Александр отвернулся, ее слова отозвались в нем болью.
Рашид убрал с плеча ее руку и отступил назад. Он посмотрел на нее, и в его темных глазах отразилось презрение.
— Только глупая женщина способна любить мужчину, который пытался ее убить!
— Марк не хотел моей смерти. Убить меня хотела Юлия.
— Та женщина, которой ты служишь, — все так же презрительно сказал Рашид.
— Да, — ответила Хадасса.
— Как же ты можешь? — воскликнул Рашид, возмущенный тем, что Хадассе пришлось пережить, и тем, что она после этого даже не стремится отомстить своим убийцам.
— Могу, потому что точно так же нас полюбил Христос. Когда мы были еще грешниками, Он умер за нас, чтобы мы могли спастись. Так как же я могу кому-то мстить?
— Ты сейчас говоришь о другой любви.
— Я говорю и о любви женщины к мужчине, Рашид, — сказала она, — Прошу тебя. Не делай ничего с Марком Валерианом.
Александр стоял в дальнем углу комнаты.
— Делай так, как просит тебя Хадасса, Рашид, — спокойно сказал он, глядя на город. — И пусть Бог Сам вершит Свою месть.
Рашид повернулся к нему, и кровь воина стучала в его жилах.
— Но разве не ты говорил мне, что я должен ее защищать?
Александр обернулся.
— Ты прекрасно знаешь, как и я, что Бог уже совершил Свою волю в жизни матери и дочери этой семьи. Можешь не сомневаться, Рашид, что и сын находится в руках Бога.
Рашид стоял молча, глаза его оставались загадочными.
Хадасса снова подошла к нему.
— Прошу тебя, мой друг, — прошептала она. — Обещай мне.
Рашид откинул с ее лица покрывало и всмотрелся в ее шрамы.
— Ты просишь милости для тех, кто так поступил с тобой?
Она покраснела.
— Да.
Он отдернул руку от покрывала, будто оно обожгло его.
— Да ты просто с ума сошла!
— Может быть, но все равно обещай мне, Рашид. Я знаю, если ты что-то обещаешь, ты всегда держишь свое слово.
Ее доверительные и спокойные слова привели его в замешательство. Он посмотрел на Александра и увидел в его глазах глубокую печаль. Александр понял, что совершенно не знает его. Лицо Рашида снова стало каменным, когда он опустил голову и посмотрел на эту хрупкую женщину, которая стояла перед ним, искалеченная, изуродованная шрамами. Ее взгляд был ясным и уверенным. И сердце у него, помимо его воли, смягчилось. Неважно, что он ее никогда не понимал. Важно то, что она его понимает.
— Обещаю тебе, что не подниму руку на Марка Валериана, пока он не поднимет на тебя свою.
Хадасса взяла его за руку.
— Я бы хотела услышать от тебя больше, но и этого достаточно. — Она улыбнулась, в ее глазах отразились доброта и любовь. — Бог наставит тебя на Свой путь, мой друг. — Она снова закрыла лицо покрывалом.
Александр дал ей травы, необходимые для лечения раны Марка. Он сказал, что, перед тем как приложить травы и перевязать, рану нужно прижечь.
— Может быть, мне пойти с тобой?
— Не надо, я знаю, что делать.
Александр проводил ее до паланкина и помог ей усесться.
— Береги себя, — сказал он, беспокоясь за нее. Хадасса взяла его руку и приложила к своей закрытой щеке. Когда она уселась, он закрыл паланкин и отошел в сторону. Рабы подняли ее и понесли. Никогда еще в своей жизни Александр не чувствовал себя так одиноко.
Увидев, как Рашид чистит свой нож, Александр спросил:
— Ты сдержишь свое слово?
Рука Рашида застыла. Он медленно поднял голову и посмотрел на Александра. У Александра все похолодело внутри от темной глубины его глаз. Не сказав ни слова, Рашид снова склонился над своим ножом.
44
— Где она? — спросила Юлия, неприятно удивившись, когда на ее зов к ней вместо Азари пришла Лавиния.
— Она ушла из дома, моя госпожа. И не сказала, куда.
— Она вернется?
— Она не сказала, моя госпожа.
— О боги, ты вообще знаешь хоть что-нибудь? Что случилось, что она оставила меня?
— На твоего брата напали, моя госпожа.
Глаза Юлии округлились от страха.
