Когда я уже закрываю дверь лифта, то слышу за спиной торопливые шаги.

- Одну минутку!

Мы с Кариной вынуждены были прижаться к сторонке, потому что хотя на маленькой металлической табличке лифта и написано “3 человека, 250 кг”, очень сложно внутри кабинки уместиться втроем, не потеснившись. Я поворачиваюсь на девяносто градусов, думая, что так мы втроем поместимся лучше. Карина стоит сбоку от меня. А передо мной маячит лицо незнакомца. Кивком головы мы приветствуем друг друга.

- Вам какой этаж?

- Пятый.

Незнакомец нажимает четвертую и пятую кнопки, и впервые поворачивается к Карине. Вполне логично, что сейчас в меня закрадывается подозрение. Мое смутное подозрение подтверждается растерянным и беспокойным взглядом, устремленным на Карину. Ведь, понятно, что есть нечто в этой девушке, что кажется тебе знакомым, Самуэль. И именно поэтому, ты хоть и стараешься сдерживаться, чтобы не быть слишком нескромным, но раз за разом слегка поворачиваешь голову, делая вид, что смотришь в другую сторону, но на самом деле ты изучаешь лицо Карины. Отчего оно кажется тебе знакомым, Самуэль? Ты вот-вот прозреешь? В этой незнакомке ты видишь воплощение призрака? Со своей стороны я тоже изучаю Самуэля. Сильно потрепанные джинсы, рубашка цвета хаки с длинным рукавом, будто оставшаяся с армейских времен, слишком роскошные часы. На лице Самуэля видны широкие и глубокие поры, а кожа кажется плотной, как кусок свиного сала. Алкоголь и сигареты, это не только предположение, нюх и чутье помогают мне прийти к подобному заключению, хотя ни на пальцах, ни на зубах Самуэля я не замечаю следов никотина. И уж, конечно, ты мог бы получше вымыть волосы, ведь вовсе недостаточно собрать их в конский хвост, чтобы они казались чистыми. Когда мы подъезжаем к четвертому этажу, он кашляет и ищет в карманах ключи от квартиры. Нет, я не смогу избегать его, но очень хочу, чтобы он избегал меня, так что, когда он поворачивается еще раз, и я вижу, что он вот-вот раскроет рот, я коротко и отрывисто бросаю:

- Еще увидимся.

Он идет на попятный и ничего не говорит Карине. О чем ты ее спросишь, идиот? “Послушайте, а мы с Вами, часом, не знакомы?”

Войдя в квартиру, я сразу включаю музыку, но Карина жестом просит меня ее выключить. Она не голодна и не хочет ничего пить. Она только указывает на дверь ванной и говорит:

- Ладно. Давай, рассказывай.

Ее тон не суровый и не требовательный, и я спрашиваю себя, что творится в ее голове. Она кажется напряженной, словно готовясь выслушать секрет, особенно важный для ее жизни. Сейчас ей не хочется ни развлечений, ни проволочек, а лишь выслушать мой рассказ, объясняющий, почему ее сестра хотела, чтобы она не знала некоторых вещей. Возможно, она ревнует к моей близости с ее сестрой, которая могла быть большей, чем она предполагала. Ведь я это не только перепихон по выходным и Кларино утешенье в ее слишком монотонной жизни, но и тот, кому Клара поверяла свои секреты, подробно описывала ее сложные взаимоотношения со старшей сестрой, рассказывала о том, как в ее возрасте продолжала переживать из-за реакции сестры и ее мнения обо всем этом. Внезапно Карина видит во мне знатока секрета, который может поведать ей о том, почему в ее собственной жизни что-то не сложилось, не задалось, не получилось так, как могло бы быть. И я, хранитель тайн, могу открыть Карине секрет, как она была ценима той, кто знал ее лучше всех. Но, Карина хочет, чтобы я говорил не о сестре, а о ней самой.

Я наливаю себе пива. Я не потрудился выдумать байку, которую буду рассказывать Карине, из-за собственной лени. Из-за этой самой лени я начинал все зубрить всего за два-три дня до экзамена, составлять сметы в самый последний момент, я не вызывал водопроводчика до тех пор, пока не появлялся риск неизбежного затопления. Я ничего не приготовил и проклинаю себя, наливая пиво в стакан. Но в то же самое время я чувствую прекрасное возбуждение, как актер, выходящий на сцену импровизировать монолог, от которого зависит его актерское будущее. Я улыбаюсь сам себе и улыбаюсь, даже выходя из кухни со стаканом в руке. Я жестом показываю Карине, чтобы она шла за мной на террасу. Она очень серьезна, сосредоточена, почти испугана. Мы усаживаемся на пластиковые диванчики. Тихий, спокойный вечер, хотя слишком свежо. Больше обычного слышен шум городского движения. Стрижи вычерчивают в небе замысловатый узор, и, как обычно, пронзают небеса следы летящих самолетов. В этот час, когда солнце уже скрылось из виду, но еще искрится на горизонте, самолетные следы блестят так, словно они сделаны из какого-то фосфоресцирующего материала. Я перестаю любоваться небом.

