Один из мужчин сказал, что каждую ночь здесь появляются мародеры и воруют все, что могут унести. С окон домов свисали самодельные перетяжки. Миш их перевел. «ГОРОД САЛИ ХАСАНА НЕ ПОТЕРПИТ ВОРОВ. ВЫ БУДЕТЕ УБИТЫ».
Становилось темнее и темнее, и мы поехали на юг, хотели получше сориентироваться в обстановке, прежде чем организовывать наблюдательный пост базы. План действий в моем мозгу менялся. Выяснилось, что почти везде действуют патрули, организованные местным населением. Вооруженные иракцы, охраняющие свои дома, и передвигающиеся в ночи морские пехотинцы — вряд ли удачное сочетание. Я решил найти хорошее место для ночевки взвода, а затем заслать команду для разведки обстановки.
Мы остановились, выбрав подходящее место, «Хаммеры» поставили тесным кругом на бетонной площадке. Пулеметы 50-го калибра направили на каждый участок рва, через который сами приехали, а «Mark-19» направили в поля, рядом разложили гранаты, чтобы в случае нападения их не пришлось долго вытаскивать. Наше месторасположение находилось выше остальной территории футов на тридцать. Место было естественной крепостью. Морские пехотинцы уже патрулировали территорию, а я принялся за доклад обстановки по рации.
— Крестный отец, это Головорез-два. Примите доклад. — Головорез-два, — это Крестный отец, слышим вас хорошо. Сообщаем местоположение наблюдательного поста базы.
Я передал точные координаты на тот случай, если нам ночью понадобится артиллерийская поддержка, затем вкратце проинформировал их обо всех полученных за день сведениях.
— Крестный отец, мы планируем остаться здесь до утра. Пеший патруль с позывными Головорез Два-Два обследует местность на предмет ПИЗ. Как потали? ПИЗ — это первоочередное информационное задание — основная информация, которая потом прорабатывается разведкой. Наше ПИЗ включало в себя установление местонахождения таких объектов, как школы, больницы, дороги, по которым можно осуществлять движение, а также сбор информации, касающейся парка с аттракционами.
Когда батальон отрапортовал об одобрении плана, мы с Уинном собрались на вылазку.
Лунный свет был сверхъестественно ярок. Мы развернули карту на капот — все было видно и без фонаря. В то время как мы обсуждали план вылазки, на востоке от нас, с поля донеслись выстрелы.
Через несколько секунд огонь был слышен уже с трех направлений. Мы инстинктивно припали к земле — кажется, это по нашу душу.
— Боже всемогущий! Откуда это все взялось? — Уинн произнес то, о чем все мы думали.
Потом мы решили, что это местные жители убивали в порыве ярости мародеров, вступивших на их территорию. Стрельба не ослабевала целый час. Потом вдруг грохот стал громче, и это было очень похоже на зенитки.
До стрельбы мы собирались на вылазку, но я вдруг вспомнил совет майора Уитмера: не втягивайтесь в чужую перестрелку, не торопитесь убивать своих морских пехотинцев.
Я посмотрел на Уинна и сказал:
— Думаю, нам надо отменить сегодняшнее мероприятие, до рассвета всем нужно оставаться здесь. Если бы мы пошли, то это бы называлось не храбростью, а тупостью.
«Чертовски верно. Не стоит гробить морских пехотинцев только из-за того, что кто-то собирается украсть чей-то телевизор».
Батальон утвердил изменение наших планов. Командир роты связался с нами только после полуночи и внес дополнительные уточнения в завтрашний план. Нам нужно было отметить на карте все оставленное противником оружие или невзорвавшиеся боеприпасы, или взрывные устройства.
Наш день начался еще до рассвета. Ближайшее оставленное оружие было прямо под нашими ногами.
Две зенитные ракеты лежали в поле за зданием. В то время как я осматривал снаряды, ища маркировочное клеймо, ко мне из близлежащего дома подошел старик, одетый в серую национальную одежду.
Я положил руку на грудь и поприветствовал его: — Салам алейкум.
— Алейкум ас салам. — Он начал какую-то бурную тираду, время от времени пихая ногой снаряды. Я посмотрел на Миша.
— Он говорит, что рад вашему приходу и благодарен за свое освобождение. — Я ожидал от Миша перевода поразвернутей.
