Никто не выразил эту идею яснее, чем немецкий философ Ницше,[135] который принял ее за одно из основных положений своей философии.
«Мир уже достигал, — писал он в 1881 г., — всех допустимых состояний и притом не только один-единственный, но бесконечное число раз. То же самое относится и к данному моменту. Мир уже был и ранее далеко не один раз в таком состоянии и возвратится еще к нему в будущем, когда все силы будут распределены точно так же, как и сегодня; то же самое можно сказать о любом предстоящем и о любом последующем моментах. Человек! вся твоя жизнь, как песочные часы, будет находиться в вечном и постоянно повторяющемся круговороте…»
Мы оставим в стороне те выводы, которые делал Ницше на основании своей теории в отношении человеческой деятельности, и рассмотрим лишь ее, так сказать, физическую сторону. Будем считать ради упрощения, что все состояния системы допустимы в равной степени или, иначе говоря, в равной мере вероятны. Предположим также, что положения и скорости атомов, составляющих систему, являются в каждый момент случайными. Зададим себе вопрос, можно ли в этом случае утверждать, что имеется один шанс из, быть может, невероятно большого, но конечного числа шансов на то, что в течение бесконечно большого промежутка времени система придет в некоторое заданное состояние?
Если бы число возможных состояний было чрезвычайно велико, но все же конечно, мы могли бы, очевидно, дать положительный ответ.[136] К несчастью для сторонников идей о вечном возврате, это не так, поскольку начальные положения и скорость каждого из атомов бесконечно разнообразны, т. е. могут принимать бесчисленное множество различных значений. Следовательно, имеется бесконечное число в равной мере допустимых состояний, и мы должны определить вероятность того, что мы найдем данное состояние среди бесконечного множества других в течение бесконечно большого промежутка времени. Такая проблема полностью лишена смысла, поскольку речь идет о сравнении бесконечностей разной природы. Невозможно утверждать, что вероятность равна нулю (т. е., что никогда не будет возврата), но также нельзя утверждать обратное. Впрочем, по-видимому, сам Ницше заметил всю невозможность какого-либо серьезного обоснования своей теории вечного возврата, так как после слов, которые мы выше цитировали, он удовлетворяется проповедью этой теории как некоторого откровения, не говоря о ее научном значении.
Возражение, которое мы сделали тем, кто претендует на строгое доказательство вечного возврата в рамках механического атомизма XIX в., остается справедливым даже в предположении конечности вселенной и справедливости строгого детерминизма в этой вселенной. Пространство тогда конечно, и общее количество материи во вселенной в форме энергии излучения или вещества также конечно; но пространство предполагается все равно непрерывным, т. е. для каждых двух положений какого-либо материального тела существует бесчисленное множество промежуточных положений. Следовательно, и тут имеется бесконечное число возможных начальных положений для каждой частицы и, даже если не говорить о других бесконечно разнообразных превращениях, происходящих внутри вселенной Эйнштейна, уже этого одного соображения достаточно, чтобы мы могли, как и в предыдущем случае, показать, что теорию вечного возврата подтвердить невозможно.
Необходимо отметить, что гипотеза конечной (в пространстве) вселенной привела некоторых космологов, сторонников теории расширения вселенной, к рассмотрению «колеблющейся» вселенной с попеременным расширением и сжатием. Но эта теория в действительности лишь утверждает существование периодических колебаний радиуса вселенной, и нельзя, очевидно, применять тот же самый закон цикличности к эволюции каждой галактики, каждой звезды, каждой планеты, или даже предполагать, что в эпоху минимального радиуса вселенной имеется настолько большая концентрация материи, что совокупность всех элементов вселенной должна обязательно принять то же самое относительное расположение. Подобная гипотеза будет фактически выглядеть столь же произвольной, как и гипотеза Леметра о первоначальном «атоме-отце».
