И потребовалось два десятилетия и три войны (Абиссиния, Испания, вторая мировая), чтобы развеялся этот обольстительный туман, окутанный которым Бенито Муссолини предстал некогда очам среднего итальянского мещанина. И не только мещанина — фашисты бросались из стороны в сторону, стремясь расширить свою социальную базу, — старались дать товар на всякий вкус.

Паоло Алатри, историк-коммунист, пишет:

«В Триесте фашизм носил националистический и антиславянский характер, во Флоренции — литературно-студенческий, в тосканской деревне фашистское движение было тесно связано с земельными собственниками, в апулийской — с «маццьери»; там, где республиканцы конкурировали с социалистами, фашист принимал республиканскую окраску, в других местах — монархическую». Словом, фашизм, подобно хамелеону, менял окраску, приспосабливаясь к окружающей среде.

Начались фашистские эксцессы, невиданно жестокие, извращенные и мерзкие: людей избивали кулаками, дубинками, привязывали жертву длинной веревкой к автомобилю и волокли по дороге.

Фашисты заставляли своих противников, угодивших к ним в лапы, пить касторку в больших дозах — словом, фашизм в его итальянской версии был явлением нисколько не менее омерзительным, чем германский нацизм.

Фашисты получали поддержку от государства. Оружие с государственных складов. Транспорт, когда он бывал им нужен. Одним словом, как только власти увидели в фашизме оплот против революционного движения, они пошли навстречу фашистам.

Наиболее покладистыми, наиболее сговорчивыми и понятливыми оказались военные власти. Они специальным циркуляром известили нижестоящие инстанции о предстоящем образовании фашистских организаций на местах и о необходимости оказывать им всяческое содействие.

В борьбе против фашизма трудящиеся могли рассчитывать в те дни лишь на свои собственные силы.

Были отдельные стычки. Демонстрации, забастовки. Потом, когда первый шок прошел, зародилось новое движение — движение «Ардити дель пополо» — «народных смельчаков». В отряды «смельчаков» — «ардитов» — вступали люди разных политических убеждений. Главным было одно — решимость с оружием в руках бороться с фашистами до конца.

Социальный фронт оказался весьма широким — в отрядах были и рабочие, и батраки, и даже офицеры-легионеры из бывших приверженцев Д'Аннунцио. Но Итальянская социалистическая партия заняла в вопросе борьбы с фашизмом позицию, которую можно, пожалуй, назвать непротивленческой.

Коммунисты намеревались действовать иначе. Они собирались ответить «дисциплиной на дисциплину, силой на силу, оружием на оружие». Но единственная в стране непримиримая к фашизму партия только кристаллизовалась и делала свои первые шаги. О путях к ее созданию мы расскажем в следующих главах.

«Ордине Нуово» можно перевести как «Новый порядок» или «Новый строй» — так назывался журнал, основанный Антонио Грамши и несколькими его единомышленниками в мае 1919 года. Самым старшим в редакции был Грамши — ему было двадцать восемь. Тольятти было двадцать шесть. Монтаньяне — двадцать четыре. Феличе Платоне — двадцать два. Андреа Вильонго — двадцать лет. Моложе всех был Джузеппе Аморетти.

Все это были студенты или молодые «дотторе», люди с университетским образованием. Марио Монтаньяна был среди них единственным рабочим. Монтаньяна побывал в Советской России, и вскоре после возвращения оттуда ему предложили войти в состав редакции «Ордине Нуово», стать для начала ни более ни менее как хроникером по вопросам профсоюзного движения. Предложил ему это Антонио Грамши. И Марио Монтаньяна даже не пытался отказываться. Он только усомнился на миг в своих литературных и прочих способностях. И робко спросил у Грамши:

— Ты думаешь, я справлюсь?

— Без сомнения, справишься, — ответил Грамши. — Если же нет, я скажу тебе это открыто, и ты сможешь вернуться к своей прежней работе.

