ДАНТИСТ ЖИВЕТ ЭТАЖОМ ВЫШЕ
ДОНУГРО
Красноармейская ул., 39, тел. 50
1
Из допроса И. Н. Строкина, арестованного Донским уголовным розыском за бандитизм в городе Ростове-на-Дону 14 августа 1926 года.
В о п р о с: Гражданин Строкин, при обыске в вашей квартире обнаружен золотой потир, украшенный драгоценными камнями. По мнению специалистов, он изготовлен в пятнадцатом веке и принадлежит к предметам произведений искусств, похищенных из Зимнего дворца. Объясните, каким образом потир оказался у вас? Только не говорите, пожалуйста, что вы нашли его.
О т в е т: Я действительно нашел его, гражданин следователь. С августа по ноябрь месяц семнадцатого года я служил в караульной роте Петроградского гарнизона. Несколько раз мне приходилось нести караульную службу в Зимнем дворце. Однажды вечером помощник начальника караула поручик Шавло привел нас, двух солдат, в Малахитовый зал. Там мы взяли ящик и вынесли к машине. Было уже темно. Когда машина уехала, я увидел: на брусчатке что-то блестит. Поднял. По весу понял — это золото. Незаметно спрятал в урну. Потом забрал.
В о п р о с: Вы можете вспомнить число?
О т в е т: Нет. Точно нет. Это было начало месяца. Четвертого, пятого или шестого. Скорее всего, так.
В о п р о с: Что собой представлял ящик?
О т в е т: Деревянный, некрашеный. Примерно метровой длины. Без замков. Три сургучных печати.
В о п р о с: Вас не удивил характер поручения?
О т в е т: Нет. Еще в сентябре из Зимнего вывозили какие-то ценности в Москву. Это все знали. Поручик тогда и сказал, что ценности отправляются в первопрестольную.
В о п р о с: Ящик был опечатан. Каким образом потир мог выпасть?
О т в е т: Не знаю. В машине находились какие-то сумки. Возможно, он выпал из сумки.
В о п р о с: Скажите, вы не можете вспомнить марку машины?
О т в е т: Могу. Я всегда интересовался машинами. По профессии я механик. Это был «роллс-ройс», светло-серого цвета.
В о п р о с: Было же темно?!
О т в е т: Светло-серое можно отличить и от черного, и от красного, и от синего.
В о п р о с: Что за люди были в машине? И сколько?
О т в е т: Двое. Один сидел в машине. Культурный. В пенсне, с усиками, козлиной бородкой. Голос тонкий. Другой — шофер. Высокий. Открывал дверцу. Говорил, как ставить ящик. Слова произносил с сильным кавказским акцентом.
В о п р о с: О чем они говорили?
О т в е т: Точно не помню. Тот, который в пенсне, что-то сказал поручику Шавло... Кажется, про дом на Фонтанке, где его ждут... Я не прислушивался.
В о п р о с: Вам, случайно, неизвестна дальнейшая судьба поручика Шавло?
О т в е т: Дальнейшей судьбы не оказалось. Его убили.
В о п р о с: Когда?
О т в е т: Вскоре. Буквально дня через два после того случая. Точно. Через два дня. Мы вернулись из караула, а в казарме уже были разговоры, что Шавло прихлопнули.
В о п р о с: Убийцу нашли?
О т в е т: Что вы, гражданин следователь, время-то какое было!
2
«В Краевое административное управление
от учительницы Лосевой Веры Васильевны
Дорогие товарищи!
Второй год я работаю в начальной школе станицы Камышинской. Приехала сюда из Ростова-на-Дону. Снимаю комнату у крестьянки Хлоповой Антонины Ивановны. С ее слов узнала, что в 1919 году у нее в доме квартировали белый есаул Кратов и его денщик Василий, убитые при неясных обстоятельствах. После них остался сундучок с вещами. Вещи до настоящего времени не сохранились. Однако среди немногих уцелевших бумаг, которыми Антонина Ивановна иногда пользовалась для растопки печи, я нашла письма жены Кратова, письмо денщика Василия брату Петру и клочок листка с описью предметов.
