Слегка наклонив голову, дворецкий ретировался и затворил за собой дверь. Наконец-то она осталась наедине со своими мыслями. В этот поздний час вся челядь Локвуда, за исключением старика дворецкого и молоденькой горничной, мирно почивала. Лауре стало неловко, что их побеспокоили из-за нее посреди ночи, но она утешила себя мыслью, что завтра же покинет особняк и впредь не доставит никаких хлопот никому из прислуги.

Она обвела взглядом роскошную комнату. Полог над кроватью был раздвинут. Под одеяло, как приказал дворецкий, горничная положила медную грелку. В камине уютно полыхал огонь. Но Лаура запретила себе даже помышлять о том, что может здесь остаться дольше, чем на эту ночь. Ей вовсе не хотелось уподобляться Персефоне, угодившей в подземный мир и обреченной коротать там вечность. Широкая удобная кровать, камин, грелка – все это опасный, губительный соблазн, совсем как гранатовое зернышко для бедняжки Персефоны.

И все же… Как здесь все пленяет взор! Толстый ковер на полу, тяжелые портьеры, высокие потолки, украшенные лепниной, деревянные панели стен. Черт бы побрал этого Локвуда! Он знал, какое впечатление произведут на нее роскошь и уют особняка. Он вообще слишком много О ней знает, поэтому ей нужно постоянно быть начеку.

Очнувшись от своих раздумий, она подошла к саквояжу и присела на корточки. Проклятый Макфин! И надо же ему было сыграть с ней такую злую шутку именно нынче, в присутствии Локвуда! Однажды он уже пытался проделать подобное, нагло заявив, что она не заплатила за прошедшую неделю. Сказал, что ее выселяет, но тогда за нее вступились соседки по комнате и дружно уличили толстяка во лжи.

Лаура расстегнула пряжку на своем старом потрепанном саквояже. На фоне роскошной обстановки он стал казаться еще более убогим, чем прежде. Девушка была почти уверена, что жадный Макфин ее обворовал, а теперь хотела в этом убедиться.

Однако все ее имущество оказалось в целости и сохранности. Она вынула ночную сорочку тонкого полотна, привезенную с собой из Парижа, корсет из китового уса, панталоны из индийского хлопка и даже одни батистовые (их она очень берегла и собиралась надеть в день прибытия к берегам Америки). А вот и розовые чулки, шелковая нижняя юбка, льняная блузка… За все это жадный Макфин мог бы выручить неплохие деньги. Так почему же он не позарился на ее имущество? И как могло случиться, что его неряшливая жена все это выпустила из своих рук? Едва дыша от волнения, она вытащила со дна саквояжа свое нарядное платье из белого муслина, украшенное атласными зелеными лентами, с пелериной, отороченной мехом. В подкладке пелерины были зашиты монеты – ее скромные сбережения. Дрожащей рукой она пересчитала их на ощупь. Все до одной были в сохранности. Из груди ее вырвался вздох облегчения. Ведь она уже совсем было уверилась, что придется теперь возвращаться в Америку оборванной и без гроша в кармане.

Распустив узел веревки, стягивающей дорожный мешок, и заглянув внутрь, она выпрямилась и прошептала:

– Лорд Локвуд! Вот кто за этим стоит.

Ибо в мешке обнаружились и ее серебряная щетка для волос, и гребень, и зеркало, и даже полупустой флакон розовой воды, который чья-то заботливая рука завернула в тряпицу.

Лаура прикинула: «Скорее граф не самолично упаковал мое имущество, а поручил это своему лакею».

Даже если допустить, что на Макфина нашло затмение и он на миг стал порядочным человеком, тот просто не способен был сложить все так аккуратно.

Теперь ей вдруг стало ясно, отчего это вдруг толстяк решил ее выгнать и заявил, что место уже занято, когда Локвуд предложил уплатить ее долг. Она вспомнила, с какой подозрительной торопливостью он это выпалил. Так, словно отвечал урок, который прежде добросовестно вызубрил. Ай да Локвуд! Завтра же поутру она заставит его сознаться в содеянном.