Для скромного социалистического органа, да еще провинциального, «Ордине Нуово» был очень богат. Он имел собственную типографию. Средства на приобретение этой типографии собирались по подписке в 1919 году, одновременно с основанием туринского издания «Аванти!». В типографии этой стояло пять линотипов, правда далеко не новых, приобретенных из вторых рук. Имелась и маленькая ротационка типа «маринони». И Монтаньяна, механик, хотя и не полиграфист, взирал на нее с удивлением и восхищением. «Маринони» стучала ночи напролет безотказно, вот разве иногда теряла какую-нибудь гайку. Но порядок тут же бывал восстановлен!

Чтобы попасть из типографии в помещение редакции, следовало подняться по винтовой лестнице, расшатанной и скрипучей. Одолев ее, вы оказывались в просторной комнате для администрации, рядом с ней находились три комнатушки — пристанище редакторов (то есть по нашей нынешней терминологии попросту — литсотрудников) и еще крохотная клетушка, которую Монтаньяна непочтительно именует «конурой», — там и помещалась дирекция журнала, то есть по-нашему — его редколлегия.

Между прочим, редакторы нового органа учли, что, не ровен час, и он может подвергнуться нападению — время было смутное. Главный вход как раз находился против резиденции архиепископа — в центре города, на улице, которая так и называлась Архиепископской. Но попасть в редакцию было не так легко. Сначала следовало пройти прямой короткий туннель, затем большой двор, окруженный ветхими строениями, затем снова прямой короткий туннель, уже второй. И наконец — второй двор.

Существовал еще и другой вход. С улицы Двадцатого сентября. Почти всегда запертый. Впрочем, попасть в редакцию с этой стороны тоже нелегко. Нужно пройти туннель, прямой, длиной метров в тридцать. По туннелю этому с превеликим трудом могла проехать повозка. Туннель упирался в деревянные ворота… В случае чего редакцию было бы очень удобно оборонять. «Нескольких винтовок, револьверов и ручных гранат хватило бы в таких условиях для весьма успешной защиты», — деловито замечает Марио Монтаньяна.

В помещении «Ордине Нуово» денно и нощно дежурили красногвардейцы. Так они сами себя называли. Обычно их бывало человек двадцать-тридцать. Отважные молодые парни — безработные, а иногда и рабочие, они поочередно отказывались от отдыха. Вооружены они были до зубов и, как пишет Монтаньяна, «исполнены готовности умереть, защищая газету туринского пролетариата». Да, именно газету, скромный еженедельник вскоре превратился в газету с немалым тиражом.

Потенциальные громилы были уверены, что все помещение редакции минировано и что ежели уж очень допечет, то красные, засевшие в нем, взорвут вместе со своим зданием окружающие дома, в том числе и находившийся по соседству аристократический коллеж.

Нет, редакция заминирована не была. Слухи такого рода усердно распространяли сами сотрудники газеты. Так им посоветовал Грамши. И покамест противник еще не переходил к открытым военным действиям. Противник побаивался. Выжидал. Редакция была разгромлена и разграблена фашистами лишь много времени спустя, уже после пресловутого «похода на Рим».

Работа в редакции начиналась обычно в четыре часа дня. В кабинет Грамши, душный и тесный донельзя, один за другим приходили сотрудники, все жаждали поговорить с ним, узнать его мнение, получить от него совет.

Один из тогдашних сотрудников писал много лет спустя, что Антонио Грамши, хотя он жил в наш век стенографии, линотипов и ротационок, во многих отношениях напоминал древних философов, преподносивших своим ученикам наставления в форме бесед.

Грамши много написал, но это еще далеко не все, что он совершил, да и разве это было самым главным в его жизни? Нет. Самым главным в те дни были его беседы, его устные, практические наставления. При всем том нельзя сказать, что Грамши увлекался своим красноречием и давал ему увлекать себя. Совсем наоборот. Говорил он мало. Зато, как никто, умел слушать. И, как никто, умел в немногих словах дать полное решение обсуждаемого вопроса. Только надо было внимательно прислушиваться к его словам. Ты слушаешь его — и вдруг перед тобой начинают открываться широчайшие горизонты, а ты даже и не подозревал, что они существуют! И получалось так, что многое, к чему Антонио Грамши как будто не имел ни малейшего отношения, будь то газетные статьи, тактические приемы, организационные формы, полезные начинания, являлось на самом деле плодом его упорного труда, результатом его устных наставлений.