Один из наиболее распространенных трюков — слон становится на голову. Зрелище это удивительное и всегда вызывает бурю аплодисментов; но даже и глупые животные — какими в большинстве случаев бывают слоны — легко выучиваются этому трюку. Сперва слона подводят к стене и плотно прислоняют к ней так, чтобы он чувствовал, что для его большой тяжести есть надежная опора. Передние ноги ему спутывают. К задним ногам прикрепляют канат с блоком. Голову прижимают к полу, а задние ноги и туловище постепенно приподнимают с полу. Это работа трудная, потому что вес у слона огромный. С каждым днем его поднимают все выше и выше. Когда он привыкнет к этому, с передних ног снимают путы. Потом наступает наконец минута, когда, почувствовав, что его задние ноги начинают подтягивать кверху, он сам поднимает их. Дрессировщик знает тогда, что игра выиграна. Слон понял, в чем дело. Его ласкают, хвалят и угощают любимыми лакомствами. Он очень доволен собой. Теперь он скоро выучится стоять на голове.

Научить слона садиться еще легче. Обучение требует недель трех — не больше. Слона прислоняют к стене, перед которой ставят стул. Стул должен быть прочен, как скала, потому что слон, на опыте убедившись, что весом он не легенький, страшно боится шатких сидений. Когда его задние ноги коснутся стула, его колют палками и толкают назад, пока он не сядет; при этом командуют: «Садись». Он всегда предпочитает «сесть» раньше, чем его начнут колоть острой палкой. После этого он получает любимое угощение. Мой знакомый слон в виде награды за то, что сядет, получал одну шоколадную конфетку (его ежедневная порция еды весила полтонны!).

Я ненавижу, когда слонов заставляют ложиться. Когда слон ложится в джунглях, к нему сейчас же забираются в хобот и в уши муравьи и всякие ползучие твари, и поэтому он привык думать, что ложиться всегда очень неприятно. Это кажется легким, но обучают лежанию очень жестоко. Слона колют в бок острием, и все в одно и то же место, пока он не ложится инстинктивно, чтобы защитить раненое место. Это очень жестокий способ по отношению к доброму слону, который никогда не сердится на тех, кого знает. В мои былые цирковые дни мне случалось наказать слона во время дрессировки, потом приласкать его, — и я мог лечь прямо перед ним на землю и лежать совершенно спокойно, зная что если кто-нибудь захочет обидеть меня, то поплатится жизнью.

Один мой приятель приучил слона к тому, что как раз перед началом номера слон получал морковь. Раз мой приятель заболел, а заменявший его товарищ забыл захватить морковь. Когда слон вышел на арену, он ясно дал понять дрессировщику: «Моркови нет — и номера не будет!»

— Ради Бога, морковь! — как на крыльях полетело кругом. Публике объяснили в чем дело. Появившуюся морковь встретили шумными аплодисментами.

Этот случай обошелся благополучно. Но раз, в Бингемптоне, в штате Нью-Йорк (я работал тогда в цирке братьев Селльс) случилось, что два слона прямо с ума свели и кассу и дирекцию. Слоны любят воду еще больше, чем малайцы, и великолепно плавают. У нас были два слона — Красавец и Мэм. Они уже больше недели не купались по-настоящему, и вот дрессировщик решил дать им вволю поплавать в реке Ченанго. Это было ошибкой. Красавцу и Мэму слишком понравилось в воде. Они решительно отказывались выйти из реки, и единственным их ответом на зов сторожа были крики восторга. По городу разнеслось с быстротой молнии, что на реке даровое зрелище, какого еще не видывали здесь. Толпы собрались на берегу, любуясь слонами: мужчины, женщины, дети… Красавец и Мэм пускали фонтаны воды из хоботов. Дрессировщик был совершенно беспомощен. Ему оставалось только не отходить от реки, пока слоны не накупались и не вышли на мелководье, тогда он сам полез вброд и загнал их на берег. К счастью, публике захотелось полюбоваться на этих «водяных» животных, и хотя начало представления запоздало, но цирк был переполнен.

