Литмир - Электронная Библиотека

На следующий день должны были вернуться все остальные, следуя за машиной скорой

помощи, которая перевозила Луиса Игнасио из Витории в мадридскую больницу “Ла Пас”. Именно здесь, в больнице “Ла Пас”, вопреки всем прогнозам, насмехаясь над самыми

первыми ужасающими диагнозами, поставленными в больнице Витории, и начало

происходить чудо, которое тот, кто всем заправляет, относит к ночи самой аварии. Как тому

не быть! Теперь я отчетливо понимаю, конечно, это было чудо, то, что могло стать, но не стало бедой.

Арбо - Арбо (Понтеведра) муниципалитет в Испании, входит в провинцию Понтеведра в составе автономного сообщества Галисия. Муниципалитет находится в составе района Параданта

Бембибре – муниципалитет в провинции Леон в районе Эль-Бьерсо в Испании

флебит – острое воспаление венозной стенки в силу ряда различных причин

Эль-Пардо – город в Испании, в Новой Кастилии, в провинции Мадрид, на р. Мансанарес, в горах Монте-Пардо. Около 3 тыс. жителей. Одна из резиденций испанских королей

Вербена – популярный праздник с музыкой и танцами под открытым небом накануне какого- либо праздненства

Виториягород на севере Испании, административная столица провинции Алава и автономного сообщества Страна Басков

Глава 17. Нашествие дураков.

У меня имеется свой взгляд, на некоторые вещи, а раз так, то я его и выражаю. Что

касается Луиса Игнасио, мне не хотелось бы приплетать чувства чужих людей, всегда сдержанных и великодушных.

Яговорю о множестве гостей, которые своим присутствием “оказали честь” нашей семье

после того, как мы вернулись из Мургии с парализованным Луисом Игнасио, с призрачными надеждами и робкими ожиданиями его выздоровления. Особенно много их стало после того, как парень был выписан из больницы и начал путь к выздоравлению дома.

Люди, не появлявшиеся у нас годами и долгое время не дававшие о себе знать, похоже,

вспомнили дорогу в этот дом и оказались каким-то вечерком, а то и не одним, в гостиной,

попивая кофеек, или пивко. В этом доме отродясь не водилось ни пива, ни кока-колы, но

на протяжении этих месяцев, приходилось таскать его в изрядных количествах. Люди

потягивали пивко, болтали, нагоняя тоску, по крайней мере, на меня, засиживаясь до последнего. Они тщательно изучали Луиса Игнасио сверху вниз, рассматривая его так, словно он был редким экземпляром дрессированного циркового животного. Они досконально изучали его длинный шрам на затылке, приговаривая “ как хорошо, чудесно, это просто чудо”, снова и снова разглядывая рубец от операции. Похоже было, они собирались усесться за стол поужинать, посудачить и вынести свой вердикт с тем же самым спокойствием и безразличием, с каким они воспринимали эту беду. Старшие извинялись, прося прощения за то, что вынуждены отвечать на телефонные звонки, по очереди уделяя внимание подобного рода непрошенным гостям. Ребята удирали из комнаты сразу же, как только могли, едва поприветствовав визитеров и извинившись перед ними, ссылаясь на учебу. У них не было

иного способа улизнуть и не было сил выносить эти длинные, занудные посиделки,

выслушивая комментарии незваных пришельцев.

Я делал все, что мог. Иногда я видел подавленное состояние Бегонии-матери, которая

больше всех была связана по рукам и ногам. Ведь у того, кто всем заправляет, в конце концов, была его работа в классе по утрам, а иными днями и по вечерам. Вот я и говорю, что тогда я появлялся из-за двери гостиной своей вальяжной и чувственной

походкой, располагался на спинке одного из кресел зеленого мебельного гарнитура, нагло зевая перед скучным визитером. Если Бегония-мать не укоряла меня и не приказывала

убраться восвояси подобру-поздорову, я упорно продолжал дерзить, поскольку это

казалось мне самым лучшим способом продемонстрировать свое отношение к этому

гостю, который и в самом деле был, что называется, первостатейным занудой. Совсем

другое дело, если она жестом или словом показывала мне, чтобы я покинул гостиную.

Очевидно, что ей по вкусу собеседник, и она готова продолжать болтовню.

