Володька знал, в общежитие пускают не всякого, подгадав, когда через вахту пойдут пэтэушники, он пристроился к ним и свободно миновал стол, за которым восседала пожилая вахтерша с суровым бдительным лицом.
Каменский друг его — Витя Фролов, страдал в пустой холодной комнате.
— Ну что? — спросил Володька, пожав товарищу руку и окидывая взглядом помещение, где стояли с десяток кроватей, заправленных серыми солдатскими одеялами. — Процветаешь?
— Да уж! — поморщился Витя. — Процветаешь! Второй день не жрамши… Ехать надо, отовариваться… Понимаешь, Вовик…
…Зябко и неуютно было на душе у Вити Фролова. Отчасти из-за того, что недоедал — талоны в столовую кончились, он проиграл их товарищам в «жестку». Денег же на еду вовсе не было. Дома особенно не баловали, опасаясь, как бы он не испортился на городской жизни, не стал пить. Плохое настроение его усугублялось тем, что товарищи по комнате еще утром разъехались по деревням, а его мастер не отпустил, сказав, что Фролов побежит на районных соревнованиях по кроссу за честь училища. Недавно на физподготовке Фролов словчил, срезал дистанцию и неожиданно прибежал раньше всех…
— Теперь вот Иван Христофорыч, мастер наш, пришел и сказал, что кросс переносят на другую субботу, — печально закончил Витя.
Они посидели на кроватях, покалякали о том о сем. Володька сказал, что нынче в Доме культуры лекция о вреде религии и кино «Тучи над Борском».
Потом смотрели из окна. Вид с пятого этажа на город открывался просто замечательный: на горизонте трубы какого-то завода и башня телецентра, внизу — училищный двор, где маленький бодрый мужичок в штормовке и голубых джинсах тренировал собачку, заставляя ее приносить палку.
— Умная собака! — одобрил Володька. — Бульдог…
— Просто исключительная! — согласился Витя. — Я ее каждый день наблюдаю. — И уточнил породу. — Боксер.
— Где же он держит такую псину?
— Где-где! — хмыкнул Витя. — Ясно дело — в квартире, с одной тарелки лакают…
Володька ухмыльнулся, наблюдая за тем, как внизу хозяин собаки взялся отрабатывать еще одну команду — «Сесть-встать!»
— А у нас Бобик спит под сараем на телогрейке, а чем кормится…
— Это у вас! — с нажимом на последнее слово перебил его Фролов. — А у н а с, в городе, особый сорт собак вывели — карманных. Бегают по улице исключительно в носках…
Вспомнив нечаянно о доме и о том, что сейчас делается, Володька помрачнел. И чтобы не угнетать своим безрадостным видом товарища, спросил безучастно:
— Ну, что, Витя, домой?
— Нах хауз! — бодро вскрикнул Фролов и подхватил свой дорожный портфель. Они сбежали по лестнице вниз.
— Тетя Зинуля! — закричал Витя вахтерше. — Ключик вешаю на место. Будь здорова, не болей, не кашляй!
Бдительная вахтерша начала что-то говорить Вите, но уже хлопнула застекленная входная дверь, и слова ее остались там, за стеклом.
На улице неожиданно переменилась погода. Взялся накрапывать мелкий дождь. Володька и Фролов вышли к трамвайной остановке.
Володька рассматривал округу: рельсы, скамейку, бетонный столб с фонарями. Из-за серых многоэтажных домов, поражавших его сердце правильной, однообразной мрачностью, дул порывами холодный пронзительный ветер.
Подошел трамвай.
— Этот? — уточнил Володька.
Витя кинул:
— Внедряемся!
Задняя дверь, куда нацелились Володька с Фроловым, открылась с трудом. Преодолевая упорное сопротивление людских тел, они протиснулись внутрь.
Володька, глядя через окно на поблекший в непогоду город, с тревогой думал о том, как необдуманно поступил он, уехав сегодня из Каменки: родитель молчит-молчит, а возьмет при начкаре и выступит… Запрут пьяного злодея в кутузке и будет сидеть…
— Ну, чё вздыхаешь, Вовик? — окликнул его Фролов. — Скоро нам с тобой слазить.
— Суббота, — ответил Володька, — народу на автостанции должно быть…
— Не переживай, прорвемся! — ободрил товарищ.
