– Видишь, это всё за тебя. Ты здесь мешаешь.

– Не я, а ты.

– Не мечтай, я не уступлю. Или ты отсюда улетаешь, или ни мне, ни тебе. Понял! Ты лишний! Она из-за тебя разродиться не может.

– Нет, это ты во всём виноват. Вон, отсюда. – Тринадцатый так громко кричал первый раз за всё время своего существования.

Иван Иванович судорожно нащупал пульс роженицы. Алёнушка была бледная, волосы разметались, глаза ввалились, пульс прощупывался с трудом. Доктор послушал сердцебиение ребенка – ритм в норме. Но что с матерью?

Неприятный позеленел от злости ядовито – зеленым цветом и взмахнул мантией.

– Слушай, ты недотёпа, предупреждаю в последний раз, если мне сейчас не уступишь место, я её отправлю в длительный отпуск.

Тринадцатый понял, что Неприятный не шутит. Для достижения цели ему все средства будут хороши. И эта красивая, молодая женщина, без пяти секунд его мама, – умрёт. Быстро перекрестившись, Тринадцатый закричал, что было сил.

– Да, провались ты в Отстой!

В операционной стал медленно гаснуть свет. Хлопнула форточка от порыва ледяного ветра. Все замерли. Непонятный страх возник ниоткуда и за долю секунды объял всех присутствующих. И только Алёнушка в эту жуткую секунду почувствовала огромное облегчение. Новый человечек, так долго бившийся у неё под сердцем, рвался на волю. Прилив сил и огромная радость густой пеленой окутала будущую мать. Она поднатужилась, и в тот же миг операционную тишину пронзил громкий крик новорождённого. Тринадцатый, не разбираясь, мальчик это или девочка, впорхнул в маленькое тельце.

– А теснота – то какая! Это тебе не райские качели. – Охнул Тринадцатый, и замер.

Сияющий Иван Иванович радостно подпрыгивал вокруг стола.

– Ну, молодец! Ну, красавица! Ну, героиня!

– Кто там у нас? – Еле слышно поинтересовалась Алёнушка.

– У нас сын! Богатырь! Мои поздравления! – Акушерка, быстро закончив все медицинские премудрости, аккуратно положила карапуза на весы. – Вес – три сто. – Отрапортовала она и переложила новорожденного на мерный столик. – Рос – пятьдесят один сантиметр.

– А, теперь, отдыхать. И, как можно больше, красавица. – Доктор довольно потёр руки и вышел из операционной.

Тринадцатый на время ослеп и оглох. Этот период нужно было переждать. Так как он очень устал, то был даже рад отдыху. И только некоторые ощущения мешали ему расслабиться полностью. Но это были уже ощущения тела, а не души.

Отпуск Тринадцатого заканчивался. Со дня на день он ждал вызова в школу.

Ожидание повестки портило ему последние дни. Сама школа, как таковая, его не страшила. Он сумел выстоять, отстоять чистоту нимба на отдыхе. Угнетал другой факт – если он получит человеческий поток информации, о возвращение в чистое поле под голубое небо, следует забыть. Дружба с Меченым закончиться раз и навсегда. А, дружба была не только отдушиной, но и своеобразной школой.

Вызов пришёл на два дня раньше отпущенного срока. Небесной канцелярии было виднее, кто и сколько должен отдыхать. Вызов доставил один из мелких клерков канцелярии. Грубо ткнув повестку на мантию Тринадцатого, он развернулся, и ни слова не говоря улетел.

На повестке была чётко проставлена дата, время, корпус школы и номер качели. Пришло время собираться в школу. Тринадцатый сложил свои вещи в маленькую колбу, полученную в подарок от администрации санатория. На административной башне недремлющее Время отбило начало полдника. Заряжаться Тринадцатому не хотелось, но уклониться от установленного порядка он не мог. Каждый раз ответственные служащие дома отдыха, доносили по номерам в вышестоящие инстанции о неиспользованной Небесной Благодати. Наказанием служил карцер – тройная мера Благодати. Наказуемая душа вылетала из карцера блаженной душой. Её отправляли в Отстой садовником, спиливать рогоносцам рога.