— Он также говорит, отсюда иракцы атаковали американские воздушные средства. Они отступили около недели назад. Он зол и на Саддама за его травлю людей, и на армию, у которой нет чувства собственного достоинства. Он поражен тем, что они отступили без боя.
— Скажи ему — массовые убийства не являются доказательством наличия чести. И спроси, есть ли еще оружие или федаины поблизости.
Миш передал теперь уже мою тираду. Мужчина рьяно отвечал и показывал на линию деревьев вдалеке. Глядя на него, мои морские пехотинцы уже садились в «Хаммеры».
«Он говорит, в той деревне, что расположена за деревьями, есть дом, в котором много снарядов. Больших и маленьких. Около двадцати. Вверх по дороге стоит здание, в котором обосновались федаины. Это высокая башня, рядом с озером».
Деревня, указанная стариком, была не в нашей зоне, так что мы просто отметили ее на карте. Но вот здание у озера — очень похоже, что оно как раз находится в парке с аттракционами.
И вот время для основного мероприятия нашего патруля.
Батальон приказал вернуться в строго обозначенный час. Я посчитал время на дорогу — на разведку парка у нас оставалось пять часов.
На линии горизонта явно обрисовалась башня, входящая в зону парка. Она выглядела меньше и хуже, но все равно напоминала сиэтлский «Спэйс Нидл» — чудо начала 1970-х, постепенно приходящее в упадок. Башню окружали прогулочные тротуары и амфитеатры.
Смотря в бинокль, я представил себе толпы людей и разноцветные шары вокруг. Я не мог понять: это одно из самых обнадеживающих мест в Ираке или одно из самых печальных? Потом я все-таки остановился на последнем варианте.
Мы с Уинном обсуждали целесообразность входа в огромный парк в составе всего лишь двадцати двух человек, а в это время в нашу сторону пропыхтел красный побитый «Фольксваген». Поравнявшись с нами, он остановился. Моих солдат долго ждать не надо: на машину немедленно было направлено с десяток стволов. Я повернулся посмотреть и параллельно продолжал наш диалог.
— Это пустынный островок. Они могут запросто нас всех тут перестрелять. Нужен четкий план, — говорил Уинн. Он не был против похода в парк; он просто хотел убедиться, что мы заранее все продумали.
— Может, сначала отправим в башню команду снайперов? — спросил я. — Они смогут осмотреться и при необходимости сообщить батальону координаты объектов.
— Плохая мысль, сэр. Они там будут слабо защищены, да и к тому же нас останется всего пятнадцать человек. Лучше оставаться всем вместе.
— Сэр Уинн, пойдите взгляните, — подозвал нас к себе док Брайан.
На водительском сиденье сидела женщина средних лет, сложив руки, она как бы молила нас о помощи; позади нее сидел мужчина с невозмутимым выражением лица. Яподошел к машине и почувствовал больничный запах, исходивший от девушки-подростка, лет тринадцати. Она сидела спереди, откинувшись на спинку кресла. Одна нога ее была в гипсе. Девочка стоически, несколько застенчиво улыбнулась, но ее губы дрожали, а в глазах билась едва сдерживаемая боль. Миш сказал, что ее зовут Сухар. Ее ранило осколком бомбы больше недели назад. Иракские врачи наложили на ногу гипс, но никакой реабилитационной помощи она не получила. Ее родители, надеясь пройти сквозь американские КПП, хотели найти госпиталь, но, увидев нас на обочине дороги, решили остановиться.
Я посмотрел на часы. Еще четыре часа, и нам нужно будет возвращаться к батальону. «Док, у тебя пятнадцать минут», — отчеканил я.
Гипс сняли, рана была рваная, видны мышцы, кость раздроблена. От запаха я чуть не потерял сознание.
Я встал на колени рядом с ее матерью:
— Миш, пожалуйста, спроси, как ее зовут. Она посмотрела на меня и сказала:
— Марианна.
— Марианна, мы сделаем все, что сможем, чтобы помочь Сухар.
Родители, наблюдали за работой Дока. Я не могу передать словами их эмоционального напряжения. Их ребенок был тяжело ранен, возможно американцами, но ее жизнь сейчас зависела от сострадания американцев.
