– Ага.

– И закутайся.

Гриша послушно сгрёб протянутую куртку.

– Дойдёшь домой-то?

– Конечно, какие проблемы. Я и так давно собирался.

Ульяна неловко улыбнулась.

– Я поскакала, ага? А то прямо в туфлях выскочила…

– Ага, – он тупо кивнул

– Тогда давай! И не мёрзни. Сейчас пойду, Лёху за тебя отругаю.

– Да не он это, само потекло.

– Всё равно… – не зная, что сказать, она махнула рукой и, высоко вскидывая ноги, побежала по снегу к подъезду. Обратно. На праздник к Аллке. Гриша на секунду зажмурился. А чего он ждал? То есть, могла вообще не выбежать, а она выбежала. Специально к нему. Одежду вынесла. Спрашивается, зачем?

Он посмотрел на платок в руке, хотел было бросить в снег, но передумал. Кровь продолжала капать, а свой платок доставать было поздно. Да и занят он был – оловянным солдатиком – тем самым часовым из повседневных игр. И снова не сумел металлический боец защитить его от реалий. Маленькие его кулаки не разжимались, а крохотный автоматик не стрелял…

Гриша глубоко вздохнул – так глубоко, что мороз прошёлся по всем закоулкам его пылающей головы, и сразу стало легче. Он огляделся. Может, и хорошо, что всё так вышло? И именины, и Леший с Костяем? Башка, конечно, трещала и гудела, но не случись этого, не было бы и Ульяны.

С осторожностью нахлобучив на пылающую голову шапку, Гриша побрёл со двора. В правой руке – куртка с шарфом, в левой – платок. День давно умер, город жил вечером. Электрические сумерки – так бы это назвал Гришка. Время самообмана, когда не знаешь, что делать – и жить не хочется, и спать не тянет. Впрочем, сейчас он об этом не думал. Потому что держал в руке чужой платок. Потому что, побитый и изгнанный, чувствовал себя всё равно счастливым…

Где-то на полпути, заслышав детские крики, Гриша остановился. Ну да, за ячеистой оградой детского сада жизнь продолжала бурлить. В ожидании родителей малышня не теряла времени, устраивая бег наперегонки.

– Та-ак, приготовились? – молодая воспитательница в каракулевом пальто взмахнула рукой. – Марш!

Гомонящей гурьбой детки оживлённо засеменили прямо к Грише.

– До забора и обратно! – зычно скомандовала воспитательница.

Самые шустрые ткнули упакованными в варежки ручонками в сетку забора и, мельком скользнув глазёнками по странной, замершей на той стороне фигуре, метнулись обратно. А следом набегали уже следующие. Гриша взглянул на отстающих, и у него замерло сердце. Позади всех, часто спотыкаясь, то и дело падая, неловко ковылял худенький мальчонка. Видно было, как он старается и спешит, но догнать сверстников у него не получалось. У Гриши запершило в горле, и показалось, что это он сам, перенёсшийся в далёкое прошлое, бежит и падает. И стало жутко досадно за воспитательницу. Она же понимает, что этому крохе трудно, что силёнок у него явно не хватает – почему же не остановит этот балаган? Или подобно Гришке этого малыша она тоже не видела? То есть – совсем-совсем?..

– Молодцы, быстро бегаем! Как всегда впереди Димочка с Валей – наши главные чемпионы! – трубно продолжала выкрикивать женщина в каракулевом пальто. – Только почему никто не обернётся, не поможет Денису? Ай-яй-яй! Если кому-то трудно, самые сильные и умные всегда должны остановиться и помочь! А кто у нас из сильных да умных поможет Дениске?

К изумлению Гриши, детская толпа тут же развернулась, с криками бросившись к отставшему Денису. Подхватив мальчонку со всех сторон, чуть ли не волоком потянули к финишу. Одна из девочек на бегу даже поправила ему шапчонку, что сказало утешающее. У Гришки дрогнули губы. Бли-ин! Ведь можно по-человечески! И воспитахи, оказывается, есть вполне нормальные! Ему бы к такой попасть. Ну, то есть, не сейчас, понятно, а лет десять назад. У него-то как раз всё обстояло совершенно иначе. И орали на него, и шлёпали в назидание другим, и в угол сколько раз ставили. Ещё и мальчишки уважали колотить. Хотя тоже находились девочки, что жалели его – отбивали, словно любимую игрушку. Даже конфеты давали, по голове гладили. Может, это его и расслабило? Может, надо было уже тогда показывать зубки, повышать голос и давать обидчикам сдачи? И не дошло бы дело до этих дурных фофанов. Впрочем, наверное, ничего бы у него не получилось. Потому что и тогда он уже был рохлей и слабаком. Безнадёжным и неудачливым…

