– А где, Малюта, взять доказательства вины Сильвестра и Адашева? На пустом месте суд не вершится. А наказание без суда – тот же разбой. Не для того мы создавали судебную систему, чтобы потом плевать на нее. Так не будет.
– Верно все говоришь, государь. Только если заговорщикам закон не писан, то почему он должен их защищать? А насчет доказательств есть у меня одна мыслишка.
– Не тяни жилы, Малюта. Говори!
Скуратов погладил бороду.
– Адашев на своем подворье содержал польскую вдову Марию-Магдалину в качестве полюбовницы. Она и сейчас на Москве. У нее пятеро детей. Надо бы с ней поговорить. Магдалина скажет все, что знает. Ей просто деваться некуда. Куда она с детьми пойдет из Москвы, коли прогнать ее из подворья Адашева?
– Она может ничего не знать о делах полюбовника.
– А вдруг знает? Я бы допросил ее, да и детей.
– Хорошо, – согласился Иван. – Допроси, но предупреждаю, никакого насилия. За самоуправство карать буду строго.
– Слушаюсь, государь.
Иван повернулся к Рингеру, стоявшему рядом:
– То, что слышал, забудь. Иначе головы не сносить. Не думаю, что ты хочешь разделить судьбу своего товарища Вольфа.
– Да я и не слушал, государь!
– Тем лучше для тебя! Сейчас же, немедля поедешь в село Коломенское. Осмотришь царицу и начнешь лечить тем снадобьем, которое удалось сохранить. А ты, Малюта, проводишь лекаря в село, усилишь там охрану и только после этого займешься польской вдовой!
– Слушаюсь, государь!
– Ступайте, и да поможет нам всем Господь!
Прошло два дня. Иван не мог выехать из Москвы. Он занимался ликвидацией последствий пожара. Рингер из Коломенского докладывал ему о состоянии жены. Лекарь делал все возможное.
Малюта тоже не терял времени даром. Он явился к царю с утра 5 августа. По его довольному виду Иван понял, что Скуратову удалось узнать нечто важное по поводу заговора против Анастасии.
Малюта поклонился, приветствовал царя, передал ему лист бумаги и сказал:
– Все, государь, показания полюбовницы Адашева Марии-Магдалины. В них много чего интересного.
Царь начал читать. Из показаний женщины следовало, что Алексей Федорович, угодив в опалу, постоянно пребывал в ярости. Он много пил, ругался. Грозился, что Иван еще пожалеет о содеянном. Кричал, что Сильвестр говорил правду, когда утверждал, что болезнь Анастасии – это Божья кара царю, несправедливо обвинившему своих ближних советников. Ее смерть останется на совести Ивана, потому как только он будет виноват в этом. Он вызвал на подворье своих людей и о чем-то говорил с ними, потом собрался и уехал, не попрощавшись.
Вечером на подворье пришел какой-то бородатый мужик из простолюдинов и передал наказ Алексея Федоровича уезжать из Москвы в Дерпт. Чем быстрее, тем лучше. Потом он стал приставать к Марии, получил отказ, сказал, что она никуда от него не денется, и ушел.
После пожара Мария проведала о гибели Домны, которую хорошо знала, лечила у нее детей, а также какого-то иноземца, оказавшегося в доме знахарки. Полька подумала, что это дело рук того самого бородатого мужика. Кто он такой, где живет, чем занимается, она не знала, но подтвердила, что этот человек приходил вместе с другими к Алексею Федоровичу.
На вопрос о том, почему Мария не послушалась совета Адашева и не уехала в Юрьев, она сказала, что на это у нее просто нет средств. Вдова подтвердила частые встречи Адашева с Сильвестром. Они проявляли недовольство правлением царя, называли его Ванькой.
Прочитав показания вдовы, Иван надолго задумался.
– Что скажешь, государь? – спросил Малюта. – Призналась-таки Мария-Магдалина, что Адашев и Сильвестр стояли во главе заговора против царицы!