Вспомнив это, Тринадцатый тяжело вздохнул и нехотя полетел на полдник. Впитав в себя четыре оды и два восхваления, отпускники разлетелись по интересам. Тринадцатый незаметно юркнул в любимый закоулок. Здесь, как всегда, его уже поджидал Меченый. У Меченого была ещё одна привилегия, он не посещал общие кормёжки.

– Вот, смотри, прислали.

Тринадцатый показал повестку.

– Пора, брат, пора! Хватит лентяйничать. Смотри, как на казённых харчах отъелся.

От ехидной шутки друга Тринадцатый покрылся серым цветом. Меченый выпустил из под мантии крупную гроздь хохота.

– Не обижайся, мантия лопнет. На обиженных – черти воду возят. И козьих морд не строй, а то, как у чёрта рога вырастут.

– Это у тебя вырастут, если ржать, как козёл будешь. – Тринадцатый от обиды вскочил с места. Он ни как не мог привыкнуть к шуткам друга, чем доставлял Меченому огромное удовольствие.

– Дурачок. Сколько тебе объяснять? Запомни: ржут – кони, у них рога отсутствуют. А козлы блеют, так же, как ты сейчас. Козла от коня отличить не можешь? А ещё хвастался, что всю жизнь в поле на воле, – среди своих и наших.

Меченый замолчал и сердито стукнул по гроздям хохота. От хохота остался только дымок. Тринадцатый понял, что своей обидой рассердил друга. В любую минуту Меченый мог улететь, и прощание превратилось бы в ссору.

– Не сердись. – Тринадцатый слегка дотронулся мантией до нимба Меченого. – Смотри, к нам уже просочились маленькие капельки ссоры.

– Да, как же на тебя не сердиться, если ты шуток не понимаешь. Хотел тебя развеселить, поднять тебе окрас, а ты не захотел понять. Ладно, тогда попробую поднять твоё настроение по-другому. Смотри. – Он протянул повестку.

– Тебе тоже? Почему?

– Видно, кто – то из здешних угодников узнал о наших задушевных беседах и донёс. А распорядок дома отдыха это запрещает. Тебе ведь тоже на три дня раньше вызов принесли?

– Да. У меня ещё три дня отдыха.

– Отдохнули, хватит. Думать надо было нимбом. Ой, прости, ты ведь у нас не грамотный. В распорядке что написано? Больше одного или меньше десяти – не собираться. Понял?

– Я понимаю, почему нельзя больше одного. А почему нельзя меньше десяти? Этого я понять не могу.

– Очень просто, из десяти всегда найдется один честный. Вовремя доложит в нужную инстанцию о неблагонадежных.

– Получается, что, не желая этого, я тебя сдал, как самый последний стукач. – От сознания своей вины Тринадцатый снова посерел.

– Слушай, дружок, если ты всегда, так на всё будешь реагировать, то быстро в карцер попадёшь. Посерел весь. Разве так можно? Надо сдерживать свои эмоции, что бы никто ни когда не видел что у тебя внутри. Можно кричать, волнения гроздями из-под мантии выпускать, для большей важности нимб погрызть или цветами переливаться – всё можно. А правильно и нужно всё это внутри себя держать, наружу не выпускать и оставаться таким, как будто ничего не происходит.

– А как этого добиться?

– Тренировками. Начни с простой ситуации: вспомни что – ни будь неприятное и пережуй это спокойно в себе. Главное, в это время следить за своим цветом. Не выпускать на волю эмоции. Они вещи капризные – сразу вылезают и на мантию садятся. Если ты это в себе сможешь сейчас наработать, то и человеком это не потеряешь. У людской плоти забот много, ох как много. Без эмоций проблем хватает.

Тринадцатый испугано взглянул на Меченого.

– Первая и главная задача – пища. Плоть питать нужно. Чтобы вкусно поесть и сладко поспать, люди войны начинают и бьются не на кровь, а насмерть. Бывают войны крупно масштабные – от Самого Создателя. – Меченый поднял концы мантии вверх.

– Неужели, войны тоже от Самого? – Не поверил Тринадцатый другу.

– А, как же. Только тут вот какая загвоздка: люди, как бы сами просят разрешение на кровопролитие.

– Зачем?

– Очень просто. Накопилось у них много оружия – девать не куда. Не выбрасывать же? Вот, у кого его побольше и высматривает себе противника поменьше. А, потом, у Создателя выпрашивает разрешение.

– И – и – и, Он, разрешает? Не верю.