Луис Бланко Вила.
(перевод Голубкова Вера)
Воспоминания глупого кота.
Кошки.
Они приходят, и никто не знает – откуда.
Они приходят из тоскливой, горькой, опасной темноты,
кнутами хлещущей лесные дебри сельвы, черной, непроглядной ночью
и остаются навсегда, беспородные и переменчивые.
Они приходят из своего семейства,
приходят из сельвы.
Они приходят из чувственности, нежной и ласковой сущности,
которая по приходе к человеку мило скрывается.
В глубине их глаз – мертвые птицы,
а в дремлющих когтях – растерзанные рыбы.
Они приходят, и никто не знает, откуда…
Они приходят…
Хосе Луис Идальго.
Из книги “Животные”.
Глава 1. Глупый кот.
Меня зовут Ио, но также мне говорят “глупый кот”. И я не знаю, почему. В самый
последний раз это было как раз вчера, на кухне, когда на улице, за окном крупными хлопьями валил снег. Снежинки были размером с мои уши. Отец – это тот, кто заправляет всем в доме, кто садится в самом удобном углу большого дивана в гостиной перед телевизором. Так вот, отец глядел в большое окно, выходящее в парк. Была еще ночь, и так охотно, с большим желанием, падал снег. Не знаю, почему он сидел в темноте. Обычно, самое первое, что он делает, войдя на кухню, – включает свет. Вчера он его не включил. Он подошел к окну и оперся локтями на белую мебель, протянувшуюся вдоль всей передней стены кухни, в которой, кстати, находятся шкафчики с едой – в том числе и моей, в консервных банках с разноцветными котами, – раковина и посудомоечная машина. Он все смотрел и смотрел на деревья парка, уже укрытые снегом, провожая взглядом отблески, похожие на блики Луны на спокойной, безмятежной водной глади пруда, но не такие спокойные.
Всегда, в любое время, когда я слышу, что он, ну тот, кто командует, держит путь на кухню
и собирается готовить завтрак для всей семьи, я спрыгиваю с кровати Ми́чу – так многие называют Хайме – у ног которого находится моя собственная постель, и уныло плетусь вслед за отцом.
Дело не в том, что я испытываю какую-то особую симпатию к отцу, у которого нет
привычки быть слишком уж любезным и внимательным ко мне. К примеру, он не выносит, чтобы я прыгал к нему на колени, когда он читает, сидя в гостиной (вот ведь скучища-то эти пресса и книги, просто жесть, я натыкаюсь на них повсюду). А если я все-таки пытаюсь
забраться к нему на ноги, и к моему удивлению, мне это удается, он безо всякого снисхождения сбрасывает меня оттуда. Точно так же он поступает, если находит меня
спящим на вращающемся кресле в своем кабинете перед столом, как всегда заваленном
книгами и бумагами. Нет, я не скажу, что он плохо со мной обращается, вовсе нет. Но в любом случае, как говорится, я не в восторге, мне это не нравится, особенно потому, что
мне никогда не удается узнать, как он поведет себя со мной. Это вызывает у меня большое подозрение.
Однако, нужно быть деловыми и трезво смотреть на вещи. Каждое утро он поднимается
самым первым и, следовательно, может быть самым первым, кто откроет дверь на балкон кухни, где у основания громадной стиральной машины стоит не всегда чистый лоток с песком, который служит мне для облегчения. Возможно, если отец захочет, то он может оказаться также самым первым, кто уделит внимание моему брюшку, которое в это время громко урчит, выпрашивая немножко еды.
Разумеется, вчера, из-за того, что было темно, он не увидел меня до тех пор, пока я не
захотел потереться спиной о его голые ноги, прикрытые банным халатом. При первом нежном и ласковом прикоcновении моей спинки, он испугался и очень быстро обернулся,
словно хотел меня ударить. Но не ударил. Только немного разозлился и сказал мне:
- Глупый кот!
