В сентябре 1970 года, когда террористические действия приобрели довольно активный характер и начались насильственные посадки гражданских самолетов на так называемый революционный аэродром в Иордании, мы уже не ограничились резким закрытым обращением. Москва выступила с публичным их осуждением, в частности, через Советский комитет солидарности стран Азии и Африки. И эти действия были свернуты, несомненно, не без нашего влияния.
В условиях же, которые можно назвать обычными, «антитеррористическая» работа шла целенаправленно и планомерно на всех уровнях. Специальные беседы на эту тему с лидерами ООП Махмудом Аббасом, Фаруком Каддуми, самим Арафатом были и у меня, причем, выполняя поручение, я выражался вполне определенно, если не жестко.
Беда состояла в том, что ряд акций проводился группами и организациями, находившимися явно вне контроля руководства ООП. К тому же действия палестинцев часто были ответом на акции израильских спецслужб и армии, которые достаточно широко применяли против функционеров ООП, палестинского населения и террористические методы. Наконец, характер некоторых эпизодов, их приуроченность к определенным событиям, в особенности когда намечалось оживление международной активности ООП, наводили на мысль, что их авторы или, по крайней мере, вдохновители – не арабы. Не берусь утверждать со стопроцентной уверенностью, что решающую роль сыграло наше влияние, но мы на протяжении ряда лет предостерегали палестинцев против вооруженной борьбы на Западном берегу и в секторе Газа. И когда там началась интифада, стали особенно настойчивы, понимая, к чему может привести перерастание восстания в вооруженное сопротивление. Должен, правда, признаться: вполне благоразумную позицию занимал и сам Арафат.
Советское воздействие, наряду с изменением ситуации в регионе и мире, заметно повлияло на линию ООП, о чем не раз говорили сами палестинцы. Началось с заявлений Арафата, где – сперва очень осторожно, не называя Израиля, – стала звучать мысль об уважении права на жизнь и мирное сосуществование всех народов Ближнего Востока. Это дало толчок процессу международной легитимизации Организации освобождения Палестины.
В выдвинутом на XXVI съезде КПСС плане урегулирования ближневосточного конфликта весомое место было уделено национальным правам палестинцев, включая право на создание собственного государства, и ООП как единственному законному представителю палестинского народа, а также гарантии права всех стран и народов региона, включая Израиль, жить в мире и безопасности. Одобрение этих предложений Национальным советом Палестины (палестинский парламент в изгнании) в апреле 1981 года означало радикальный сдвиг в позиции ООП. В то же время палестинская Национальная хартия, где оставалось положение об уничтожении Израиля, так и не была скорректирована. Арафат ссылался на него как на одну из последних «козырных карт» в предстоящем политическом торге.
В 1983–1984 годах между ООП и Москвой наступило охлаждение, точнее, оно касалось самого Арафата. Некоторое время существовало даже своеобразное эмбарго на его визиты в Советский Союз. Объяснялось это естественными, на мой взгляд, попытками лидера ООП выбраться из прокрустова ложа – исключительной привязки лишь к одной из сторон противостояния. Они, очевидно, были подстегнуты событиями в Ливане и делались в «гонке со временем». Упоминавшийся тупик на Ближнем Востоке обнажил нашу неспособность сдвинуть ситуацию, и Арафат пошел на соглашение с королем Хусейном, получившее название амманского, нанес визит в Каир.
Ряд палестинских организаций и некоторые арабские государства обвинили его в том, что он нарушает решения Национального совета Палестины, «сдает позиции». СССР настроился на ту же волну. Вероятно, Арафат действительно решился тогда на чрезмерные уступки, но Москва, рассматривавшая все через призму конфронтации с США, не сумела понять мотивов его шагов.
Надо сказать, что восточные немцы заняли более разумную позицию и, проявив характер, не стали равняться на СССР. В Берлине в эти дни оказали подчеркнуто теплый прием члену руководства
ООП Абу Айяду. Летом – осенью 1985 года в ГДР не давали согласия на проведение собраний арабских студентов без гарантии, что ни Я. Арафат, ни амманское соглашение не будут подвергаться критике.
