Мы слышим звуки, которые издает атмосфера Земли.

Мы слышим неровный гул, напоминающий звучание, издающее радио во время настройки. Мы слышим потрескивания, щелчки, всплески, шумы… Мы слышим ровный звук Земли, в который слились все звуки, которые издает все живое, что есть на этой Земле. Мы слышим, как Земля говорит, и это завораживает. В каком-то смысле, мы слышим звуковой перегной, все то, чем стали наши вздохи и всхлипы, наши слова и шум, который издают наши движения, наши машины, шелест страниц наших книг, наши глотки, наши шаги, наши самолеты, наши клавиатуры, наши телевизоры, наши разговоры, наши… Все это смешалось, и стало землей, почвой. Мы слышим звуки Земли.

Постепенно они начинают звучать более… четко, выравнено.

Мы улавливаем какой-то мотив. Как если бы Земля пыталась что-то нам сказать, или больше того, спеть, но стеснялась из-за отсутствия слуха и голоса. Мы прислушиваемся. Постепенно мы и правда замечаем мелодию. Это песня группы «Эвермайнд», «Блек Джисус».

Вайт энджел, – напевает планета.

Блек джисус, – напевает она.

После этого замолкает и мелодия сменяется на трески, щелчки и шумы. Если закрыть глаза, то можно представить, что мы находимся на берегу моря, и смотрим, как играют киты или дельфины. Мы в гуле Земли слышим неровный и очень глубокий вздох, то ли цунами, а то ли и правда кит. Потрещав, пошумев, попищав еще немножко, Земля снова начинает напевать.

Та-та-ра-ра-рам, пам, трам-та-та-тарарам, – напевает она.

Пам-пам-парам-пам, пам-пам-парам-пам, – напевает она.

Пам-парарара-а-а-а-а-а-ра-а-аааа, та-рам! – напевает она.

Тра-та-тарара-там та-та-ра-тарарам, – поет она.

Та-тара-рарам, – поет она.

Та-тарарарам, – поет она.

Постепенно мы узнаем мелодию, начинающую звучать еще сильнее и яснее. Это «Времена года», Вивальди.

Наконец, гул планеты, звучащий мелодией «Времен года», уходит, вытесненный музыкой.

Это все те же «Времена года», только исполняет их симфонический оркестр. Мы наслаждаемся потрясающей музыкой Вивальди, глядя на Землю, окруженную звездным небом, Землю, которая крутится, как сумасшедший заводной апельсин, мы видим ее сияние и мы слышим ее шум. Планета Земля, торжествуя, исполняет «Времена года» Вивальди так, как если бы эта музыка и была шумом ее атмосферы. Мы видим, что за сиянием земли различим и бледный пока кружок Луны. Но это нас не обманывает. Мы знаем, что она вот-вот появится перед нами во всей красе, огромная, сияющая, – младшая сестра Земли, ее вечный сон, и спутница, и проклятие, – и на радость всем мировым фотографам-бездельникам станет сиять над головой гигантской статуи Христа Спасителя в Бразилии.

Мы видим, что как раз пролетаем в космосе над Бразилией.

После кульминации музыка, прогремев, стихает. Планета Земля вновь начинает издавать обычный атмосферный шум. Сначала звук общего гула распадается на трески, щелчки, писк… отом – каждый из них в отдельности, – тоже на составляющие. Наконец, мы начинаем слышать множество шумов, которые в отдельности и образовывали гул Земли.

Визг тормозов, стук ложки о тарелку, свист чайника, шум дождя, пение птиц, шаги пешехода, выстрел, рев сирены на заводе, крик…

Крик акцентируется, становится еще более громким.

Постепенно крик вытесняет все другие звуки, и мы – все еще видя Землю, – слышим только его.