Кроме того, мы можем исключить все гипотезы, ведущие к вечному возврату, вспоминая о диалектическом характере движения материи, вовсе не исключающем, а наоборот, предполагающем действие случая. Теория «постоянного повторения явлений», в которой Кант, как говорит Энгельс, «пробил первую брешь» (см. гл. II), конечно, столь же неоправданна по отношению ко всей вселенной, как и по отношению к солнечной системе. Изменения происходят вечно, но формы изменений не могут сами быть постоянными. Предполагать, что вселенная, включая все ее отдельные элементы, функционирует периодически с математической точностью хорошо отрегулированной динамо-машины, — это значит идти против всего того, что мы знаем о движении материи.
Вместо того, чтобы идти по пятам сторонников механистического материализма в его чистом виде, Ницше должен был бы вспомнить прекрасное сравнение, которым греческий философ Гераклит, один из первых высказавший идею о циклической эволюции, хотел показать невозможность существования двух полностью идентичных мгновений:
«Никогда не опускаются два раза в одну и ту же реку, так как вода в ней всегда меняется: она рассеивается и собирается, она ищет и покидает, она приближается и удаляется».
Конечное и неограниченное время
Если идея о вечном возврате является очень древней, то до некоторой степени аналогичная идея о конечном времени появилась на свет уже после возникновения теории относительности. Известно, что Эйнштейн подверг существовавшее до него в науке понятие времени весьма основательной критике. Однако эта критика касалась главным образом того, что может быть названо локальными свойствами времени, и во всех схемах, которыми Эйнштейн и его последователи пытались представить вселенную, время всегда рассматривалось как уходящее в бесконечность, даже в том случае, когда пространство предполагалось конечным и неограниченным.
Однако были и такие, которые хотели пойти еще дальше и похоронить сразу все проблемы, касающиеся «происхождения» или бесконечной эволюции вселенной, выдвинув положение о том, что время также может быть конечным и неограниченным. Вполне возможно математически построить модели вселенной, обладающие подобными свойствами. Но эти модели чрезвычайно причудливы. В них можно рассматривать время точно так же, как и какое-либо измерение пространства, отсчитываемое как в одном, так и в противоположном направлении. Лишь несовершенство природы человека заставляет нас отсчитывать время в одном направлении, но если бы мы обладали более совершенными чувствами или по крайней мере способностью охватывать гораздо более продолжительные промежутки времени, что позволило бы следить за событиями до нашего рождения и после нашей смерти, мы снова встретили бы настоящую эпоху после несомненно чрезвычайно долгого, но конечного промежутка времени,[137] и за все это время мы не обнаружили бы ничего, соответствующего началу или концу. Прошедшее нам показалось бы эквивалентным будущему и очень далекое будущее стало бы фактически близким прошедшим и, наоборот, очень далекое прошлое стало бы близким будущим. Мы должны были бы, таким образом, принять, что будущее обусловливает прошлое точно так же, как прошедшее обусловливает, согласно существующему мнению, будущее. Мы имели бы, следовательно, пространство — время, конечное и неограниченное во всех своих четырех измерениях. Четвертое измерение — время — также не имело бы ни начала, ни конца. Вместе с тем эволюция вселенной, полностью «замкнутой» в самой себе, продолжалась бы лишь конечное время.
Конечно, эта теория противоречит нашим наглядным представлениям о внешнем мире гораздо больше, чем первые релятивистские теории (этим объясняется тот факт, что Эйнштейн всегда отказывался ее принять), но ее возникновение было, по существу, вполне естественным. Некоторые сторонники идеи о конечной и неограниченной вселенной хотели осуществить с помощью этой теории последний синтез, снимающий, по их мнению, целый ряд противоречий между конечным и бесконечным. Но от окончательного вывода, к которому приходят эти необычайные спекуляции, веет наиболее ограниченным детерминизмом. Этот вывод принципиально антидиалектичен, поскольку совокупность явлений, протекающих в пространстве и во времени, рассматривается как нечто образующее замкнутый и потому целиком доступный определению «массив». Мы видим, таким образом, к каким противоречиям с реальной действительностью приводит в конце концов математический формализм, сторонники которого использовали открытия Эйнштейна, доведя их до крайних следствий.
