— Вчера вечером известие об этом тебя шокировало. Я знаю, что Карен собиралась написать тебе обо всем, но, видимо, пока не решилась. — Пожилая женщина осторожно дотронулась до руки Джоан. — Она была благодарна тебе за предложение переехать сюда. Но, как она сама мне объясняла, Португалия лежит слишком далеко от ее родных мест, и еще ты обустроила дом по своему вкусу, у тебя бывает множество людей, и ей не хотелось мешать тебе. Мы с ней сошлись на том, что молодому поколению не нужны маменьки, которые вечно вмешиваются не в свои дела. Поэтому и я сама решила уехать из Каслстоува. Мы с Карен с удовольствием оставим вас в покое. А если поселимся вдвоем, то не будем чувствовать себя одинокими.

И когда это Саманта с мамой успели так подружиться! — с досадой подумала Джоан. Когда развод с Эрвином будет предан огласке, они окажутся по разные стороны баррикад.

— Секретничаете? — спросил подошедший к ним Эрвин с таким видом, будто не сомневался: кому-то опять перемывают косточки.

— А как же! — Саманта улыбнулась, поднялась и взяла сумочку. — Пойдем куда-нибудь обедать — я умираю с голоду! И не смотри так сердито! — Она слегка постучала указательным пальцем по широкой груди Эрвина. — Мы, женщины, имеем право на свои маленькие тайны!

Могла бы этого и не говорить, поморщилась Джоан. Она видела, как Эрвин улыбнулся матери, но, когда перевел взгляд на жену, в его глазах стояло привычное презрение. Наверняка он подумал сейчас о ребенке, которого она носит. О ребенке Тома.

Внезапно ей захотелось, чтобы этот день поскорее закончился, а Саманта уехала домой. Захотелось, чтобы Эрвин снова любил ее, чтобы время повернулось вспять…

Но этого никогда не произойдет. Джоан машинально шла за своими спутниками по лабиринту узких, вымощенных булыжником улиц. Нервы ее были натянуты как струны, а сердце лежало в груди холодным камнем. Она не знала, как доживет до вечера, потому что уже сейчас чувствовала себя хуже некуда.

Есть два решения, как-то отстраненно подумала она. Первое — таскаться по городу с убитым видом, в результате чего Саманта начнет подозревать неладное. И второе — изображать счастливую молодую жену, как приказал ей Эрвин.

Гордость опять заставила Джоан выбрать второе. Глубоко вздохнув, чтобы справиться с подступающими слезами, она проскользнула между Самантой и Эрвином и, взяв обоих под руки, двинулась дальше. Ее нога тесно соприкасалась с ногой Эрвина все то время, что они шли рядом.

Внезапно она почувствовала, как легкая дрожь пробежала по его телу и рука, переплетенная с ее рукой, напряглась. Джоан постаралась скрыть довольную усмешку.

— Недалеко отсюда есть превосходный ресторанчик с видом на море, — сказала она. — Можно поесть на веранде и подышать морским воздухом.

Эрвин вопросительно взглянул на мать, и та воскликнула:

— Звучит заманчиво! Ну что ж, показывай дорогу!

Джоан свернула на знакомую улицу, не выпуская руки Эрвина и по-прежнему прижимаясь к нему всем телом. Она говорила себе, что это доставляет ему мучения, которые он вполне заслужил. Однако в конце концов волнующее ощущение его близости заглушило все прочие ее мысли и чувства.

Они уселись за столик, стоявший немного в стороне от других, под навесом из вьющихся виноградных лоз. Джоан подумала, что место выбрано удачно. Если ей снова захочется подразнить Эрвина, этого не увидит никто из посторонних. Краем глаза она заметила, что он с трудом справляется с обуревающими его чувствами.

Взгляд, который Эрвин бросил на нее, когда она скользнула на свое место, задержался на уровне расстегнутых пуговиц блузки, затем переместился вниз на длинные загорелые ноги. Да, он явно сожалел о том, что она так хорошо выполняет его указания!

Что ж, прекрасно! Джоан одарила мужа сияющей улыбкой и постаралась убедить себя, что получает ни с чем не сравнимое удовольствие. Желая продлить миг торжества, она накрыла ладонью руку Эрвина и слегка погладила. Мышцы его тут же напряглись, и Джоан поняла, что он едва сдерживается, чтобы не отдернуть руку. Но здесь была Саманта, и под внимательным материнским взглядом Эрвин не осмелился хоть как-то проявить недовольство.

