До самого последнего времени распространение индоевропейского праязыка (так же как и предков других крупных языковых семейств) связывалось исключительно с миграциями. Предполагалось, что когда-то огромные массы людей расселялись на обширной территории, уничтожали или «поглощали» местное население, принося свой язык. Позднее вследствие увеличивавшейся географической изоляции единый праязык распадался на диалекты, которые в дальнейшем все дальше уходили друг от друга, превращаясь в группы языков и отдельные языки. Проблема, следовательно, сводилась к определению времени расселения и к поиску археологических культур, которые могли бы соответствовать такому расселению. И здесь начинались затруднения, ибо найти подобные культуры долго не удавалось.
Сравнительно недавно два советских лингвиста — Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов сформулировали гипотезу, согласно которой индоевропейская прародина помещалась в области от Закавказья до Верхней Месопотамии. Время ее существования — 5-е тысячелетие до н. э., культуры — чатал-гююкская, халафская, убейдская, а также куро-аракская. Помимо чисто лингвистических доказательств (закономерности эволюции согласных звуков в индоевропейских языках), для обоснования своей гипотезы Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов приводят следующие аргументы: засвидетельствованные контакты древних индоевропейских языков с семитским и южнокавказским, а также с передневосточными неиндоевропейскими языками: хаттским, эламским и хуррито-урартским. Кроме того, указывается, что в древней индоевропейской лексике имелось много слов, связанных с обозначением элементов горного ландшафта, с земледелием, скотоводством и металлургией. Как будет показано ниже, Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов подошли ближе, чем остальные лингвисты, к решению «индоевропейской проблемы».
Прежде чем перейти к изложению точки зрения автора о происхождении и распространении индоевропейских языков, следует сделать несколько дополнительных замечаний. Прежде всего не стоит связывать языковые семьи с какими-либо определенными этническими и антропологическими общностями или же с археологическими группами. Действительно, теперь на индоевропейских языках говорят сотни миллионов человек, принадлежащих к различным антропологическим типам и к совершенно различным культурам. Что касается археологических культур, то образующие их материальные элементы — результат самых различных типов человеческой деятельности; они образуются за счет разнородных факторов: экологических, хозяйственных, культурно-исторических, политических. Крайне опасно видеть в археологических культурах прямое отражение этнических и тем более языковых общностей. Это не означает, что в археологических материалах такой информации не содержится. Однако извлечь эту информацию можно только на основании применения сложной исследовательской процедуры.
Второе замечание состоит в том, что совершенно необязательно привлекать для объяснения распространения языковых семей крупномасштабные миграции. Такие миграции в истории человечества действительно случались (первоначальное расселение человека, заселение Америки ж Австралии, в более позднее время — великое переселение народов). Однако такие миграции происходили исключительно редко. Более правдоподобно предположить постепенное распространение новых языков как средства межплеменного общения в ходе установления экономических, культурных и политических контактов.
И третье замечание (следующее из второго): распространение новых языков связано с крупными социальными, экономическими и культурными процессами.
Исходя из сделанных замечаний, попробуем еще раз посмотреть на имеющийся археологический и палеографический материал и постараемся ответить на вопрос: был ли такой крупномасштабный процесс, охвативший большую часть Европы, Передней и Южной Азии, который мог бы способствовать распространению индоевропейских языков? Да, такой, процесс был. Это — зарождение и распространение производящего хозяйства. Возникновение и распространение земледелия и скотоводства затронуло все стороны существования первобытного человека: хозяйство, социальное устройство, образ жизни, культуру. Как мы постарались показать, распространение нового хозяйственного уклада осуществлялось в основном путем передачи информации. Это могло происходить только в языковой форме. Утверждение производящего хозяйства сопровождалось многократным усилением торговых и культурных контактов между отдельными общинами. Это тоже требовало общего языка. Долгое время индоевропейский язык существовал в виде торгового или служебного жаргона. История знает много таких примеров: латинская lingua franca, современный Pidgin English на островах Тихого океана. Есть тому и непосредственные лингвистические доказательства. У многих индоевропейских языков прослеживается «субстрат», соответствующий более древнему языку. Пласт такой субстратной лексики имеется в германских языках. Необъяснимые слова, восходящие к неиндоевропейскому субстрату, имеются и в русском языке.
В свете сказанного индоевропейская прародина локализуется в области «Благодатного полумесяца» — в начальной зоне возникновения земледелия и скотоводства. Заметим, что зона включает ту область, которую Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов считают родиной индоевропейцев, — но время ее существования отодвигается на несколько тысячелетий назад, к 9—8-му тысячелетию до н. э.
Почему именно индоевропейский? В большой мере это объяснялось случайностью. По-видимому, это был язык одной из племенных групп, раньше других воспринявшей элементы земледелия. Вероятно, были и другие, чисто лингвистические причины, облегчившие его восприятие, — сравнительная простота грамматических структур и словообразования.
Против предложенного объяснения приводится, казалось бы, вполне убедительный аргумент: если индоевропейский язык был lingua franca ранних земледельцев, то почему он сравнительно поздно появился на исторической арене? Действительно, наиболее ранние письменные свидетельства древних языков, известных из области раннеземледельческих цивилизаций Востока, принадлежат неиндоевропейским языкам: шумерскому, аккадскому (семитскому), эламскому, хуррито-урартскому, хаттскому. Индоевропейские языки (хеттский, лувийский, палайский) зарегистрированы в Малой Азии не раньше 2-го тысячелетия до н. э.
Против этого возражения имеются следующие контраргументы. Во-первых, имена многих правителей, сохранившиеся в письменных документах предшествующих эпох, звучат по-индоевропейски, что доказывает существование индоевропейцев в этом регионе до их «официального появления». Во-вторых, археологические данные убедительно говорят о культурной преемственности исторического развития раннеземледельческих цивилизаций; кроме того, смена одного языка другим не сопровождалась изменением антропологического типа населения и основных элементов культуры. Отсюда следует вывод: язык письменных документов мог не соответствовать языку основной массы земледельческого населения.
Языковая и этническая картина древнего Востока была крайне мозаичной. Эта пестрота была унаследована от эпохи палеолита. В сравнительно малочисленных изолированных охотничьих группах могли формироваться и долгое время существовать самобытные языки. В наше время осколки таких языков могли уцелеть в горных районах Кавказа (хуррито-урартский и хаттский языки) и Пиренеев (баскский), долгое время сохранявших хозяйственную и культурную изоляцию.
Исследователи давно отметили, что древневосточные государства были основаны на конгломерате народностей, одна из которых силой оружия устанавливала власть над остальными. При этом вполне могло случиться так, что «неиндоевропейские» народности подчиняли себе земледельческое население, родным языком которого был индоевропейский. Чужеземцы представляли собой господствующие классы. В условиях, когда грамотность была редчайшим исключением, весьма вероятно, что основная масса населения говорила не на том языке, на каком изображались знаки на письменных табличках завоевателей. Только во 2-м тысячелетии до н. э. индоевропейцы создали собственное государство в Малой Азии.