- Готова?

- Уже давно.

И хотя во всем теле я ощущаю мелкую дрожь, подобную вибрации высоковольтных линий передач или антенн, я начинаю рассказ. В моем голосе звучит такая уверенность, чистота, убежденность и искренность, что я и сам этому удивлен.

Клара со слов Самуэля.

- Кларе было очень важно твое мнение, то, что ты о ней думаешь. Признаюсь, мне казалось странным, что эта женщина, по-видимому, весьма независимая и самостоятельная, придает такое большое значение мнению своей сестры.

- Поэтому, когда я посоветовала ей бросить тебя, она не обратила на мои слова никакого внимания.

- Да, не обратила, так же, как не обращала внимания на многое другое. Но теперь, после того, как ты рассказала мне о ней, я думаю, что таким способом она вовсе не игнорировала твое мнение, нет, она прислушивалась к нему и учитывала его, понимаешь? Нет, ты меня не понимаешь. Для нее было очень важно, что ты думаешь, и это ее бесило. Кларе казалось, что она должна была быть более взрослой, зрелой и только сама, одна, принимать решения. Поэтому она, хоть и старалась выяснить, одобрила бы ты или нет то, как она поступила, иногда ей нравилось делать все наоборот, не так, как поступила бы ты на ее месте. Клара делала так именно потому, что чувствовала себя слишком зависимой от тебя.

Сейчас я понимаю, что, будучи еще подростком, она должна была неосознанно чувствовать нечто похожее. Она никогда не рассказывала мне, ни о том, что ушла из дома совсем молодой, ни о глупых выходках с наркотой. Да, она дала мне понять, что была безрассудной, совершала безумства, это ее собственные слова, и что одно из ее сумасбродств могло выйти ей боком. О тебе она говорила с нежностью, восхищением, нетерпением, как о ком-то, кто кажется нам таким совершенным, что до смерти раздражает. Мы любим этого человека, но в то же время хотим, чтобы он был более слабым, потому что только так мы можем приблизиться нему.

Карина нахмурилась, собираясь что-то сказать. Похоже, она нервничает из-за этого упрощенного ви́дения ее самой. Люди, вызывающие у нас восхищение, заставляют нас чувствовать себя неловко, потому что не признают наших слабостей. Нас поражает эта манера отрицать то, какие мы на самом деле.

- Мы никогда не приходили сюда, правда. Мы встречались с ней в гостинице, снимали номер на день, а потом Клара шла к себе домой, а я, обычно, несколько часов проводил в отеле. А один раз я даже провел ночь в том самом номере, где мы с твоей сестрой занимались любовью. Не знаю, привыкла ли моя жена к тому, что иногда я не ночевал дома, смирилась ли с этим? Я звонил ей, чтобы предупредить, что останусь на ночь в гостинице. “Один?” – всегда спрашивала она. “Конечно, один?” – отвечал я. Однажды она настояла на том, чтобы приехать в гостиницу, встретиться и провести ночь со мной. “Как если бы я была твоей любовницей,” – сказала она. Это была бурная ночь. Мы и вправду встретились, как любовники, а не как супруги, прожившие бок о бок двенадцать лет. Это было, хотя я не хотел рассказывать об этом. Кроме того, если я и дальше пойду по этой дорожке, ты окончательно утвердишься в своем мнении о том, что я – подлец. Но не все в жизни так просто, наши чувства не так-то легко разделимы одни от других, и, порой, привязанность и страсть переплетаются между собой.

Клара не хотела приходить ко мне домой, даже если жена была в отъезде. Ей казалось, что это плохо. Клара говорила, что уж если она отняла у нее мужа, то не хотела бы занимать также и ее территорию. Нам всем не хотелось бы представлять, что наше место в любовном гнездышке занято кем-то другим. Окажись мы в одном из таких гнездышек – номер отеля не в счет, они могут быть разными – и наши фантазии и домыслы сразу приобретут строгую определенность. Мы ясно увидим нашу половину на этом же самом месте занимающейся с нами тем же, чем всегда. И в этот момент присутствие третьего станет для нас невыносимым, потому что он не присоединится к нам, а заменит нас. Честно говоря, я не хотел, чтобы Клара приходила сюда, потому что боялся, что она оставит какой-нибудь след: волос, запах, платок, какую-то вещицу, выпавшую из сумочки. В общем, об этом мы с ней договорились раз и навсегда, и больше эту тему не обсуждали. Иногда гостиницу оплачивал я, иногда – Клара. Твоя сестра не была жмоткой, да ты и сама это знаешь.