— Следующая остановка — улица Калинина, — жестяным голосом сказала по трамвайному радио вагоновожатая. — Выход на автовокзал…
— Приехали!
Густая колышущаяся толпа на автостанции смутила Володьку. Люди теснились под наклонными бетонными козырьками у посадочных площадок, скрываясь от сеющегося дождя. В переполненном кассовом зале было шумно, душно.
— От народ! От народ! — шумно разговаривал сам с собой Витя Фролов. — Я-то хоть домой, на паску, еду, а они куда?
Прилагая силы, товарищи пробрались к кассе.
Володька увидел ветфельдшера Ступина, к которому в прошлом году они с братишкой Миней водили лечить своего Бобика, двух девушек из кооперативного техникума, бабушку с Набережной улицы, директора Дома культуры Крючкова… Поискав глазами хвост очереди, он обнаружил озабоченное, огненно-рыжее лицо Мити, учителя. Историк, должно быть, возвращался со своей заочной сессии. Володька еще не решил: скрываться ли ему от глаз Мити или стоять так? Подумал: с одной стороны… с другой стороны… Решил: а, все равно! И остался рядом с Фроловым.
Бодрость, которую придали твердые заверения Вити (на быстрый отъезд рассчитывать не приходилось), улетучилась, и он снова оглянулся, намереваясь спросить последнего в очереди, и неожиданно услышал веселый возглас:
— Фрол! Хаю дую ду!
Володька и Витя обернулись на зов и у кассового окна, шагах в трех, увидели Димчика.
— Дую-дую! — сказал Витя, пожимая руку товарищу. — Привет гроботесам!
Так, незаметно для окружающих, из ладони Фролова перешли к Димчику два мятых рубля — на билеты.
— Салют кочегарам! — не остался в долгу земляк, хлопнув Витю по плечу, и тут же, увидев Володьку, возопил радостно: — Воль-де-марчик!.. Домой намылились, мужики?
Фролов и Димчик учились в разных училищах. Витя на металлурга, а Димчик — на столяра-краснодеревца.
— Куда без очереди прете!? — возмутился позади них высокий худой парень в голубом плаще.
— Да мы так, почирикать, не переживай! — ласково успокоил его Витя. — Мы там заняли.
— Там и чирикайте! — сурово отрубил парень. — Знаем мы таких — быстрых да звонких, заняли они…
Володька нахмурился, почувствовав на себе внимание очереди.
— Кто это там выступает, Фрол? — спросил Димчик, приблатняясь на глазах, вытягивая губы трубочкой и с растяжкой цедя слова. — Кто это там на мозги мне капает, а?
Володька даже удивился, как быстро освоился Димчик с новой городской жизнью, где на каждом шагу следует быть быстрым, энергичным, активным, чтобы тебя, скажем, не прищемило дверью в трамвае или не остановил постовой, когда перебегаешь улицу…
Прищурившись, Димчик резко обернулся и звонко вскрикнул:
— А-ах! Человек в шляпе! Права качашь? На трудящего человека бочку катишь?
От неожиданности парень отшатнулся, и Володька увидел на его лице смутное беспокойство. Фролов переступил с ноги на ногу и усмехнулся. Кто-то в очереди оценил «юмор» Димчика и стрекотнул кузнечиком: «Кги-кги-кги!» Парень, стараясь не уронить еще ниже собственное достоинство, снял мятую темно-зеленую шляпу с приплюснутой тульей и неуверенно ответил Димчику:
— Чего прилипаешь? Я, кажется, не с тобой разговоры веду… Стоишь и стой, шустряк какой…
— Это кто шустряк? — с придыхом спросил Димчик, так что получилось не «кто», а «хто» и сделал вид, что может достать из кармана своего огромного темно-синего бушлата с латунными пуговицами устрашающее н е ч т о. Володька увидел, как у парня вспотело лицо.
Очередь, следившая от нечего делать за разговором, притихла.
Димчик, смеясь, вынул из кармана мятый нестираный платок в крупную клетку, громко высморкался и сказал:
— Если блазнится, креститься надо, церква рядом. Вот так-то, дядя!..
Очередь, поверив, что н и ч е г о не будет, возбудилась, заворчала. Володька поймал на себе осуждающий взгляд девушек из кооперативного техникума и на всякий случай отвернулся, сделав вид, что к происшедшему не имеет отношения. И тут он вновь увидел учителя Митю, подумал самую малость и шагнул к нему:
