— Готово!

Рената отпустила курицу. Потом быстро выпрямилась, ударив затылком Али-бабу по носу.

Али-баба покачнулся. Удар был так силён, что он потерял равновесие.

— Ну вот, теперь я расквасила тебе нос! — сказала Рената с виноватым видом. — Тебе очень больно?

— Ну, что ты! — Али-баба пытался улыбнуться. — Это мне не повредит: у меня такой курносый нос, что хуже быть не может.

Она рассмеялась.

Али-баба забыл о боли. Как странно, до сих пор он считал всех девушек глупыми. Но Рената… нет, Рената совсем другая. Он смотрел на неё как зачарованный…

Рената повернулась к нему спиной. Она уже открывала следующее гнездо.

— Запиши: номер шестьдесят один — одно яйцо. Написал? Что ты так на меня смотришь? Да ты не пишешь!

— Нет, что ты! — Али-баба быстро нагнулся, чтобы поднять бумагу и карандаш, которые по-прежнему лежали на полу. — Я пишу.

И он действительно взялся за карандаш. Графит сломался, и Али-баба с трудом нацарапал: «Номер 1 — 61 яйцо».

Вот уже пять минут, как Али-баба стоит в умывальной перед зеркалом и причёсывается.

— Что с тобой случилось? — спросил удивлённо Малыш, который в это время мыл руки.

— Со мной всё в порядке. Смотри лучше, чтоб с тобой ничего не случилось.

Али-баба отложил в сторону старый гребень с наполовину выломанными зубьями. Он задумчиво поглядел на себя в зеркало. До чего глупо: пробор никак не желает держаться. Он сунул голову под кран, но это не помогло. Стоило волосам высохнуть, как они вставали дыбом. Али-баба показал себе язык. Он был недоволен своей внешностью. Три тёмных волоска, торчавших над верхней губой — предвестники будущих усов, — внезапно начали действовать ему на нервы. Они выглядели просто отвратительно. Ему нужно обязательно купить себе бритвенный прибор. И поскорее! Не мешало бы также приобрести новый костюм и хорошую рубашку. Не говоря уже о ботинках. В этом облачении — Али-баба подёргал вытянувшийся ворот своего старого, многократно заштопанного свитера — вряд ли можно получить приз за красоту. Нет, бесспорно нет!

Он открыл кран. Раковина наполнилась водой. Обмакнув кусок мыла в холодной воде, Али-баба нагнулся над раковиной и тщательно намылил голову.

Потом на смену мылу пришёл гребень. Али-баба причёсывался до тех пор, пока его кудри не прорезал безукоризненно ровный пробор. Так! Теперь Али-баба не боялся даже бури. Причёска всё равно останется безупречной.

Разглядывая себя в зеркало, Али-баба поворачивал голову то вправо, то влево. Неплохо! Он остался доволен своим парикмахерским искусством. Надо надеяться, что и Рената заметит его причёску. Он обязательно хотел, чтобы она ей понравилась.

При мысли о Ренате Али-баба не мог удержаться от улыбки. Он уставился в зеркало: его простоватое лицо, мыльный пробор, нахально вздёрнутый нос и оттопыренные уши внезапно исчезли. Вместо них он увидел Ренату: её глаза, её лоб, её рот. Он словно окаменел. В мечтах он уже рисовал себе чудесную картину. Лето, воскресный вечер. Он идёт рядом с Ренатой по старому парку. Вокруг всё так тихо, что кажется, будто они одни в целом мире… При одной мысли об этом Али-бабе стало страшно. По спине у него забегали мурашки. О, как ему нравилась Рената! Али-баба не знал, петь ему или плакать. А всё-таки это чудесно! Чудесно жить с Ренатой под одной крышей, чудесно каждый день работать вместе с ней, знать, что она где-то рядом… И что, может быть, когда-нибудь в будущем удастся пойти с ней погулять.

Фрау Хушке позвонила к ужину. Али-баба пробудился от грёз. Он снова увидел в зеркале своё собственное курносое лицо. Вода из крана, громко булькая, лилась в раковину. Али-баба завернул кран, взял гребень, мыло, полотенце и выключил свет в умывалке.

В столовой его пробор привлёк всеобщее внимание.

— Поглядите только на него, — кричали юноши. — Кто-то вылил Али-бабе на голову целую бутылку клея.

