Куниберт, стоя рядом с ним и глядя на него сквозь толстые стёкла очков, начал рассказывать:

— Мы с матерью пошли на биржу труда. Я хотел стать по-рт-ны-им, но сво-бод-ных мест в по-ртно-вск-ой школе не было. «Мы те-бя уст-ро-им иначе», — сказала мне женщина на бирже труда. И она послала меня в Катербург, в народное имение.

— А тебе здесь нравится?

— Мне? Нет! Ведь я же хо-тел стать по-рт-ны-им. Но женщина сказала, что это ничего не значит, каждый может работать в деревне.

— Вот это новость! — Бауман воткнул в землю лопату. — Наверно, эта тётка с биржи труда получила задание набрать молодёжь для сельскохозяйственных школ. Вот она и решила не утруждать себя. Но, дорогой мой, эта дама не имеет ни малейшего представления о сельском хозяйстве. Она думает, что стоит сунуть человеку в руки грабли, и он сразу станет крестьянином. Чистейшая чепуха! Сельское хозяйство — нелёгкая вещь. Чтобы стать хорошим полеводом или животноводом, надо иметь голову на плечах — чтобы учиться, сильные руки — чтобы работать, и преданное сердце чтобы любить своё дело. Иначе ничего не выйдет, понимаешь? Но ты лучше скажи мне сам, нравится ли тебе у нас.

Куниберт судорожно глотнул слюну:

— Я н-не зна-аю, — промолвил он робко.

— Знать-то ты знаешь, не притворяйся. Ты можешь спокойно сказать всю правду.

— Я лучше бы хо-те-ел учиться на порт-но-го, — тихо признался Куниберт Мальке.

От работы ученикам стало жарко. Даже ветра они больше не замечали. Ребята сняли куртки, девушки — платки. Работали они ровно — не слишком быстро и не слишком медленно. Факир заявил, что они трудятся «в одном темпе». Затем наступил обеденный перерыв. Ученики побежали в столовую и набросились на голубцы, которые им полагались к обеду, а потом снова вернулись к овощехранилищу.

Заноза поплевал на руки.

— Ну, граждане, скоро финиш.

Но до финиша было ещё далеко. На полный желудок работать стало трудней. Ребята с трудом раскачивались. Факир стал рассказывать анекдоты, но они были не новы и не остроумны.

Рената не любила плоских шуток. Не слушая Факира, она помогала Малышу, так как свой участок она уже сделала. К своему удивлению, Рената почти не устала. Конечно, дело было не в тех двух голубцах, которые она съела за обедом. Фрау Хушке так ловко упрятала в капустные листья мясо, что его с трудом можно было обнаружить.

— Знаешь, я поняла как важно равномерно распределять свои силы, — сказала Рената Малышу.

Гора земли над овощехранилищем всё росла. За час до ужина работа была уже закончена. Ребята покрыли, картофель толстым слоем земли, и теперь ему был не страшен любой мороз.

— Ну, вот мы и кончили! Здорово поработали! — хвастались младшие ребята.

— И всё же мы дураки, — возразил им Факир, опершись на лопату: — мы так поторопились, что теперь нам придётся засыпать ещё одну яму.

Вальтер Бауман кивком подозвал к себе учеников.

— Начинается! — заныл Факир. — А всё потому…

Но Факир ошибся. Оставшееся время их воспитатель использовал иначе.

— Теперь вы научились засыпать землёй овощехранилища, — сказал он. — Но знаете ли вы, как их закладывают?

И Вальтер Бауман начал объяснять, как это делается.

Третья полевая бригада отстала. Скорее! Поднажмите, рабочий день скоро кончится! Бригадир Леман с часами в руках быстро бегал взад и вперёд, явно тревожась.

— Живей, живей! Поторапливайтесь! Через пятьдесят минут картофель должен быть засыпан!

Леман было недоволен. Его бригада всегда выполняла, а часто даже перевыполняла дневные нормы. Но сегодня дело явно не ладилось.

Чёрт возьми! Леман вспомнил о премии. Один такой несчастный день может всё испортить. Он поглядел на ребят, и его гнев ещё усилился: почему они болтаются без дела? Работали кое-как и уже кончили… Бригадир снова посмотрел на часы. До конца работы оставалось сорок минут. Леман опять повернулся к ребятам.

— Чёрт бы их побрал! Лодырничают по-прежнему! Да ещё собрались в кучку. — Бригадир, возмущённый до глубины души, выругался. — Нет! Так дело не пойдёт. Эти балбесы отдыхают, а мы теряем свою премию.