В родном подъезде он пропустил мимо себя Кирилла – салажонка-соседа, живущего этажом ниже. Впервые подумал, что уступает дорогу всем без исключения – даже кошкам с собаками. Просто раньше он этого как-то не замечал, а сегодня заметил. И запоздало удивился, что отступает в сторону перед маленьким Кирюшкой, а тот, испуганно поджавшись, торопливо проскакивает мимо. Наверное, в свои семь лет такое поведение старшеклассника Кирилл воспринимал за издевательство. А может, за страшной силы провокацию… Гриша кисло усмехнулся. Всё верно, а что ему ещё следовало думать? Тем более что до настоящей правды маленький Кирюха ещё не дорос…

Быть, как все, надёжно, но скучно. Взрослым, к примеру, это нравится. У них через слово рождаются поговорки и прибаутки: «у тебя всё, не как у людей», «не высовывайся», «а что вокруг скажут?» и так далее. Только ведь в том и фишка! Да пусть говорят! Что угодно и в каком угодно жёлто-фиолетовом эфире, – лишь бы внимание обратили! Даже передачи такие есть, куда люди со своими историями в очередь выстраиваются. И чихать, что потом полстраны им кости перемывать будет, главное – засветились! Поскольку стократ хуже быть, как в революционной песне, никем и ничем. По этой самой причине школяры всей планеты скрипели мозгами, выдумывали чушь пооригинальнее, а глупости поцветастее. Одни лепили на тело тату, другие щёки прокалывали, третьи волосы красили, а если не красили, так обривали наголо. Это называлось – не выделываться, а выделяться. То есть, так им всем казалось, а на деле – как раз и становились такими же, как все – с похожими стрижками, с односложным прикидом, с одинаковыми играми в онлайне. И все, как один, клепали конвейерное селфи, заваливали сеть дурными видеороликами. Типа, вот он я, фуфел гороховый и царь недоделанный, на небоскрёбе стою, на самом разопасном краешке. А вот я уже и падаю, блин, ныряю в болото, сигаю через костёр или жую стекло с лезвиями. И кто, значит, так не может, тот недомерок и лузер, нежить и зомби. Во всяком случае, ни о каком респекте, подобному типусу лучше и не мечтать.

А Гришка мечтал. Может, не очень сильно, но всё-таки накатывало порой. И роились в голове несуразности, появлялись желания, о которых раньше даже думать пугался. А что, взять и выкинуть что-нибудь эдакое – новое и экстравагантное! Чтобы удивить и заставить ахнуть. Да просто, чтоб заметили, наконец. Дескать, ёлы-палы, да это же вон кто! Гриня наш изладил!.. Какой Гриня? Тот, что за третьей партой?.. Ага, ушастый такой, с носом конопатым. Реальный, как выяснилось, пацан…

Вот только нового и экстравагантного у Гриши Крупицына никак не выдумывалось. Не приходило в голову – и всё тут. А повторять чужое было в лом. Да и опасно. Вон, Макарыч пиротехнику однажды приволок. Сначала спалили за гаражами какую-то брызжущую искрами пирамидку, а после лупили в кирпичную стену из настоящего обреза. Правильнее сказать, не настоящего, конечно, – самодельного, но с самыми реальными патронами. Что-то там Макарыч выпилил из металла, что-то из дерева, а патроны принёс от мелкашки. Такое не могли не заметить. На испытания сбежался чуть ли не весь класс. Даже девчонки – и те припёхали. На гаражи какая-то малышня влезла – ещё бы! – Макарыч обрез принёс. Офигенный!

Сначала испытывали, попрятавшись кто где. Всё-таки самодельщина, мало ли что. Макарыч и сам предупредил, чтобы не высовывались. Но боёк щёлкал раз за разом, а выстрела никак не получалось, Макарыч чертыхался, взводил курок и снова спускал. Хихикая, народ начал выбираться из укрытий, обступил испытателя.

– Знатная трещотка!

– Не трещотка, а ковырялка. Для носа и ещё одного места.