Тогда я схватил обеими руками паровоз и вагончики и протянул их Прекосси, говоря:

— Возьми, это тебе.

Он посмотрел на меня, но не понял.

— Это тебе, — повторил я, — я дарю это тебе.

Тогда он с еще большим удивлением посмотрел на моих родителей и спросил:

— Но за что же?

На это ответил ему отец:

— Энрико дарит себе этот поезд, потому что он твой друг, потому что он любит тебя… чтобы отпраздновать твою медаль.

Тогда Прекосси робко спросил:

— И я могу унести его домой?

— Ну конечно, — ответили ему все.

Он уже был у двери, но всё не решался уйти. Он был счастлив.

Гарроне завернул ему поезд в носовой платок, и когда он наклонился, я слышал, как хрустели сухари, которыми были у него полны карманы.

— Теперь ты, — попросил Прекосси, — приходи к нам в мастерскую посмотреть, как работает мой отец, и я подарю тебе гвоздей.

Мама всунула в петлицу Гарроне маленький букетик для его мамы. Гарроне, не поднимая голову, пробурчал: «Спасибо», — но в глазах его так и сияла благородная и добрая душа.

Гордость

Суббота, 11 февраля

Подумать только, что Карло Нобис нарочно чистит себе рукав, если Прекосси, пройдя мимо, коснется его. Нобис воплощенная спесь, и всё только потому, что его отец — богач. Но ведь у Деросси тоже богатый отец. Нобис хотел бы занимать отдельную парту, он боится, что все его запачкают, на всех смотрит сверху вниз, и на губах у него всегда презрительная улыбка. Беда, если случайно заденешь его ногой, когда мы строимся в пары. Из-за всякого пустяка он бросает тебе оскорбления прямо в лицо или грозит вызвать в школу своего отца. И это после того, как его отец уже задал ему хорошую головомойку за то, что он обозвал сына угольщика нищим!

Я никогда не встречал такого высокомерного школьника. Зато никто с ним не разговаривает, никто не прощается с ним, когда он уходит, и не подсказывает ему, когда он не знает урока. Он тоже никого не любит и делает вид, что всех презирает, особенно. Деросси, за то, что он первый, и Гарроне, за то, что все его любят. Но Деросси не обращает внимания на надутую физиономию Нобиса, а Гарроне, когда ему передают, что Нобис о нем рассказывает всякие гадости, отвечает: «Его гордость так глупа, что не заслуживает даже удара по голове».

Однажды Коретти, когда Нобис издевался над его беретом из кошачьего меха, сказал ему:

— Поди-ка поучись у Деросси, как благородно должен вести себя настоящий синьор!

Вчера Нобис пожаловался учителю, что калабриец толкнул его ногой.

— Ты это сделал нарочно? — спросил его учитель.

— Нет, синьор, — честно ответил тот.

Тогда учитель обратился к Нобису:

— Вы слишком уж обидчивы, Нобис!

А Нобис ему, со своим заносчивым видом:

— Я скажу об этом своему отцу.

Тут учитель вспылил:

— Ваш отец ответит, что вы сами виноваты, как уже было однажды. И кроме того, в школе один только учитель имеет право распоряжаться и наказывать. — Но потом он прибавил более мягким тоном. — А хорошо было бы, Нобис, если бы вы переменили свое обращение с товарищами; попробуйте быть с ними добрым и вежливым. Посмотрите, здесь у нас сыновья и рабочих и синьоров, богатых и бедных, и все друг друга любят и живут, как братья. Почему бы и вам не держать себя так, как другие? Вы легко добились бы любви ваших товарищей, и вам самому было бы тогда приятнее. Ну что же, разве вы ничего не хотите мне ответить?

Нобис, который стоял и слушал со своей обычной презрительной улыбкой, холодно возразил:

— Нет, синьор.

— Ну тогда садитесь, — сказал учитель. — Мне жаль вас. Вы — мальчик без сердца.

Казалось, что разговор на этом и кончился, но Кирпичонок, который сидит на первой парте, повернул свою круглую голову к Нобису, который сидит на последней, и состроил ему такую чудную и смешную «заячью мордочку», что весь класс громко расхохотался.