Письма жены — чисто личного характера. Однако письмо денщика Василия и клочок с описью посылаю вам. Возможно, они окажутся интересными. А если нет, то простите за беспокойство.
В. Л о с е в а.
20 мая 1927 г.»
В левом верхнем углу письма: «Донугро. Боровицкому. 24 мая 1927 г.». Подпись неразборчива.
3
Письмо денщика Василия брату Петру:
«Уважаемый брат Петр, добрый день или вечер!
Пишет тебе единокровный брат Василий из станицы Камышинской, что на берегу реки Дон. Оказался я тут по надобности воинской, в час гораздо недобрый. Господин мой и благодетель есаул Кратов Валентин Еремеевич вчера преставился, смертельно раненный в грудь, убиенный по тайной причине.
Перед смертью, придя в сознание, Валентин Еремеевич поручил мне забрать его вещи, которые он оставил в городе Северокавказске, в гостинице «Гусак» или «Индюк». С перепугу не помню, все в голове перепуталось. Я поклялся на кресте, что найду его вещи. Они спрятаны в подвале гостиницы, за лестницей. Вещи в деревянном ящике с тремя сургучными печатями. Ценности громадной, даже нельзя сказать какой. Про них знал полковник Ованесов, но он мертвый уже как месяц. Знал еще Дантист. Очень опасный человек. Кратов сказал мне, что Дантист убил его и Ованесова из-за этого ящика...
Есаул Кратов велел мне взять ящик незаметно. Половину вещей он подарил мне. Половину — жене своей. Она живет в Петрограде, на улице Фонтанка. Адрес у меня есть.
Брат Петр, я поклялся на кресте, что опережу Дантиста... Но как это сделать — я не знаю, служба суровая. И за дезертирство стреляют. Ты должен поехать в Северокавказск. Если не сможешь увезти ящик, перепрячь в свое место. Отыскать ящик легко. Стена под лестницей кирпичная. А на стене гвоздем нацарапано матерное слово...»
4
Уцелевший клочок описи:
35. Кадило золотое.
36. Ковш серебряный. XVI в.
37. Братина золотая, с камнями.
38. Ендова серебряная, с позолотой. XVII в.
39. Блюдо кутейное, серебряное.
40. Кубок золотой, с аистом.
41. Табакерка с бриллиантом.
42. Табакерка с эмалью.
Глава первая
1
Штора не была задернута, свисала тяжело, касаясь скупо блестевшего паркета. За окном серебряно отсвечивала вершина горы, острая, чуть склоненная набок. Она словно всматривалась в ночь или прислушивалась к чему-то. А звуков трепетало много, обыкновенных земных звуков, из которых складывалось то, что принято называть тишиной ночи. Шумела горная мелкая речка — катила воду и камни; подавали сигналы цикады; кричали птицы; на железнодорожной станции маневрировали паровозы — шипели паром, захлебывались гудками, лязгали вагонными буферами. Луна в небе гуляла полная, круглая, большая и неестественно красивая. Город и горы вокруг него, словно дождем, были омыты мягким и теплым светом.
Дежурный администратор гостиницы «Эльбрус» Ксения Александровна Липова вышла из-за конторки, пересекла гостиничный холл и остановилась на пороге, подперев плечом распахнутую входную дверь. Дверь была высокая, старая. Не сбитая, а собранная из черных досок, маленьких и больших, аккуратно подогнанных друг к другу. Дверная ручка в форме шеи и головы гуся, отлитая из бронзы, мерцала на темном фоне, словно свеча.
Ксения Александровна много раз видела такую летнюю ночь, с запахами гор, реки, мимозы, лесопилки, паровозного депо. Она работала в этой гостинице пятнадцать лет, с тысяча девятьсот двенадцатого года, когда гостиница «Эльбрус» была известна горожанам под прозаическим названием «Гусачок».
Летними ночами Ксения Александровна обычно запирала входную дверь после двух, если, конечно, не было грозы и непогоды, а светила луна и можно было спокойно любоваться горами, их простотой и величием.