— Напали?! — Она попыталась встать, но голова у нее закружилась, и она снова упала на диван, приложив дрожащую руку ко лбу.
— С ним все будет хорошо, моя госпожа. Не надо так пугаться.
— Как мне не пугаться? Кто посмел напасть на моего брата?
— Он сказал, что какой-то араб, моя госпожа.
— Марк знает, как его зовут?
— Думаю, что нет.
Юлии хотелось пойти к Марку, чтобы самой убедиться в том, что с ним все в порядке, но у нее сильно кружилась голова. Но даже если бы она и могла пойти к нему, он не пустил бы ее к себе.
— Азарь сказала, что не оставит меня, — печально сказала она.
— Я уверена, что она вернется, моя госпожа, — Лавиния поправила ей постель. — Наверное, она ушла за врачом.
— Намочи платок, — сказала ей Юлия, — у меня болит голова.
Лавиния опустила чистый платок в сосуд с водой, отжала его и осторожно приложила его ко лбу и глазам Юлии.
— Иди, посмотри, может, что-то еще узнаешь, — сказала ей Юлия, махнув рукой.
Когда прошло несколько минут, а Лавиния так и не вернулась, Юлия забеспокоилась. Она отложила влажный платок в сторону и медленно села, крепко держась за край постели, пока не перестала кружиться голова. Потом она встала и, шатаясь, направилась к двери. В доме стояла тишина. Может быть, рана Марка оказалась гораздо серьезнее, по сравнению с тем, что говорила Лавиния? Может быть, Марк вообще умер?
Юлия вышла в коридор. Она тяжело привалилась к стене. Мрамор был холодным. Ей захотелось закутаться в свою шаль, но она не могла тратить силы на то, чтобы вернуться за ней в свои покои. Надо выяснить, что с Марком.
Скользя рукой по стене, Юлия шатающейся походкой стала спускаться по коридору к покоям Марка. Она услышала голоса. Дойдя до двери, она заглянула в комнату. Юлий склонился над постелью. Потом она увидела слегка приподнятую ногу Марка. На полу лежала окровавленная туника Марка.
— Тебя серьезно ранили? — спросила она дрожащим голосом. Собрав все оставшиеся силы, она вошла в комнату.
Марк увидел Юлию, стоящую в дверях его спальни. Было заметно, что она поднялась с постели, потому что одета она была в потрепанное одеяние, которое едва скрывало ее исхудалое тело. Непричесанные темные волосы обрамляли бледное лицо. Она тряслась то ли от страха, то ли от слабости — он определить не мог.
Да и не хотел.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, глядя на окровавленную перевязь у него на боку.
— Я не умру.
— Я испугалась за тебя. — Юлия слегка покачнулась, прикоснувшись истонченной белой рукой к груди. — Хочешь, я посижу с тобой немного?
Марк откинулся на диване.
— Проводи ее к себе, — сказал он Юлию, не удостоив ответом ее боязливое предложение. Юлий подошел к ней. Марк обратился к нему достаточно громко, чтобы Юлия могла слышать, и она не стала сопротивляться, когда Юлий увел ее из комнаты.
Стиснув зубы, Марк стал бороться с пробудившейся в нем жалостью к сестре, и ему стало совестно, что он так грубо выпроводил ее сейчас. Она выглядела такой изможденной и тощей, что, казалось, всякий раз, как он ее видит, она худеет все больше. Когда-то он восхищался ее красотой. Что же она чувствует теперь, когда смотрит на себя в зеркало и видит свою худобу и бледность? Раньше она даже подумать не могла о том, чтобы выйти из своей комнаты или принять гостей, не одевшись и не причесав волосы. А сегодня она просто встала с постели и, несмотря на свою болезнь, пошла, чтобы узнать, что с ним.
Вернулся Юлий. Он не сказал о Юлии ни слова. Марк хотел было спросить его, но тут же вздрогнул, когда раб снял повязку с раны.
— Рана все кровоточит, мой господин.
— Промой еще раз вином и перевяжи. Если уж мне суждено умереть, я умру, — мрачно сказал Марк.
— Выпей вина, мой господин, — хмуро сказал Юлий, протягивая Марку полный кубок. Как только Марк приподнялся, рана опять стала кровоточить. Он снова лег, и Юлий окунул платок в красное вино. Марк весь напрягся, когда раб промыл ему рану, а потом перевязал. Потом он дал Марку еще один кубок вина, заметив, что его глаза стали мрачными и туманными.