. Тогда там еще попадались басмаческие отряды. И мама очень боялась встретить басмачей, объезжая на коне горные пастбища. Однажды ехала она по ущелью и заметила впереди у тропы притаившихся за камнями людей в мохнатых папахах. «Ну, - думает, - пропала: басмачи!» Однако решила попытаться проскочить: «Авось промахнутся! Да еще пока они сядут на коней…» (Где их кони, не успела подумать.) Нахлестала свою лошадку, понеслась мимо папах - и вдруг они со страшным шумом взмыли вверх! Это были птицы - огромные беркуты. Очень мне нравилась эта история про маму.
Там, в горах, и бабуся ездила верхом на коне. Была еще молодая. И я бы родилась в горах, в юрте, если б через год папу не призвали в армию. И мама побоялась остаться в незнакомом краю без него. И они с бабусей поехали родить меня на свою родину. Я думаю, правильно: человек должен родиться на своей родине. Хотя в горах Киргизии тоже бы хорошо. Но может, я еще попаду туда.
Я пошла спать, наказав себя не будить. Хотела, как взрослая, сама проснуться в четыре часа утра, собраться и уйти. И, уже расстилая постель, вдруг вспомнила (наверное, из-за басмачей) наш разговор в классе о фашистах. «Вот посмеются, когда скажу, что я придумала о перинах!» - обрадовалась я, снова выскакивая в столовую.
Я быстро выпалила, про что слышала от ребят и что придумала сама. Но почему-то никто не смеялся. А даже наоборт, как-то отводили глаза друг от друга. Будто я что-то стыдное сказала.
- Поди сюда, дочка, - позвал меня папа и усадил рядом, обняв за плечи. - Вот ведь какая штука. Все эти перины - это вовсе не особая примета фашистов. Как и аккуратность. Это приметы национального немецкого быта. Понимаешь? Я думаю, что и Фридриха Энгельса укрывали периной. Может, и Карла Либкнехта. И абсолютно уверен, что каких-нибудь отвратительных эсэсовцев воспитывали по-спартански и приучали спать в холодных казармах под тонким одеялом.
Ты, Дашутка, сейчас попалась на самом примитивном чувстве и рассуждении. Но чем примитивней, тем и опасней. Как раз на такое сознание людей и рассчитывали фашисты, когда создавали и внедряли свою расовую теорию. В самом общем виде что это за «мудрая» теория? «Раз они (другие народы) не похожи на нас, арийцев, - значит, они плохие, и тем хуже для них. Мы будем их покорять и уничтожать».
Не правда ли, просто и наглядно? Негр черный? Это ужасно! Бей его! Славяне хоть и белокуры, но носами не вышли, да и язык другой! Бей их! У евреев тоже носы подгуляли, волосы курчавятся - это не годится… Бей их, ариец!
А Дашутка вон перины разглядела и тут же решила: мы же не под перинами, а на перинах! «У-у, этого простить нельзя, это фашистский признак», - догадалась умная Дашутка…
Я уже давно все поняла, и мне было неловко за свою перинную теорию, и, чтоб скрыть свой стыд, я старалась смеяться, когда папа говорил, как славяне носами не вышли и что мы не под перинами, а на перинах, но папа, наверное, догадался, что мне стыдно, и добавил, чтоб меня поддержать:
- Это хорошо, что ты смеешься. Сразу поняла. И правда же легко понять, что смешно ненавидеть народ за какие-то приметы его быта. А главная-то примета фашистов, чем бы они ни укрывались, - это ненависть к другим народам, презрение к нам. Удобно грабить под этим знаменем: удобно и простому солдату, и генералу. И не стыдно! Вроде бы не простые грабители, а с идеей: у нас расовое превосходство!
- Зато у нас - интернационал, - сказала я, - и справедливость! Все вместе против фашистов!
И подумала, что теперь мне предстоит все это объяснить ребятам. А то будут считать, как я раньше.
- Не за то волка бьют, что сер, а за то, что овцу съел! Помните пословицу? Это правда старинная, - напомнила нам мама.
И я даже подпрыгнула от восхищения: какой же замечательный антифашистский смысл, оказывается, в старой русской пословице! И сколько раз я ее слышала! А вот так она мне впервые открылась.
Лесные сказки
Чудо, конечно, но проснулась я вовремя. Было начало пятого часа. Сумеречно. Чувствуя себя ответственной и взрослой, я тихо-тихо собралась, чтоб не будить никого. Мне с вечера припасли немного продуктов, две пары шерстяных носков и лапти, чтобы обуть их поверх литых калош: будет теплее и не скользко.
Ранним утром морозило сильно, мне посоветовали идти лесом: там еще лед держится на дороге, нет грязи.
Я напилась молока с хлебом и ушла. Правда, чуть-чуть было мне обидно, что никто и в самом деле не встал, не проводил меня.
Но на воздухе, как всегда, все неприятное мигом отлетело, я чувствовала только независимость, только легкость и немного гордость. Приду одна и не опоздаю на уроки.
Идти в лаптях было превосходно! Легко! Не скользишь ничуть. Шаг упругий, крепкий. Одним духом дошла до леса. И правда дорога твердая - такой спрессованный заледенелый снег, не скользкий, шершавый, как асфальт. Конечно, есть и рытвины, и бугры, и провалы от копыт, наполненные темной водой, - сейчас они задернуты белым матовым ледком. Порушишь ледок палкой - вода под ним как табачный настой.
Торжественно в лесу. Важные деревья присматривают за мной с одобрением: ничего, мол, идет!
Возле деревьев всегда чувствуешь себя маленькой, но как бы под защитой - дружелюбие их чувствуешь. Поэтому не обидно быть маленькой. И не страшно.
В эту пору в лесу - как в комнате, где хозяева начали генеральную уборку, да на время ушли куда-то: все сорвано, брошено, замочено и недомыто-недостирано, и хлам весь на виду. Особенно сейчас, в серенькое утро. Только одно есть главное отличие - запах лесной весенней сырости: подснежниками пахнет, горькой осиновой корой, сладким тающим снегом, водой, настоянной на палом листе, - даже.теперь, под крепеньким утренником, дышит этот нежный запах.
