А у меня это так получилось, — заговорила Надя приглушенным голосом. — Вместе с другими схватили меня эсэсовцы на улице, посадили в машину и повезли. Натерпелись мы страху: думали, на расстрел везут. Привезли нас в одну воинскую часть, она размещалась в техникуме связи — может, знаешь?

— Нет, я в Минске не была.

— Ну вот, заставили нас чистить картошку и мыть полы. Однажды моя соседка подобрала на улице листовку. В ней был призыв к нам, молодежи, встать на борьбу с фашистами. Я, недолго думая, захватила с собой эту листовку в казарму и, когда на кухне остались только одни девушки, стала читать ее вслух. Вдруг — что ж бы ты думала? — из-за ящиков показывается немецкий солдат. Подходит ко мне и вырывает листовку.

— Ой, я бы, наверно, умерла в ту минуту со страху! — пискнула Люся.

— И не говори, я уж сама думала, что конец. А он подержал листовку в руках, потом вернул ее мне. «Возьми, — говорит, — но больше этим не занимайся, а то нарвешься на агента гестапо и сгоришь в два счета».

— Да. Среди их солдат встречаются и хорошие люди.

Я закурил. Огонь спички осветил сарай. Девушки помолчали, но вскоре зашептались вновь, но уже так тихо, что я ничего не мог расслышать и вскоре уснул.

На следующий день, часам к одиннадцати утра, мы уже подходили к месту назначения — к лагерю второго отряда. Он разместился недалеко от сожженного хутора Мыльница, примерно в полукилометре от проселочной дороги, ведущей в Смолевичи. Отсюда было почти равное расстояние до Минска и до Борисова — километров сорок пять, и разведчики были очень довольны этим. После непродолжительного отдыха первой ушла в Минск Финская со своей неизменной группой прикрытия, которую возглавлял Иван Автушенко. Потом отправилась Надя Троян. Прощаясь с нами, она попросила:

— Хорошо бы, если бы кто-нибудь из партизан находился вблизи Минска, чтобы можно было передавать вам срочные донесения.

— А мы вам приготовили уже группу боевого прикрытия, — ответил я.

Она сперва не поняла, что это означает. Ей объяснили, что группа боевого прикрытия будет сопровождать ее в пути почти до Минска, а потом будет поджидать ее в условленном месте и снова будет охранять в пути при возвращении на базу.

— А можно мне познакомиться с моими телохранителями? — улыбаясь, спросила Надя.

— Можно, — ответил Рудак, — только старшего группы мы еще не подобрали.

На эту должность сейчас же напросился мой ординарец Коля Антошечкин, и Надя, познакомившись с ним, осталась довольна.

Немного спустя после ухода Нади с ее «телохранителями» покинули новую базу разведчики группы Качана. Они снова отправились в Борисов с заданиями для Алехновича и Касперовича. А на следующий день туда же пошла в сопровождении Носова и Меняшкина Люся. Ей дали задание — добыть бланки паспортов.

Так началась деятельность оперативно-разведывательной группы нашей бригады на новом месте.

Еще в прошлый приход в Борисов наши молодые разведчики узнали от Чернова все, что было нужно, о Касперовиче. С первых же дней войны он был на фронте, попал в окружение и, избежав плена, вернулся домой, в Борисов. А семья его уже эвакуирована, фронт отодвинулся очень далеко, и Касперович. теперь живет в своем доме один. Снова работает на стеклозаводе по своей прежней специальности и мечтает уйти в лес к партизанам.

Зная все это, Борис, Николай и Артур смело явились к нему. Касперович несказанно обрадовался — ведь он хорошо знал каждого!

— Вы вот воюете, а я в кустах отсиживаюсь. Сам себе стал противен, — жаловался он разведчикам.

Те переглянулись.

— Чего перемаргиваетесь? Я-то ведь знаю, что вы партизаны. Мне верный человек говорил о вас.

— Ну, а коль знаешь, так слушай наш совет, — также без обиняков перешел к делу Борис. — Оставайся пока в городе. Ты нам здесь нужен. За этим и пришли к тебе.