Потом включил свет и даже перед тем, как включить кофеварку (что он всегда делает
прежде всего), он бросил мне в пластиковую миску изрядную долю корма со вкусом рыбы.
Это не тот вкус, который нравится мне больше всего, но мой животик был ему благодарен, и я тоже. В этот раз, уже избалованный, я выгнул дугой свою спинку и несколько раз потерся о его ноги, когда он резал на ломтики хлеб, который собирался поджарить. Я уж и не знаю, сколько раз он назвал меня “глупым котом”, но теперь он говорил это, широко улыбаясь, и эта улыбка не сходила с его лица до тех пор, пока вода, закипев, не забурлила и кофеварка не начала фыркать.
Michu – Миге́ль Пе́рес Куэ́ста, более известный как Ми́чу, испанский футболист, атакующий полузащитник и нападающий валлийского клуба “Суонси Сити”, выступающего в Премьер-лиге
Глава 2. Мне хорошо.
Как я уже сказал, я – Ио и мне девять лет. Иногда я слышу разговоры о том, что я
приближаюсь к старости, и она уже не за горами. Меня удивляет, что люди говорят подобные глупости. Экая чушь! Буквально через несколько дней после своего рождения я появился в этом доме. Всем, кроме двух малышей, было гораздо больше девяти лет от роду, но никогда я не слышал разговоры о том, что кто-то из них приближается к старости. Впрочем, я вру. Иногда я слышу от Хавьера, этого хулиганистого парня, большущего мошенника и плута, изучающего журналистику, что он называет “стариком” своего отца, и даже, как мне кажется, он говорил своей матери “старушка”. Однако, похоже, что на его губах это слово имеет другой смысл, который я не догоняю. Я чего-то не понимаю, но никто из них двоих не сердится, и более того, оба отвечают ему приветствием, типа: “Привет, детонька,” – говорит мать и “Ну что, бродяга,” – это тот, кто всем заправляет, то бишь, отец.
Я отлично себя чувствую. Я не припоминаю серьезных заболеваний в моей истории
болезни, а эту историю я недавно изучил сразу же после происшествия, действительно поганого, с Луисом Игнасио. Хотя время от времени меня носят к проклятущему ветеринару, который почти всегда меня колет. Ума не приложу, чем уж вызваны эти визиты, так меня раздражающие. Вот еще забота. Ведь это даже не совпадает с плохими моментами, которые могут быть у каждого. Ну, например, когда в горле застревает рыбья кость, или цыплячья косточка попадает в дыхательные пути.
Этот самый цыпленок – одна из серьезных забот матери. Она сердится на меня, когда я
вынюхиваю объедки со стола, выброшенные ими в зеленое ведро. Но я не понимаю, почему она злится, ведь она отлично знает, впрочем, как и я, – единственное, что я могу сделать, это обнюхать ведро снаружи, потому что оно – одно из тех ведер, что закрываются крышкой, как только перестают давить педаль, столь подходящую для того, чтобы оставить кое-кого с длинным носом… Но изредка, если мне удалось прихватить и умыкнуть обсосанное, худосочное крылышко цыпленка, оставленное на тарелке в раковине для мытья посуды, Бегония – это та, что зовется матерью и еще одна, кто всем распоряжается, – с воплями носится за мной. Рычащий пес и тот не проявил бы большего характера. Она гоняется за мной до тех пор, пока не отнимет мою добычу, ту, что мне пришлось выпустить из своих зубов. А именно, цыпленка, которого я так обожаю... Хотя я подозреваю, что она делает это из лучших побуждений, желая мне добра, потому что у нее имелся кое-какой пренеприятный опыт после одной из моих кражонок.
Так что, у меня отменное здоровье, которое соответствует, должен вам сказать, жизни
маркиза, которую я веду. Иногда у меня возникает такое чувство, что я должен был бы
сделать нечто важное и значительное, но, откуда я знаю, что должен делать кот, если в доме нет мышей?
График моей жизни весьма однообразен. По утрам я поднимаюсь вместе с тем, кто раньше