Али-баба стоял, вытянувшись в струнку, словно аршин проглотил.

— Хорст Эппке, в следующий раз, когда ты будешь принимать душ, изволь немного обсохнуть, — неодобрительно сказала Инга Стефани. — С такими мокрыми волосами не садятся за стол. Ты можешь простудиться.

Али-баба незаметно взглянул на Ренату. Она сидела за два стола от него и взволнованно говорила о чём-то с Лорой и Стрекозой: на него и на его пробор она не обратила ни малейшего внимания.

На какие только жертвы не пойдёшь, чтобы завоевать сердце девушки! Али-баба вырвал три волоска, которые торчали над его верхней губой; пригладил свои непокорные волосы, стал меньше чавкать за столом и даже начал прилежней заниматься арифметикой, чтобы не слыть больше круглым дураком. На птицеферме во время работы он вёл себя, как любезный кавалер. Стоило Ренате сказать: «Чёрт побери! Кажется, я забыла у «итальянок» совок», как её помощник уже сломя голову нёсся в другой курятник, чтобы принести ей забытую вещь.

— Ренату удивляло это усердие. Про себя она решила, что Али-баба честолюбив и хочет показать, что дело тут не в «новой метле». О его тайных чувствах она и не подозревала.

Настала пятница. В этот день в Катербургском доме культуры должны были впервые собраться желающие учиться играть на мандолине.

— Как глупо, что никто из ребят не хочет участвовать в нашем оркестре! — сказала Рената, протирая вместе со своим помощником окна в курятниках. — Вам бы только в футбол играть, а на всё остальное у вас времени не хватает. Не знаю, как другим, но лично мне никогда не понравится парень, который не признаёт ничего, кроме футбола.

Али-баба чуть не упал с лестницы. Ага, теперь он знает, как завоевать расположение Ренаты.

После ужина, когда Рената пошла в Дом культуры, Али-баба присоединился к ней.

— Я передумал: я тоже решил попробовать, — сказал он храбро. — Надо учиться всему — ведь так приятно немножко знать музыку.

На улице было так темно, что, если бы он и покраснел от такого вранья, этого бы всё равно никто не заметил.

Рената промолчала. «Как он изменился», — подумала она.

В Доме культуры Али-баба не отходил от неё ни на шаг. Седоволосый Хирзе выдал ребятам инструменты и рассадил их полукругом, в центре которого стал сам. Али-баба вместе со своим стулом придвинулся к Ренате. Как хорошо, что организовали этот мандолинный оркестр! Теперь Али-баба может на каждой репетиции сидеть рядом с Ренатой. Совсем рядом. Да он просто счастливчик! Али-баба был глубоко благодарен Хирзе за его старания…

Пока Али-баба размышлял, Рената слушала старого музыканта, который рассказывал об устройстве мандолины.

— Запомните, — говорил Хирзе: — мандолина состоит из грифа и корпуса, играют на ней специальной косточкой — медиатором.

Потом Хирзе объяснил, как надо держать мандолину и как называются струны.

Али-баба слушал только краем уха. Он строил воздушные замки. «Если я научусь хорошо играть на мандолине, — мечтал он, — то мы с Ренатой поладим. Надо во что бы то ни стало узнать её любимую песню. Я выучу эту песню наизусть и буду исполнять её вместо серенады. Это ей, конечно, понравится».

— А теперь настроим наши инструменты, — сказал Хирзе.

Он вытащил из жилетного кармана металлический свисток и извлёк из него тонкий, высокий звук.

— Это «а», — объяснил учитель.

И повторил тот же звук.

— Внимание! Теперь настроим соответствующую струну на звук «а».

Музыканты взялись за свои инструменты. Мандолины замяукали, как новорождённые котята.

Хирзе прислушивался. Склонив голову набок, он ходил от одного оркестранта к другому.

— А-а. Ещё раз… Я хочу слышать чистое «а». Яснее…

Перед Али-бабой Хирзе остановился с явным неудовольствием.

— Мальчик, — сказал он, — что ты делаешь? Где бродят твои мысли? Ты настраиваешь совсем другую струну. Внимание! Ведь это же «е». Вот «а», вот…

— Ах да, правильно!.. — Али-баба сделал вид, будто он случайно перепутал струну.