Учитель сделал Кирпичонку замечание, но сам вынужден был отвернуться, чтобы скрыть от мальчиков улыбку. Нобис тоже улыбнулся, но довольно-таки кисло.

Раненый рабочий

Понедельник, 13 февраля

Нобис и Франти — достойная пара. И тот и другой остались совершенно равнодушными во время события, которое произошло сегодня утром у нас на глазах.

Мы вышли с моим отцом из школы и остановились посмотреть, как малыши из второго класса, опустившись на колени, терли лед своими накидками и беретами, чтобы он стал еще более скользким и гладким. Вдруг мы увидели в глубине улицы толпу, которая быстро приближалась к нам. У людей были серьезные и как будто испуганные лица, и они говорили вполголоса. В центре шли трое полицейских, а вслед за ними двое мужчин несли, носилки.

Мальчики сбегались со всех сторон. Толпа приближалась. На носилках лежал человек с бледным лицом, голова его свешивалась на одну сторону, волосы были спутаны и окровавлены, и кровь текла у него изо рта и из ушей. Рядом с носилками Шла женщина с ребенком на руках. Она, как безумная, всё время кричала:

— Он умер! Он умер! Он умер!

Вслед за женщиной шел мальчик с сумкой под мышкой и плакал…

— Что случилось? — спросил мой отец.

Один из стоявших рядом людей ответил, что это каменщик, который во время работы упал с четвертого этажа. Люди с носилками на минуту остановились. Многие в ужасе отворачивались. Я видел, как учительница с красным пером на шляпе поддерживала учительницу первого класса, которая почти потеряла сознание.

В ту же минуту я почувствовал, что кто-то толкнул мен под локоть, — это был наш Кирпичонок, бледный и весь дрожащий. Он наверное вспомнил в эту минуту о своем отце, и тоже подумал о нем. Я-то сижу в школе со спокойным сердцем, зная, что мой отец дома, за своим столом, и не подвергается никакой опасности. Но ведь многие из моих товарищей всё время помнят, что их отцы работают высоко на мосту или у колес громадной машины и что одно движение, один неверный шаг могут стоить им жизни! Кирпичонок смотрел, смотрел и дрожа всё сильней и сильней, так что мой отец заметил это и сказал:

— Иди домой, мальчик, возвращайся сейчас же к своему отцу, и ты увидишь, что он здоров и благополучен, иди же!

И Кирпичонок пошел, оборачиваясь на каждом шагу. Тем временем толпа снова двинулась, и женщина опять закричала раздирающим душу голосом:

— Он умер! Он умер! Он умер!

— Нет, нет, он не умер, — говорили ей со всех сторон, но она ничего не слушала и продолжала рвать на себе волосы.

Вдруг я услышал чьи-то возмущенные слова: «А ты еще смеешься!» — и увидел, что какой-то бородатый мужчина смотрел прямо в лицо Франти, который не переставал улыбаться и потом дал ему такую пощечину, что берет слетел с него на землю.

— Шапку долой, негодяй, — сказал незнакомец, — когда мимо проносят раненого рабочего!

Узник

Пятница, 27 февраля

Это самое удивительное из всего, что случилось у нас за весь год! Вчера утром мой отец взял меня с собой в окрестности Монкальери, посмотреть дачу, которую мы хотим снять на лето, так как в этом году мы не поедем в Кьери.[25] Оказалось, что человек, у которого были ключи от дачи и который служил секретарем у ее владельца, был раньше учителем. Он показал нам дом, а потом провел нас в свою комнату, где дал напиться. Там на столике среди стаканов стояла причудливо вырезанная деревянная чернильница в виде конуса.

Заметив, что мой отец смотрит на нее с интересом, учитель сказал:

— Эта чернильница мне очень дорога; если бы вы только знали, синьор, историю этой чернильницы! — И он рассказал нам следующее.

Несколько лет тому назад он был учителем в Турине, и целую зиму ему пришлось давать уроки заключенным в судейской тюрьме. Уроки проходили в тюремной церкви. Это было круглое помещение, где в высоких голых стенах были проделаны маленькие квадратные окошечки с двумя перекрещивающимися железными прутьями, и за каждым из этих окошечек находилась крошечная камера.