Визитное эмбарго было снято встречей Горбачева с Арафатом 18 апреля 1986 г. Михаил Сергеевич подтвердил, что «мы всегда имеем в виду, чтобы из процесса ближневосточного урегулирования не выпала палестинская проблема», и заявил, что «важно сохранить ООП на позициях борьбы за создание независимого палестинского государства» (это, очевидно, отзвук предостережений относительно «капитулянтской» линии Арафата).
Затем в контактах наступил перерыв: советское руководство было отвлечено другими проблемами, к тому же дала знать о себе арабо? фобия некоторых лиц в наших внешнеполитических структурах. Новая встреча с Арафатом состоялась 9 апреля 1988 г., и на ней Горбачев говорил: «Трудная судьба, трудная борьба, но сила ваша в том, что вы не одиноки, вас подпирают… Будет ближневосточное урегулирование, и будет решен центральный вопрос – самоопределения палестинского народа». Одновременно Михаил Сергеевич подчеркивал, что это предполагает «уважение интересов и другой стороны и в конце концов признание самого Израиля на основе принципов международного права». Арафата вновь предостерегали против перерастания интифады в вооруженную борьбу, на что он отвечал: «Мы твердо держимся решения о неприменении оружия».
Беру на себя смелость утверждать: наряду с завоеванием и укреплением независимости арабских стран постепенное обретение палестинцами своих законных прав, осознание в регионе неизбежности мирного сосуществования всех его народов – главные результаты, к которым серьезно причастна, при всех ее ошибках и зигзагах, советская ближневосточная политика. Мы вовремя поняли ключевое значение палестинского вопроса и активно способствовали его разрешению.
Американцы же в этом вопросе находились под прессингом сионистских кругов. И тем не менее уже в 70?е годы были попытки наладить контакты с палестинцами на рабочем уровне, найти с ними точки сближения. В поведении США эти двойственность и противоречивость, отражавшие разные веяния, проявились довольно четко: с одной стороны, отказ от контактов под девизом «непризнания ООП» (под давлением израильского лобби из?за несанкционированной беседы с палестинским представителем Терази представитель США в ООН Янг был отправлен в отставку), с другой – закулисные встречи.
Вашингтон всячески препятствовал международному признанию ООП и практически солидаризировался с израильской линией на подрыв ее позиций. США хотели – и долгое время пытались – «растащить» и рассосать палестинскую проблему, упрятав, например, палестинцев под «иорданский колпак». На это были направлены и попытки Израиля создать противовес ООП на Западном берегу и в секторе Газа, которые, кстати, не имели ни малейшего успеха, хотя для этого не жалели сил в течение всех лет оккупации. Причем израильские спецслужбы шли даже на поддержку исламских групп, которые сегодня они предают анафеме.
Американская позиция и тут типичный пример того, как интересы урегулирования приносились в жертву сверхдержавным устремлениям. Сегодня платформа, которую мы поддерживали, практически перенята Соединенными Штатами и постепенно претворяется в жизнь: это – признание ООП единственным законным представителем палестинского народа (формула, которую США считали абсолютно неприемлемой); это – все более явное движение в сторону создания палестинского государства и т. д.
Говорить о палестинцах и о наших с ними отношениях невозможно, не рассказав об Арафате. Оп был и остается символом их борьбы за свои права. Сейчас лицо этого невзрачного, неказистого мужчины, с редкой, клочковатой бородой, прореженной проседью, знакомо миллионам. Арафату пожимают руки президенты и премьер?министры, его встречают с почестями в десятках столиц, ои – респектабельный собеседник Билла Клинтона и Бениамина Нетаньяху. А когда он впервые приехал в СССР и позже, когда я познакомился с ним, его лицо было известно немногим за пределами арабского мира, а западная печать дружно называла его «террористом».