– Нет, лишь в том, что Адашев и Сильвестр проявляли недовольство моим правлением. Но они и не скрывали этого. Мария показала, что Адашев грозился мне. Так это объяснимо. Лишиться в одночасье высокого положения из-за собственной глупости – причина веская. Да и что ни наговоришь, напившись вина? Вдова призналась, что к ней приходил бородатый мужик, передал приказ Адашева ехать в Юрьев. Потом узнала, что и перед пожаром у избы Домны тоже видели бородатого мужика. Ну и что? Как доказать, что это был один и тот же человек, и являлся ли он одним из поджигателей? Может, вор хотел забраться в дом Домны, где наверняка было чем поживиться, увидел настоящих поджигателей и тут же сбежал?
Скуратов разочарованно вздохнул.
– Значит, все мои труды впустую?
– Отчего же? Показания Магдалины можно трактовать и как оправдание Адашева с Сильвестром, и как обвинение, причем в тяжком преступлении. Найти бы еще этого бородатого посланца Адашева!
– Уже ищем, государь. Мария кроме показаний мне кое-что о нем поведала.
– И что же?
– Она шла с сыном к той же Домне и видела, как этот бородач заходил в один из дворов на посаде. Сейчас мои люди ищут этот дом, потому как Мария-Магдалина описала его довольно смутно. То ли на той улице, то ли на другой. Где-то в середине посада, ближе к реке. Но шла-то она от подворья Адашева до Покровки. Вот по этой дороге и ищем. Обязательно найдем, государь.
– Так у нас все мужики бороды носят.
– Но не все косят на один глаз.
– Вот как? Человек Адашева косой?
– Едва заметно. Но это хорошая зацепка.
– Почему ты раньше не говорил об этом?
– А зачем, государь? Ты поручил мне следствие, я его и веду. К чему тебе такие мелочи? Вот приведу злодея, тогда спросишь с него со всей своей царской строгостью.
– Узнаешь, где обитает бородач, сразу хватай его и смотри, чтобы не сбежал! Продолжай поиск. Завтра до обеда я буду на Москве, потом поеду в Коломенское. Рингер сообщает, что состояние Анастасии нормальное, но на душе тревожно. Да и не видел я ее долго, два дня. Сейчас для нее это много. Так что, если что найдешь, до обеда заходи на доклад. Позже приезжай на село.
– Понял, государь! Позволь идти?
– Ступай!
Утром 6 августа Скуратов явился во дворец спозаранку. Ждал, пока царь приведет себя в порядок, помолится, позавтракает.
Иван увидел Малюту, нетерпеливо ходившего по коридору.
– Чего так рано пришел?
Скуратов поклонился.
– Долгих дней тебе, государь.
– И тебе того же. Зачем, спрашиваю, в такую рань пришел?
– Взяли мы бородача. Вечером выследили. Ночью повязали. Петром Большовым его кличут.
– Вот как? Где он сейчас?
– Где же ему быть? В темнице сидит.
– Ты допрашивал его?
– Нет. Решил сначала доложиться тебе.
– Идем!
Царь и Скуратов прошли в подвал, где содержались лихие люди разного рода.
Малюта указал на избитого, прикованного к стене бородача.
Тот поднял голову.
– Сам государь пожаловал! Неужто из-за какой знахарки, которых на Москве пруд пруди?
– Ты поджег избу Домны? – спросил царь.
– Я.
– Один бы ты того сделать не смог.
– Как видишь, смог.
– Ладно, об этом потолкуем позже. Убить Домну и немцев тебя послал Адашев?
– Немцев? – еще больше удивился Большов. – Каких?..
– Ты мне не придуривайся, говори правду, дабы кнута не испытать.
– А меня, царь, ни кнутом, ни дыбой не испугаешь. Я как семьи лишился, перестал боль чувствовать. Не веришь, так проверь.
– Тебя послал Адашев?
– Да. Он велел смотреть за хатой этой колдуньи. А я уж не упустил момент отомстить ей.
– Отомстить? За что?
– Так это она, Домна проклятая, виновата в смерти моей малолетней дочери и любимой жены! Залечила, сволочь, дочурку до смерти, а жена не вынесла горя и повесилась. В один день похоронил семью, да и себя тоже. Теперь мне все равно. Что тюрьма, что казнь.
– И ты в горе своем поджег избу Домны?
– Не сразу. Сначала хворостом обложил ее, потом в сенях затаился. Надеялся, может, выйдет из горницы. Вышла. Я ее обухом по затылку. И крякнуть не успела. А потом петуха красного пустил и ушел дворами. Не заметил, что кто-то видел меня.
Малюта схватил Большова за волосы, рывком поднял голову.