По мере своих хилых возможностей, я делал все, что мог, чтобы разрядить вереницу

этих зануд, коих было предостаточно. Говорю же вам, я вовсе не собирался входить в

гостиную, рассвирепевшим, словно зверь, с ремнем из верблюжьей кожи, висящим в кабинете того, кто всем заправляет, и готовым к атаке... Так что, я тоже был не шибко-то

деятелен и полезен. Порой мое присутствие и дерзкие выходки даже приводили к

обратному, нежелательному результату, поскольку всегда находился кто-то (почти всегда это были дамы, впрочем хватало и джентльменов), кто восклицал: “Ах, какой милый, ну

просто лапочка!” и развлекался, лаская и тиская меня под любыми предлогами, лишь бы

продолжать приставать ко мне и надоедать своими телячьими нежностями. Они гладили меня, сюсюкая разные глупости, так что у меня не было иного выхода, кроме как

испариться. Как же я был зол! Я прятался под столом в столовой и, притаившись, ждал,

кипя от гнева, когда же смоется, убравшись восвояси эта очередная зануда. Гораздо лучше,

если кто-то страдает аллергией или просто впадает в панику от представителей моего племени. Такие, едва завидев меня, теряли всякую сдержанность и, крича, выскакивали

вон, в то же время неловко оправдываясь: “Ладно, милочка, я должна идти, уже поздно и

мне пора”. Когда дверь квартиры закрывалась, я направлялся прямиком в гостиную и с

удовольствием со всего размаху прыгал на ноги Бегонии матери. Она долго и нежно

ласкала меня. – Боже, как мне нравятся ее ласки! – и все казалось маленьким праздником,

так что на какое-то время я даже забывал о случившемся несчастье и о том, что сейчас мы

находимся в полосе невезения. Показывались и ребята, привлеченные тишиной, и говорили с

облегчением: “Отлично, что они ушли”. Такие вот дела.

Конечно, я насмехаюсь над этими людьми, которые, учуяв запах беды, слетелись, как мухи

на мед, поглазеть на этот ужас. Друзья, настоящие друзья, даже те, с которыми и виделись-

то раз в год по обещанию, и разговаривали редко, все они были желанными гостями и

с первой минуты были готовы прийти на помощь, не докучая: “Позвони мне, если что-нибудь нужно”, “чем я могу помочь?”, “Присылайте ко мне ребят, пусть они придут поесть и поспать, кровати у меня есть”, “почему бы вам не поговорить с доктором Х по моей рекомендации?”, “у меня есть один близкий друг...”, “я могу сходить за продуктами”. Все это предлагалось по дружбе, от души и, естественно, без назойливости. Они звонили каждый день на протяжении всего времени, проведенного в больнице, ежедневно были готовы помочь в решении административных вопросов. И когда парень вернулся домой, ковыляя на своих ногах, (вопреки единогласному прогнозу врачей, костыли остались в машине), друзья искренне продолжали успокаивать его после всего случившегося. Ясно, что друзья никогда не надоедают, как говорит тот, кто всем заправляет. У них мягкий, бархатный голос и огромное, как вселенная, сердце, в котором умещается вся вложенная тоска, тоска, наполнявшая этот дом на протяжении многих месяцев. Как бы на нас ни накатывало, только мы подсознательно чувствуем наше отношение друг к другу, особенно я. Я говорю так не из глупого тщеславия, просто я лучше других улавливаю биение сердца каждого из членов семьи.

Иногда я задаю себе вопрос, как бы им жилось без меня, ну, если бы я не вошел

однажды в их дом, став частью их жизни. Думаю, мое присутствие в этом доме было

важным и сыграло свою роль в формировании характера детей, смягчив какие-то острые

грани в оношениях старших. Как бы то ни было, я уверен, без меня жизнь семьи была бы другой. Уверен, мое отсутствие, когда это произойдет, привнесет в семейство чувство неполноценности. “Тот день, когда Ио умрет, это...”, - услышал я однажды слова Бегонии-матери. Дело в том, что несмотря на все мои шалости и проказы, я постоянно присутствую в их повседневной жизни, являясь лекарством от их маленьких печалей. Я настраиваюсь на волну их чувств и ощущений без особенных усилий. Я смог это проверить и доказать во время тех месяцев, что Луис Игнасио играл бесспорно печальную главную роль.

16
{"b":"226235","o":1}