Что ж, политика так политика. Иосиф занимал уже такое положение в Кавказском Союзе РСДРП, что и эта область партийной жизни мимо него не проходила. В начале апреля 1906 года он отправляется в Стокгольм на съезд партии – единственный большевик из одиннадцати кавказских делегатов. В апреле 1907 года едет в Лондон, где проходил V съезд РСДРП. Удручающее впечатление произвел этот съезд на горячего Кобу, особенно решение о роспуске боевых дружин, принятое, поскольку революция явно пошла на спад. По этому вопросу они с Лениным выступили против и оказались в меньшинстве. Зато в порядке компенсации за поражение договорились между собой кое о чем другом. В Тифлис Коба вернулся в начале июля, и вскоре был произведен самый, пожалуй, знаменитый «экс» большевиков – нападение на почту, в ходе которого было похищено 350 тысяч рублей.

Среди интеллигентских воздыханий о том, что – какой ужас, большевики занимались «эксами», они злодеи, у них руки по локоть в крови – так вот, среди всех этих воздыханий господа воздыхатели совершенно забывают о том, какое тогда было время. Кавказ полыхал вовсю: кровавые столкновения рабочих с казаками и войсками, где жертвы исчислялись иной раз десятками, а иной —и сотнями, радостно активизировавшаяся уголовщина, наконец, армяно-татарская резня, унесшая сотни жизней. И то, что в каком-нибудь мирном 1895 году было бы ужасно, в 1905-м не казалось таковым, заслоненное куда более масштабными кровопролитиями – и далеко не во всех была вина большевиков. Уж межрелигиозной резни они точно не устраивали!

Нужда в деньгах была острая. После Манифеста многие обеспеченные «спонсоры» революционного движения, получив от революции то, что они хотели, прекратили давать радикалам деньги, а деньги были нужны больше чем когда-либо, революция стоит дорого. И тогда социал-демократы стали добывать средства с помощью «экспроприации», или, сокращенно, «эксов», а по-простому обычных грабежей и налетов. Нужны деньги – грабанем почту или кассу, делов-то… Царское правительство было их врагом, шла война, и подобная акция являлась в их глазах не уголовщиной, а чем-то вроде налета партизан на вражеский обоз.

В то время главным помощником Кобы по части подобных деяний был легендарный большевистский боевик Семен Аршакович Тер-Петросян, более известный по тому имени, которое дал ему в свое время Иосиф, – Камо. Он тоже был родом из Гори, познакомились они с Иосифом тогда, когда последний добывал средства к существованию уроками. В числе его учеников был и Тер-Петросян, сын армянского купца, которого надлежало подготовить к поступлению в офицерское училище – отец потом всю жизнь локти кусал, что нанял сыну такого учителя. Вместо училища, пообщавшись с Coco, Семен вступил в РСДРП. У него были некоторые неправильности в русском произношении, товарищи подсмеивались над ним, отсюда и кличка. Однажды, посланный с каким-то поручением, Семен спросил: «Камо отнести?» (вместо «кому»). «Эх ты, камо!» – рассмеялся Иосиф. Вскоре случайное прозвище стало кличкой одного из самых отчаянных боевиков в истории российского революционного движения.

Отец Тер-Петросяна был вне себя: вместо того чтобы заниматься делом, его дети буквально прилипли к «этому голодранцу Coco», однако все уговоры и угрозы были тщетны. А Семен нового знакомого буквально боготворил. Но и сам он был для большевиков ценным приобретением: беззаветно храбрый, находчивый, изобретательный, отчаянный авантюрист по натуре, он успешно выполнял самые опасные поручения. Камо и был главным действующим лицом в том поистине роковом по своим последствиям «эксе».