Борис объяснил Касперовичу, что разведчики намерены использовать его дом для оперативных целей. Тот с радостью согласился, и группа Качана поспешила на квартиру Чернова: там разведчиков должен был ждать кандидат в бургомистры Парабкович.

Вот он сидит против Николая и, слегка волнуясь, с опаской поглядывает на окна, хотя они хорошо замаскированы.

— Знаете, кто мы? — в упор спросил его Николай.

Парабкович утвердительно кивнул головой, потом поднял глаза и тихо сказал:

— Догадываюсь.

— Нам известно, что вас вызывал к себе комендант города и предлагал стать бургомистром. Что вы решили?

— Я отказался.

— Окончательно?

— Да нет… Отказаться наотрез опасно — беды наживешь. Оттягиваю время. Но комендант настаивает.

— Значит, при желании вы завтра же сможете стать бургомистром?

— Да-а… Но…

— Так вот, — строго сказал Николай, — штаб партизанской бригады Дяди Коли предлагает вам согласиться с предложением Кёринга. А как только вы станете бургомистром, мы дадим вам особое задание.

Парабкович несколько секунд сидел молча и тяжело смотрел в пол. Перспектива — стать в глазах горожан предателем — была слишком страшна для честного человека. Да и опасна. Наконец он поднял глаза и сказал неожиданно твердым голосом:

— Я выполню ваше задание.

— Вот и хорошо, — с облегчением вздохнул Борис. — Вот вам первое наше задание. Слушайте внимательно. Нам стало известно, что начальник военной разведки полковник Нивеллингер ищет себе через магистрат города семейную квартиру. Становитесь бургомистром и как можно быстрее устраивайте Нивеллингера на квартиру к Касперовичу…

Так Парабкович стал бургомистром города Борисова. А через три дня Качан уже докладывал нам, как Касперович чуть было не сорвал все дело.

— Все рухнуло! — в отчаянии воскликнул Касперович при встрече с разведчиками. — Проклятый Парабкович! Не успел стать бургомистром, как сразу же начал выслуживаться перед фашистами — выгнал меня в сарай, а в моем доме собирается поселить какого-то фрица. Черт с ними, я уже все обдумал: как только он въедет, подожгу вместе с ним свой дом, а сам подамся к вам в лес.

Борис охладил его пыл и сказал, что офицером, которого вселяют в его дом, интересуется штаб бригады Дяди Коли, а на него, Касперовича, возлагается обязанность следить за своим квартирантом, брать на заметку всех, с кем он будет приходить или приезжать домой, и все, даже мельчайшие сведения о нем, передавать разведчикам.

Не ожидавший такого оборота Касперович сначала растерялся, потом по-мальчишески рассмеялся и попросил рассказать все сначала и, выслушав, сказал торжественно:

— Спасибо за доверие, товарищи! Сделаю все, как надо.

Теперь оставалось ждать развития событий.

Я спросил Бориса, не видали ли они в городе Люсю. Дело в том, что минули уже все сроки ее возвращения и — ни слуху ни духу. Мы очень волновались за ее судьбу.

— Нет, Люсю мы не встречали, — ответил Качан.

Прошло еще два дня, и Люся вернулась. Пришла она как-то тихо, не так, как возвращаются другие разведчики, с шумом. Молча подошла к нам с Рудаком, вытащила из сумки толстый сверток и подала мне. Я развернул и ахнул: у меня в руках оказалось семьдесят чистых бланков немецких паспортов для советских граждан. Этому богатству цены не было!

— Как же вам это удалось? — с удивлением и восхищением спросил я.

И Люся рассказала.

Пока она шла в Борисов, все время думала, как же достать паспорта, за которыми ее послали? И в ее голове созрел дерзкий план.

Она смело пошла в центр города, зашла в паспортное бюро и направилась прямо в кабинет заведующего Тришко. Приняв ее за очередную посетительницу, тот грубо спросил, что ей надо.

— Я пришла к вам от штаба партизанской бригады Дяди Коли за чистыми бланками паспортов, — бесстрастным ровным голосом заявила Люся. Тришко от неожиданности раскрыл рот, а Люся тихо добавила: — Они нам очень нужны.

Тришко побледнел, вскочил с кресла, глаза его округлились, налились кровью. Он закричал:

— Что ты сказала, паршивая девчонка?!