— Должно быть, мне придется заказывать ланч, дорогой, — промурлыкала Джоан. — Здесь почти не говорят по-английски. Ольян еще не превратился в центр международного туризма.

— Хорошо, — кивнул он, но Джоан видела, что ему не понравился ее покровительственный тон. Эрвин привык сам отдавать распоряжения.

Ничего, как-нибудь переживет. Джоан просмотрела меню и выбрала овощной салат с красным перцем и пряностями и моллюсков в чесночном соусе.

— Ну, что вы на это скажете? — спросила она у своих спутников. Получив утвердительные ответы, Джоан подозвала официантку и заговорила с ней по-португальски.

Несколько лет назад, когда она только приехала сюда, выучить язык было ее первоочередной задачей. Поэтому сейчас ей было приятно восхищение Саманты:

— Дорогая, твоим талантам просто нет предела!

Улыбнувшись, Джоан сняла соломенную шляпу и тряхнула головой. Она видела, каким жадным взглядом Эрвин смотрит на длинные волнистые пряди ее волос, и, обращаясь к Саманте, кокетливо произнесла:

— Полагаю, вам лучше спросить об этом у моего мужа. — И вдруг, поймав довольную ответную улыбку, замерла, охваченная внезапным чувством вины.

Почему она решила, что несчастная женщина должна жить в мире дурацких иллюзий, который они с Эрвином заботливо создавали для нее? Джоан стало стыдно. Она словно увидела в истинном свете то, что раньше представлялось ей просто рискованной затеей. Внезапное открытие обрушилось на нее всей своей тяжестью, заставив сердце тревожно заныть.

Но почти сразу же вслед за этим Джоан пришлось испытать настоящий ужас. Когда Саманта, извинившись, отправилась «попудрить носик», Эрвин взял ее сильными жесткими пальцами за подбородок и сказал:

— Я прекрасно знаю, что ты делаешь и почему ты это делаешь. — Тяжелый взгляд серых глаз остановился на ее губах. — Наш брак — лишь видимость, и, будь уверена, я не собираюсь набрасываться на то, что ты так соблазнительно выставляешь напоказ. Человек способен вынести очень многое, прежде чем окончательно забудет о своих принципах.

И тут же его губы прижались к ее губам, и он с силой раздвинул их языком, проникая внутрь. Джоан попыталась отстраниться, руки ее сжались в кулаки, и она уперлась ими в грудь Эрвина. Но она боролась не столько с ним, сколько со своим внезапно вспыхнувшим желанием… до тех пор пока не ощутила, что прикосновения мужских губ становятся иными — ласкающими, глубоко чувственными.

Невероятно, но Джоан вдруг почудилось, что именно так он целовал ее еще совсем недавно, когда они любили друг друга и она была нужна ему. Джоан перестала сопротивляться, ее кулаки разжались, и она принялась слегка поглаживать плечи мужа, чувствуя, как внутри нее бушует пламя.

Мысли разом покинули ее. Джоан ощущала только свое тело, охваченное одним стремлением: принадлежать Эрвину, отдать ему всю свою любовь и страсть. Ее сознание уже не воспринимало реальность, полностью погрузившись в мир грез…

Это продолжалось до тех пор, пока Эрвин не отстранил ее мягким движением. Но когда он заговорил, голос его звучал по-прежнему бесстрастно:

— Подумай, прежде чем играть со мной в эти игры. Ты можешь дразнить меня, но это палка о двух концах. Так что будь осторожнее, дорогая женушка, иначе в один прекрасный момент угодишь в свою же собственную ловушку.

Джоан откинулась на спинку сиденья, предоставив беседе Эрвина с матерью идти своим путем.

Итак, Эрвин объявил ей войну. Вот что означал его поцелуй и холодные, угрожающие слова, которые он произнес потом. Мужчины способны заниматься сексом, не испытывая любви, и, очевидно, Эрвин не был исключением. Но Джоан не могла перестать любить его, как бы ни старалась, как бы ни презирала себя.

Почему она повела себя так глупо? Почему, улыбаясь и расточая призывные взгляды, не постаралась в то же время удержать Эрвина на расстоянии?