Лаура вздохнула. На нее вдруг навалилась каменная усталость. Сил не было даже на то, чтобы рассердиться на коварного лорда. Вместо досады в ее душе затеплилось иное чувство, что-то сродни признательности. Она поднялась на ноги и с минуту смотрела на саквояж и дорожный мешок. В них содержалось все, что уцелело, осталось от ее прежней жизни, не было продано за эти тяжкие два года лишений и ежеминутной отчаянной борьбы за существование. Завтра она решит, как быть дальше, а сегодня впервые за два года всласть выспится на мягком ложе, застланном чистыми простынями.

Солнечный луч скользнул в комнату между тяжелыми бархатными шторами и заиграл на лице Лауры. Веки ее дрогнули. Она открыла глаза и в первые секунды после пробуждения не могла понять, где очутилась. Но вскоре недоумение и испуг рассеялись. Она узнала гостевую спальню особняка Локвуда.

Ей было тепло и уютно под пуховым одеялом. Камин давно погас, в комнате стало прохладно, но она совсем не замерзла, как это бывало с ней обычно промозглым утром в каморке Макфина. Там дыхание вырывалось изо рта клубами пара, тонкие одеяла совсем не грели, а о том, чтобы затопить с утра маленькую печку, она и ее соседки по комнате даже и мечтать не смели. Лаура нежилась в теплой постели, стараясь запомнить это ощущение безмятежной неги, покоя и уюта. Ей хотелось сохранить его в душе как можно дольше, чтобы прибавить сил для борьбы с новыми лишениями.

А силы понадобятся в самые ближайшие часы. Надо будет серьезно поговорить с Локвудом, возомнившим, что может манипулировать ею как пожелает, и проститься с ним.

Репетиция должна начаться в три. Единственный вечерний спектакль сегодня был в шесть, а до этого следует во что бы то ни стало найти новое жилье. Конечно, Селия не откажется в случае чего приютить ее, но в небольшом домике, снятом на деньги Белгрейва, можно будет остановиться разве что на несколько дней. Вряд ли тому понравится, что содержанка решила за его счет облагодетельствовать подругу.

В дверь негромко постучали.

– Войдите, – сказала Лаура, сев на постели и закутавшись в одеяло.

Дверь распахнулась, и в комнату под аккомпанемент позвякивания фарфора вплыла горничная с подносом в руках.

– Его светлость сказал, что вы наверняка предпочтете позавтракать в своей комнате, мисс. – Она поставила поднос на лакированный столик у окна и церемонно осведомилась: – Не прикажете ли раздвинуть шторы, мисс?

– О, сделайте одолжение, – приветливо улыбнулась Лаура.

Тяжелые бархатные шторы разъехались в стороны, и в комнату хлынули потоки солнечного света. Лаура зажмурилась и сразу же ощутила соблазнительный запах, распространившийся от подноса с завтраком. Она не могла дождаться, когда горничная наконец уйдет и можно будет наброситься на угощение. Но девушка сперва разожгла огонь в камине, а после, не поднимая глаз, пробормотала:

– Что еще прикажете, мисс?

– Ничего! – Лаура выразительно посмотрела на нее. Когда за девушкой затворилась дверь, она спрыгнула с кровати и босиком бросилась к столу. Паркет был холодный, и ее зазнобило. Она поежилась и перешла на мягкий ковер, а потом стала поднимать крышки с серебряных блюд. Ей было предложено поистине царское угощение: жареные колбаски, печеные яйца, несколько ломтиков пирога с сушеными абрикосами, почки с беконом, корзиночка миниатюрных круассанов, намазанных маслом, ломтики копченого лосося. И над всем этим гордо возвышался чайник, а рядом – наполненный густыми сливками молочник.

«И как можно было так проголодаться после съеденного вчера вечером пирога с мясом и почками? – размышляла Лаура, придвигая к столику стул с гобеленовой обивкой. – Хотя серьезный разговор с Локвудом лучше все же вести на сытый желудок».

Джулиан прибыл в дом номер восемьдесят один по Пиккадилли-стрит, что на углу с Болтон-стрит, намного раньше, чем обычно, и поприветствовал нескольких знакомых. У двух-трех из них были помятые лица игроков, привыкших коротать ночи за картами.

Он решил, что лучше всего будет исчезнуть из дома к тому времени, как мисс Ланкастер проснется. Крэнфорд позаботится о том, чтобы во все время его отсутствия девушка ни в чем не нуждалась. Малькольму же было строго-настрого приказано удерживать ее в доме до его возвращения.