13 июня 1907 года, в 10.30 утра, кассир и счетовод тифлисского отделения Государственного банка получили присланные из Петербурга деньги и повезли их в банк на фаэтоне под сильным казачьим конвоем. В центре города с крыши дома князя Сумбатова в процессию полетела бомба, еще несколько бомб бросили оказавшиеся поблизости боевики. Впоследствии писали: взрывы были такой силы, что погибли около пятидесяти человек, не считая раненых, но, по правде сказать, верится в это слабо. Кони, запряженные в фаэтон, остались целы. Кассир и счетовод тоже не пострадали – их всего лишь выбросило взрывом из фаэтона (а может статься, они и сами оттуда выпрыгнули – кому охота получить пулю, защищая казенные средства). Целью взрывов было не разнести полгорода и не перебить кучу народа, а всего лишь нейтрализовать конвой, и эта цель была достигнута – от взрыва и суматохи казачьи лошади стали беситься, конвой рассеялся, ошалевшие кони понесли фаэтон через площадь. На другом ее конце высокий прохожий бросил еще одну бомбу прямо под ноги лошадям. С проезжавшей мимо извозчичьей пролетки соскочил какой-то офицер, выхватил из разбитого фаэтона мешок с деньгами и умчался прочь.

«Экс» был дерзким и вроде бы успешным, однако толку от него не получилось. Деньги оказались в крупных пятисотрублевых купюрах, и их номера, известные казначейству, тут же передали во все российские и заграничные банки. Кредитки не только не удалось обменять, но при попытке обмена были арестованы несколько видных большевиков, и среди них Камо – захваченный в Германии, он притворился сумасшедшим, да так искусно, что ввел в заблуждение всех экспертов. Несколько лет спустя деньги пришлось сжечь, поскольку в них не было никакого проку. Камо же выдали в конце концов русскому правительству, однако его поместили не в тюрьму, а в психиатрическую больницу, откуда он тут же благополучнейшим образом сбежал.

Но все это было потом. А пока что налет прошел блестяще, Ленин посмеивался, а ЦК был в бешенстве. Эти грузины не только не распустили боевиков, но провели свою операцию практически сразу же после съезда, вопреки его решениям, словно бросив вызов осторожному большинству. Такое нельзя было оставлять безнаказанным, организаторы «экса» должны поплатиться за самоуправство. ЦК постановил провести партийное расследование этого дела, но не прислал своих людей, а поручил его Кавказскому областному комитету. Там в то время преобладали меньшевики, которые только и ждали возможности свести счеты с Кобой, тем более что и денег от этой дерзкой операции им не досталось, все ушло большевикам.

Коба и его джигиты еще и облегчили своим противникам эту задачу. Они получали санкции на свои налеты с одним условием: что бы ни случилось, даже тень подозрения не должна упасть на партию. В случае провала все должно выглядеть так, словно бы операцию проводила самостоятельная, не связанная с РСДРП группа. И, выполняя это решение, непосредственно перед «эксом» все его участники вышли из партии. Этот наивный маневр едва ли смог бы обмануть полицию, а вот областной комитет воспользовался – еще бы не воспользоваться, когда тебе так подставляются! Не надо было даже трудиться исключать Кобу, достаточно только сказать «аминь». Что и было сделано.

И снова, второй раз в жизни, Иосиф отлучен от революционного движения, снова он оказался в отчаянном положении – для него, профессионального революционера, исключение из партии было полным жизненным крахом и вдобавок ко всему потерей источника существования. Конечно, это не навсегда, ЦК во всем разберется, но работать в Тифлисе для него стало невозможно и жить тоже не на что. И тогда он решает перебраться в Баку, где было большим влияние большевиков. Там он мог на что-то рассчитывать – и действительно, там ему дали работать, он даже снова занимается организацией боевой дружины. Когда и как Коба урегулировал отношения с партией, точно неизвестно, но он сделал это достаточно быстро. И действительно, неужели меньшевики думали, что они так просто исключат из партии одного из виднейших социал-демократов Кавказа?

Может быть, Иосиф и не уехал бы в Баку так поспешно, но в его жизни появились новые обстоятельства – необходимость кормить жену и крошечного сына. Он был достаточно привлекателен и никогда не страдал от недостатка женского внимания, тем более что в среде революционеров «половой вопрос» ни в коей мере не являлся вопросом, отношения там завязывались легко – впрочем, столь же легко и разрывались. Однако в этом случае все с самого начала было по-другому.