Наконец, мы слышим только дикий, отчаянный, животный вопль. Камера стремительно опускается из космоса – через атмосферу, сначала мы не видим ничего, потом мы видим внизу самолет, летящий над облаками, спускаемся через них, горы, Земля с высоты птичьего полета, потом уже крыши домов, кварталы, дома, – и мы слышим, как крик становится все громче.

В самую кульминацию крика камера через окно врывается в квартиру.

Мы видим раскрытый рот.

Общий план. Мы видим Татьяну, жену священника. Та сидит, привязанная к стулу, вся в крови, а за ней стоит разведчица Зоя. Подняв над головой ножницы, она с ледяной улыбкой тычет их в затылок Тани. Несчастная снова вопит. Поморщившись, Зоя отходит в угол, и наклоняется. Крупно – стопка пластинок. Зоя качает головой – мы видим, как покачиваются ножницы, воткнутые в плечо Тани, – и шепчет.

Коля, Коля, – шепчет она.

Старый шестидесятник, – шепчет она.

Выбирает что-то из пластинок, открывает проигрыватель. Крупно – фотографии четырех мушкетеров, надпись «Мюзикл по мотивам к/ф «Три мушкетера и Д Артаньян», мы видим счастливое лицо певца Боярского, который носил шляпу еще лишь потому, что так нужно было по сценарию, – и пластинка, которая крутится. Резкий звук песни.

Когда твой друг, в крови, – поют советские мушкетеры.

Ала гера ком а ла гера, – поют они (хотя правильно «а ля герр комм а ля герр», но французский язык, как и фехтование, не входил в категорию обязательных для советских мушкетеров дисциплин – прим. Сценариста).

Ты другом не зови, – поют они.

Ни труса, ни лжеца! – поют они (крупным планом – хитрые глаза советских актеров, в свободное от партийных собраний и исполнения ролей нобилитета время устраивавших пьянки и дебоши в санаториях города Одесса).

А-а-а-а, – вопит Таня.

Камера медленно, как если бы ей было страшно, поворачивается. Мы видим, как Зоя, пританцовывая, выстригает из пухлых плеч Тани куски мяса. Это выглядит ужасно, течет кровь, стул раскачивается, несчастная жертва вопит.

Ну что кричишь кричишь… сука, – бормочет Зоя.

Ты пизда блядь это МОЙ мужчина… – бормочет она.

Чтоб ты сдохла, – бормочет она.

Мы видим на лице Зои удовольствие, это первый раз, когда мы видим хоть какие-то эмоции на ее лице (то есть, она сейчас не работает, а делает что-то от души – прим. В. Л.). Мы видим безумные глаза Тани. Это глаза женщины, которая спокойно варила борщ и пошла открывать дверь «Свидетелям Иеговы», а встретила персонажа Энтони Хопкинса из к/ф «Молчание ягнят». Она мычит, как ягненок.

Не пизди, не пизди, сука, – шепчет Зоя.

Снова бьет ножницами в плечи Тани. Та вопит. Зоя придирчиво рассматривает жертву, как художник – полотно, которое уже начал грунтовать, наносить на него ударами кисти всякого рода мазки (чтобы это ни значило – В. Л.). Крупно – фигура Зои. Она великолепно выглядит. Крупно – Таня. Та выглядит не менее великолепно. Просто это два разных типа красоты. Зоя – худощавая, стройная, подтянутая. Таня – чуть полная, женственная, с большим бюстом.

Смотрят друг на друга с ненавистью.

Мы понимаем, что присутствуем при хтоническом соперничестве Второго и Четвертого размеров бюста.

Ты пизда блядь, – говорит Зоя.

Это мой мужик, поняла ты, сука, – говорит она.

Попадья ебучая, – говорит она.

… – тяжело дышит Таня.

Думаешь, сука, сиськи отрастила, – говорит Зоя.

И Коля твой? – говорит она.

Ты пизда, – говорит она.

Снова начинает громко звучать музыка из кинофильма про мушкетеров. Теперь это песня безутешного Д Артяньяна, который плачет по утерянной навсегда Констанции.