Ноги подкашивались. В ушах гудело. Чтобы не упасть, он оперся о стойку микрофона.
— Я обязательно вернусь в ваш город и буду петь, а вы, если захотите, придете... Прощайте... То есть простите... Что сегодня вот так... Спасибо, что слушали.
Он двинулся за кулисы. Народ безмолвствовал. Проходя мимо рояля, Володя уронил стул, оставленный Севой. Зал охнул. До кулис оставалось несколько шагов.
— Володя, сюда, сюда, — услышал он шепот Пяти Леонидова.
Из последних сил Володя рванулся вперед и упал на руки Паши и подоспевшего Нефедова.
— Мне что-то нехорошо... Голоса нет. Присесть бы...
Нефедов и Леонидов понесли Володю по коридору в грим-уборную. И вдруг со сцены вслед им зазвучала песня:
Я весь в свету — доступен всем глазам,
Я приступил к привычной процедуре,
Я к микрофону встал, как к образам.
Нет-нет, сегодня точно к амбразуре...
— Кто это придумал? — еле слышно спросил Володя.
— Хрен его знает, как-то само, — ответил Леонидов.
Михалыч вошел в зал на последних словах песни. Раздались аплодисменты, и к одиноко стоящему микрофону зрители понесли цветы.
Из радиорубки за происходящим наблюдали Сергей и Байрам. Фонограмму запустили они. Песня кончилась — Байрам выключил магнитофон.
Михалыч не верил своим глазам. Люди продолжали подниматься на сцену, с цветами и просто так. Кулисы заполнились народом. В коридор, куда увели Высоцкого, людей не пускали два оперативника.
— Туда нельзя. Актеры отдыхают.
— А мне только автограф взять!..
— Нельзя!
Фридман протолкнулся сквозь толпу поклонников. Заметив оперативников, замер, затем повернулся, выскочил из толпы и побежал сломя голову в фойе.
* * *
Тем временем к грим-уборным пыталась приблизиться пожилая супружеская пара.
— Я врач. Может быть, нужна помощь? — с достоинством говорил мужчина.
Чуть подумав, оперативник отозвался:
— Вы вдвоем? — Он окинул их взглядом. — Не могли бы обождать?
— Ну конечно, мы ждем, — сразу согласились они.
— Хорошо. Может быть, вы будете нужны.
Нефедов и Леонидов уложили Володю на кушетку. Пошарив в сумке Татьяны, Леонидов вытащил сверток с ампулами.
— Никого не впускай! Никого! Слышишь? — всполошился Нефедов.
— Так никого ж нет.
— Дверь закрой на ключ.
Леонидов подчинился.
Нефедов как-то воровато оглянулся на Володю. Тот тяжело дышал.
— Володя, все будет хорошо, я сейчас.
Он осторожно извлек одну ампулу из коробки — так, чтобы Володя не заметил, сколько добра привезла Татьяна. Начал набирать «лекарство» в шприц.
* * *
Фридман побежал через фойе к билетной кассе и принялся отчаянно колотить в дверь. Открыла Нуртуза. Отодвинув ее в сторону, Фридман вытащил из тайника на шкафу газетный сверток с билетными корешками, пред назначенными для Михалыча, сунул его в свой портфель и вылетел из кассы.
* * *
Вместе с несколькими оперативниками Кибиров стоял на темной лестнице. На часах было 19.40.
— Все готовы? Пошли!
Оперативники открыли дверь и с задней лестницы быстро зашли в коридор. Один из них заглянул в туалет — проверить.
Кибиров толкнул дверь гримерки, но она не поддалась. Он постучал.
* * *
Нефедов уже готовился сделать укол. Услышав стук, застыл на месте. Леонидов не растерялся ни на миг. Зычным голосом прокричал, обращаясь к двери:
— Минуту! Артист переодевается.
Кибиров жестом остановил здоровенного оперативника, который приготовился было ломать дверь: «Ладно, подождем».
* * *
Фридман залпом проглотил стакан коньяка. Бросил буфетчице на стойку пять рублей, несколько секунд постоял, успокаивая дрожь в руках, и наконец вышел из буфета. Он не обратил внимания на Исраилова, который с аппетитом вкушал за столиком булку, зато сразу заметил идущего навстречу Михалыча. Тот подмигнул ему, сложил пальцы решеткой и сквозь них посмотрел на Фридмана. Леня показал Михалычу портфель:
— Вот... Всё у меня... Это кому? Мне-то что делать? — сбивчиво забормотал он.