Леман побежал через поле. Не обращая внимания на Баумана, он врезался в толпу ребят и начал командовать:

— Эй, коллеги, рабочий день ещё не кончился! У нас не принято бросать работу хоть на секунду раньше срока. Нечего таращить на меня глаза. Марш! Отправляйтесь в мою бригаду, быстро!

Ученики не трогались с места.

— Вы что, оглохли? — нахмурился Леман.

— Полегче, дорогой мой, за учеников отвечаю я, — спокойно сказал Вальтер Бауман. — А вы, ребята, оставайтесь здесь. Сегодня вы доказали, что можете засыпать землёй овощехранилище. И хватит! Больше вам этим заниматься незачем, — сказал он, обращаясь к ученикам.

Леман покраснел как рак:

— За это ты ещё ответишь, коллега!

— Мне нечего бояться! Я знаю, что делаю. Конечно, в экстренном случае я и мои ученики всегда к вашим услугам, об этом и говорить нечего, но всё должно иметь свои границы. Затыкать все ваши дыры ученики не могут. Ребятам надо учиться. На экзаменах им поблажки не дадут. Вот так-то!

Ученики незаметно подталкивали друг друга. Внимание, Бауман за них! Здорово он отчитал этого старого эксплуататора!

Леман круто повернулся. Сопя от злости, он направился обратно к своей бригаде. «Подожди же! Я всё расскажу Кнорцу. Он тебе покажет, кто здесь хозяин!»

В тот же день после ужина произошло нечто поразительное. Али-баба попросил у Факира платяную щётку.

— Зачем она тебе?

— Фу-ты ну-ты! Хочу почистить брюки, вот и всё!

— Смотри не запачкай её.

— Не беспокойся, мои брюки не повредят твоей щётке.

И Али-баба, забрав щётку, направился в умывальную. В это время там как раз брился Карл Великий. С его подбородка капала мыльная пена.

Али-баба принялся чистить свои брюки. При этом он не спускал глаз со старосты. Когда он наконец сбреет свою дурацкую бороду?

Но Карл Великий и не думал торопиться. Лезвие в его дешёвеньком бритвенном приборе было тупое, так как он, по своей скупости, брился им уже десятый раз. Он до тех пор скрёб, царапал и мял кожу бритвой, пока не порезался. Только после этого Карл убрал свои бритвенные принадлежности и с окровавленным подбородком отправился восвояси.

Наконец-то! Али-баба немедленно оставил брюки в покое. Подойдя к одному из умывальников, он сбросил туфлю с правой ноги и поставил голую ступню на край умывальника. Потом он остановился в нерешительности. Теперь ему предстояло самое страшное. Глубоко вздохнув, Али-баба вслух сосчитал до трёх и прикоснулся щёткой к подошве. Ай-ай-ай! Он бы с удовольствием отказался от своей затеи. Нет, это невозможно. Али-баба стиснул зубы. Сперва он медленно провёл щёткой по ступне. Потом его движения стали более быстрыми. «Не боюсь щекотки! Не боюсь! — твердил он себе. — Ай-ай-ай! Не боюсь щекотки!»

В умывальную вошёл Малыш, который хотел выпить на ночь несколько глотков воды. Он с удивлением посмотрел на Али-бабу.

— Что ты делаешь? — с интересом осведомился он.

— Ничего. Просто у меня зачесалась нога. Фу-ты нуты! Наверно, кто-то укусил.

Малыш открыл кран. Вода потекла ему прямо в рот.

— Насыпь себе в носки «цезарол»… Это помогает от блох, — посоветовал он уходя.

Али-баба не удостоил его ответом. Закусив губы, он снова взялся за щётку. На этот раз на очереди была левая ступня.

Леман не мешкая пожаловался на Баумана Кнорцу.

— Этот воспитатель чёрт знает что о себе воображает! — сказал заведующий хозяйством. — Но ничего! Завтра же утром я задам ему жару.

И вот утро настало. Было без четверти шесть. Папаша Боссиг, дежуривший ночью, в последний раз обходил имение. Через пятнадцать минут кончалась его смена. Старый Боссиг уже предвкушал удовольствие улечься в постель. «А раньше, — думал он, — я в это время как раз вставал и шёл на работу…» В конторе горел свет. Кнорц вместе с бригадирами и воспитателем обсуждал предстоящую работу. Дело шло быстро.