Самые ужасные минуты в жизни мне пришлось пережить благодаря одному вполне благонамеренному слону. Это было в Аделаиде, в Австралии, в 1884 году. Я работал тогда в цирке Фрайера, был молод и смел. В один прекрасный день наш режиссер Фицджеральд задал мне вопрос:

— Чарли, хватит у тебя смелости дать слону перешагнуть через тебя?

— Хватит, если у меня в руке будет острый гвоздь.

— Бери хоть целый бочонок гвоздей, если за этим дело!

Я взял гвоздь и отточил его до остроты иголки.

Хозяином слона был португалец Джо Румани. Надо ему отдать справедливость, он был не столько укротитель, сколько дурак. У него была маленькая слониха Мэг. Из этих двоих — дрессировщика и Мэг — весь ум выпал на долю Мэг. Трюк должен был быть таков: я растянусь на песке арены, а Мэг пройдет надо мной во всю мою длину. Мы начали обучать ее на соломенном болване. Она брезгливо приподнимала ноги и ни за что не хотела наступить на него: слоны терпеть не могут становиться на что-нибудь мягкое. Наконец, я сказал Джо, что попытаюсь проделать трюк. Он купил бутылку виски, чтобы отпраздновать это событие после представления, но, помимо моего ведома, от волнения хватил порядочную долю виски до представления. Лежа на спине, на опилках, усыпавших арену, я увидел приближавшегося ко мне Джо, который вел Мэг. Он шел зигзагами и вел слона боком. Единственным необходимым условием для нашего трюка было, чтобы Мэг находилась по абсолютно прямой линии с моим туловищем.

— Веди ее прямо, — одним углом рта сказал я ему так громко, что публика могла услышать мои слова.

Но Джо от радости не слышал ничего. Он поставил слона надо мной, потом потянул вперед. Мэг старалась как могла, но она была в совершенно неправильной позиции. Когда Мэг уже миновала мои ноги, я увидел, что ее правая нога находится прямо над моей головой. Я подумал, что мне пришел конец… К счастью, гвоздь был со мной. Я быстро воткнул его ей в ногу, и она так быстро отдернула ее, что ей удалось только задеть мой лоб и содрать кусочек кожи. Я даже боли не почувствовал, в таком я был состоянии: почти без сознания от волнения. Публика так и не заметила ничего, думая, что все идет как следует. После представления я поговорил с Джо Румани при помощи кулаков. Его отнесли в госпиталь, а я больше в этом номере не выступал.

Слоны редко размножаются в неволе. Единственным исключением из этого правила была Колумбия.

Колумбия была слониха, которая родилась в зверинце Купера и Бэйли. Это был первый случай в Америке. В то время Барнум и Бэйли были соперниками. Барнум прислал Бэйли телеграмму, предлагая ему 100 000 за новорожденного слона. Бэйли сейчас же заказал огромный плакат с копией телеграммы Барнума, и под ней двухфутовыми буквами была надпись:

Барнум таким образом дал своему сопернику в руки необыкновенно выигрышную карту. Колумбия стала козырем в игре. Впоследствии, когда совершилось великое слияние Барнума и Бэйли, она была у них в зверинце. Но, может быть, общее баловство испортило ее, потому что, начиная с двух лет, она стала выказывать признаки скверного характера. И чем старше она становилась, тем хуже шли дела. Она пускала свой хобот в ход главным образом для того, чтобы бить сторожей, причем двух или трех из них серьезно ушибла, а к семи годам ее пришлось держать связанной. Из принципа мистер Бэйли не мог держать у себя слона с таким скверным характером, но из того же принципа он ни за что не продал бы слона: таковы уж были его понятия о чести. Когда Колумбии минуло восемь лет — она была уже почти взрослой к этому времени, — он приговорил ее к смерти… Не нашлось никого, кому можно было бы поручить застрелить ее. Убить слона наповал — вещь нелегкая. Поэтому Колумбию решено было удавить. Ей накинули на шею две веревки, и двух слонов заставили тянуть их в разные стороны. Она умерла по вине своего скверного характера.