— Тебе-то? — ухмыльнулся Михалыч. — Тебе — ждать и бояться.
Фридман застыл в нелепой позе. Михалыч прошел мимо него и остановился рядом с Исраиловым.
— Здравия желаю, товарищ генерал. С приездом.
— Почему он не поет?—продолжая жевать, осведомился генерал.
— Болен.
— Болен? Лечи! Какие гости в зале, видел? А в Ташкенте — Первый с семьей на концерт ожидается! Что делать будешь?
— Сейчас задерживаем его.
— Как — «сейчас задерживаем»? — генерал чуть не поперхнулся.
— Не успел доложить. Кроме левых концертов туг еще... Они наркотики с собой привезли. — Михалыч искоса взглянул на Фридмана, стоящего неподалеку. — Извините, товарищ генерал.
Михалыч отошел от генеральского столика, надвинулся на Фридмана:
— Что встал как памятник? Памятник администратору Фридману? Пошел отсюда.
Фридман попятился.
Михалыч вернулся к столу.
— Ты хорошо подумал? — Исраилов продолжал жевать.
— У нас есть все основания, — пожал плечами Михалыч.
— Ты делать умеешь, а думать — нет! А ты попробуй! А то зачем тебе голова твой! Может член ЦК преступника и наркомана слушать и хлопать потом? А вон сидят и хлопают. Я видел. А в Ташкенте — Первый сидеть будет и тоже хлопать будет! — Вдруг генерал перешел на крик, и изо рта у него полетели остатки булки: — Кто пригласил руководство области? Ты куда смотрел? Ты о чем думал? Или ты специально — меня подставить захотел? Научил тебя кто так делать?!
— Я выполняю ваш приказ.
— Я приказывал тебе руководство дискредитировать? Ты что сказал такое? — побагровел Исраилов.
— Товарищ генерал!
Буфетчица с интересом прислушалась к разговору. Но генералу до нее не было никакого дела, он расходился все больше:
— Молчи давай! Информацию собирай — и про наркотики, и про левые их дела незаконные. Может, и надо будет сказать кому-то: «Ты куда ходишь? Ты что смотришь-хлопаешь?» Но это я буду решать! И говорить я буду! Когда надо будет! Веди его! И чтоб волос с него не упал! Охраняй! Чтобы никакой скандал не был! Ишь какой: «Задерживаем!» Отбой давай! И делай, как я говорю, а то я тэбе сдэлаю.
Михалыч стоял, оплеванный Исраиловым в прямом и переносном смысле. Как только генерал замолчал, он невозмутимо достал из кармана рацию и, прикрыв ее рукой, скомандовал:
— Внимание всем! Стоп на задержание. Кибиров, уводи людей.
Рация зашипела в ответ:
— Кибиров на связи. Повторите.
— Уводи людей!
* * *
Оперативники снова вышли на заднюю лестницу. Кибиров вернулся к двум сотрудникам, которые стояли рядом с пожилой парой у выхода на сцену.
— Всё. Снимаемся.
Все вместе они направились к служебному выходу.
— Мы можем пройти? — спросил пожилой врач.
— Конечно, — ответил на ходу Кибиров.
Пожилая пара зашла в коридор.
Из гримерки выглянул Леонидов.
— Простите, а где Владимир Семенович? — учтиво обратился к Паше пожилой мужчина.
— Переодевается, — так же учтиво ответил Паша.
— Ох! Как вас охраняют...
— Да это какие-то важные люди в зале были, — махнул рукой Леонидов.
— Да, да, мы видели.
— Что с Владимиром Семеновичем? — вмешалась в разговор женщина. — Он был страшно бледный. Вы мерили давление?
— Да, да, — поддержал ее муж. — Я врач, нас попросили подождать. Может, нужна помощь?
— Прошу вас, не нужно паниковать. С ним сейчас доктор, и это, скорее всего, аллергия.
Тут дверь гримерной открылась, и в проеме появился Володя.
Перемена, произошедшая с ним, удивила и Леонидова, и пожилую пару. Он был абсолютно нормален.