– На семинаре заткните уши. Никого не слушайте.

– Я и так не слушаю. И обещаю: в следующий раз обязательно при­ несу вам последний кусок. Сама не знаю, как я его сегодня забыла. Неделя была напряженная.

– Это точно, – говорит Свенсон.

– Знаете, мне очень неловко, что я попросила вас насчет издателя. Считайте, этого разговора не было.

– Да нет, все нормально. Обещаю, я об этом подумаю.

– Хорошо. Встретимся через неделю, – говорит она и уходит. Свенсон глядит ей вслед. Его грызет тоска, рвет нутро. Но нельзя же так сидеть в одиночестве в пустом кабинете и страдать по студенточке в татуировках и с кольцом в губе. Он встает, спускается вниз и во дворе на­тыкается на Магду.

– Тед! Как твой семинар?

– Чума, – говорит Свенсон.

– Из ряда вон или в пределах нормы?

– В пределах, – врет Свенсон.

Если бы он мог ей все рассказать! Взял бы Магду за руку, усадил в ма­шину, отвез куда-нибудь и поведал бы о занятиях, о консультациях, о ро­мане Анджелы, о сломанном зубе и о том, что она попросила показать ее роман Лену.

А потом задал бы вслух мучающие его вопросы. Действительно ли Анджела в него влюбилась или просто использует его и его связи? Она его шантажирует или просит помочь? И что за помощь нужна той, кото­рая в два счета может погубить твою жизнь? Как же Магда огорчится, уз­нав, что он переспал со студенткой. Да, так преступники и попадаются. Рано или поздно пробалтываются. Не полицейские их ловят, они сами себя выдают – тянет на признание или похвастаться хочется.

– Ну, когда мы с тобой на ланч пойдем? – Магда тщетно пытается скрыть за игривостью тона горячее желание с ним повидаться.

– Обязательно пойдем, но чуть позже, ладно? У меня сейчас со временем туго. Боюсь сглазить, но… вроде роман пошел.

Черт его за язык дернул. Все, теперь он ни строчки не напишет.

– Так это замечательно! – радуется Магда.

– Посмотрим. – Свенсон и сам начинает верить своим словам. – Мне надо будет в ближайшее время показать кое-какие куски Лену Карри.

Теперь-то он точно лжет. Тренируется – то же самое придется по­вторить Лену, когда он позвонит и скажет, что у него кое-что готово, а на самом деле позвонит он по поводу романа Анджелы. А, собственно, что мешает ему показать Лену книгу Анджелы, пусть посмотрит, вдруг его это заинтересует? Вполне можно позвонить своему издателю, пореко­мендовать талантливую студентку. Так сказать, эстафета поколений. Свенсон никогда этим не злоупотреблял. Никогда Лену ничего не пред­лагал, а роман Анджелы на самом деле хорош, так что его рекомендацию никто не расценит как следствие его… личной заинтересованности в ав­торе.

Магда говорит:

– Послушай, Тед… Это… Если ты откажешься, я не обижусь – нет, так нет. Когда увидишься с Леном, не мог бы ты поговорить с ним про мой новый сборник? Они ведь печатают поэзию.

Это уже слишком. За двадцать минут две женщины подъезжают к Свенсону с одним и тем же!

– С удовольствием, – отвечает Свенсон. Вообще-то маловероятно, что Лена заинтересует второй сборник Магды, но вдруг Свенсон поймает его в тот самый день, когда он будет сокрушаться о том, что мало печатает настоящей литературы. Но просить сразу о двух книгах… нет, не стоит. – Только, знаешь, я слышал, Лен новых поэтов не берет. Я его, конечно, спрошу, но ничего не обещаю.

В свете зимнего дня лицо Магды кажется тускло-серым. Она решила, что Свенсону ее новый сборник совсем не понравился. Надо было со­лгать. Еще несколько недель назад он бы рассказал Магде, как говорил об этом с Леном и тот ответил, что планы уже утверждены и…

– Если бы решал я, то обязательно бы это напечатал, – говорит Свенсон. – Мне очень нравятся твои стихи. И ты это прекрасно знаешь. Но Лен, он же бизнесмен. И его интересуют не только литературные достоинства… – Все это к стихам Магды не имеет ни малейшего отношения. Но скажи он правду, ей вряд ли стало бы легче. – Я тебе позвоню. Извини, тороплюсь, – говорит он и поспешно уходит.

Он идет к себе в кабинет, и всю дорогу ему кажется, что его кто-то преследует. Заперев дверь, он кидается к телефону и, сам не успев по­нять, что делает, набирает номер Руби. Он уже давно пытается ей дозво­ниться – с того самого дня, когда она оставила свое сообщение, а он тог­да ее не застал – наверняка потому, что сначала позвонил Анджеле.

Руби снимает трубку.

– Руби, это папа. – Ему хочется плакать – от того, что он слышит ее голос, от того, как приятно ему сказать вслух «папа».

– Привет, пап, – отвечает она. – Ты как там? – Будто все по-прежнему. А может, так оно и есть? Может, Руби опять стала прежней?

– Как учеба? – спрашивает он.

– Все отлично. Просто замечательно. Прекрасно. – Голос Руби звенит – если б она всегда отвечала так восторженно, а не отделывалась односложным мычанием. – Я, наверное, буду специализироваться по психологии. Сейчас слушаю курс по психопатологии личности – очень здорово!

Ей что, прозак прописали? Разве на это не требуется разрешение ро­дителей? Нет, наверное. Руби же исполнилось восемнадцать. Да Свен­сон и не против – хорошо, если какой-то сообразительный психиатр на­шел способ вернуть девочке ее былую жизнерадостность.

– Знаешь, имея такого папашу, ты приобрела уникальный опыт общения с психопатологической личностью.

Руби отвечает не сразу.

– Я и об этом думала. Понимаешь, я была не в лучшей форме… Что-то такое слышится Свенсону в ее голосе – какие-то заученные, неестественные нотки, – и сердце вдруг начинает бешено колотиться. Уж не собралась ли она заявить, что вспомнила вдруг, как в детстве страдала от отцовских сексуальных домогательств? Вот уж чего близко не было. Свенсон вдруг подумал о том, что, когда дочь повзрослела – внезапно, в одну ночь, – это его озадачило, смутило, обидело. Он стал держаться от нее будто на расстоянии – так отступают в сторону, что­бы не столкнуться в тесном коридоре. Они по-прежнему целовались и обнимались, но словно по обязанности, через силу. Как объяснить ей, да и себе самому, что же произошло? Нечего удивляться, что она сер­дится на него, ведь он отдалился от нее именно тогда, когда был нуж­нее всего.