Демин вылетел из кабинета, как ведьмак на шабаш. От его подтянутости и характерной выправки не осталось и следа. Более того, выяснилось, что физиономия начальника охраны вполне способна иметь весьма яркий эмоциональный окрас. По крайней мере, теперь она была багровая, с затравленными глазами и безвольными узкими скулами. Не задержавшись в приемной ни на секунду, Петр Станиславович унес ноги от греха, то есть от господина Вейнберга, подальше. Леночке самой тут же захотелось последовать его примеру. Мало ли что взбредет в голову взбесившемуся шефу?

Последний не заставил себя долго ждать. Он пролетел мимо секретарши грозным штормовым предупреждением, даже не взглянув в сторону девушки, как будто той вовсе не существовало в природе. Нет, все-таки пора менять работу!

Гнать машину по трассе мне быстро надоело. Скорость толком не наберешь — то грузовая фура попадется, то еле тащится уборочная техника. Поэтому, раздосадовавшись, я свернула на первую попавшуюся второстепенную дорогу. Сначала пронеслась через парочку сел, потом съехала на грунтовку и почесала прямиком через луг, вдыхая ароматы свежескошенного сена.

Как я могла так облажаться? Как позволила этому мерзавцу морочить мне голову? Пускай я тоже была с ним не до конца откровенна… Пускай! Но я же его никогда не обманывала. Просто недоговаривала кое-чего из своей биографии. Да и то только потому, что боялась оттолкнуть его чрезмерной образованностью и неслабым материальным достатком. А он, получается, в то же самое время откровенно надо мною издевался. Нашел себе дурочку с переулочка. Самое обидное, что я не почуяла подвоха. С аппетитом слопала баечку и про прораба, и про хозяйский особняк с гостевым домиком, и про приятеля из органов, который совершенно бескорыстно, якобы по старой дружбе, снабжал нас ценными сведениями. Ну почему?.. Почему, спрашивается, я не задумалась над тем, благодаря каким таким дружеским связям удалось оперативно отыскать в больнице парня с прокушенной рукой? Как нашли и приперли к стенке Лютикова-Карапуза? Каким образом мы в неофициальном порядке попали в морг на опознание тела? Это сейчас мне ясно, что никакой, даже самый замечательный приятель не стал бы так напрягаться для какого-то прораба Феди. А вот для нефтяного магната…

Идиотка! Я просто законченная идиотка! Всемогущий господин Вейнберг углядел во мне бесплатную развлекалочку и поигрался, как кошка с мышкой. А пресытившись ощущениями, запросто вычеркнул меня из своего органайзера. Еще и угрожал на прощание. Интересно, следует ли расценивать сегодняшнее спонтанное вручение букета как попытку путаться у него ногами? Иначе, того и гляди, нарвусь на новые неприятности. Но даже несмотря на потенциальную опасность, я бы с удовольствием прошлась бы еще разок-другой шпильками по его драгоценным ботинкам.

Огромный луг за окном автомобиля внезапно сменился небольшой лесопосадкой. Потом последовало капустное поле, затем снова пролесок. Хорошо, что я выбралась за город. Ничто так не успокаивает, как лишенные урбанистической суеты пейзажи. Мое благостное стремление к природе оказалось вдвойне вознаграждено, когда за тенистой березовой рощей открылось премиленькое озерцо.

Выбравшись из машины, я разулась — не дефилировать же по берегу на шпильках — и побрела к воде. Водная гладь, местами устланная ряской, подрагивала, повинуясь легким дуновениям ветерка. Вдоволь налюбовавшись красотами, я собралась уезжать, но тут меня попутала нелегкая. Единение с природой иногда заходит слишком далеко. Во всяком случае, мне немедленно захотелось лесных цветов, коими изобиловали берега озера. Ничтоже сумняшеся, я потопала собирать дары природы, осторожно ступая по траве босыми ногами. Как только первые стебельки с синими цветочками неизвестного мне названия оказались в руках, пальцы сами собой взялись сплетать их венок. Господи! Когда же я последний раз плела венки! Кажется, это было в год окончания школы. Безмятежная юность нахлынула на меня потоком нежных воспоминаний. Первый курс. Первый поцелуй. Первое расставание. Первая Женькина свадьба. Платье у нее было такое красивое, что я не удержалась и, испросив разрешения, примерила его на себя. Конечно же, в груди оно отчаянно болталось. Но все равно наряд был великолепен, и я мечтала, что когда-нибудь будет и на моей улице праздник. Как же давно это происходило: пожелтевшие кадры жизненной хроники вплетались в мой венок вместе с лесными цветами.

Когда острая боль в нескольких местах пронизала правую ногу, я на какое-то время замерла в полной прострации. Этого стало вполне достаточно, чтобы озверевшие осы, в чье гнездо я нечаянно вступила, бесчисленным роем кинулись на свою обидчицу. Тишину и покой лесного озера разрезал истерический вопль, вслед за которым я побила собственный спринтерский рекорд в забеге на короткие дистанции. Уже закрывшись в машине и изгнав из салона нескольких залетевших преследовательниц, я оценила полученные повреждения. На правой ноге насчитала по меньшей мере дюжину укусов, чуть меньше — на левой. А еще огнем горели шея, руки, плечи. И, что самое неприятное, лицо. Один укус красовался на щеке, второй под нижней губой. Утешало только, что осы, в отличие от пчел, почти никогда не оставляют в своей жертве жало. Но все равно от боли и обиды я разревелась.

Нечего было и думать шкандыбать своими ногами со стоянки. Обе ступни безнадежно распухли и не влезали в модельные туфли. Босая, с распухшей физиономией, с поплывшей под глазами тушью и украшенная венком — не пропадать же стараниям! — я могла до обморока напугать ребятню, кучкующуюся в подворотнях. Все-таки клиенты психушек не каждый день разгуливают по улицам без провожатых. Поэтому, наплевав на строжайший запрет домоуправа, бросила машину перед подъездом.

Консьержка баба Зина, завидев меня, попробовала охнуть, но я метнула в нее такую молнию, что она предпочла заткнуться и молча проводила меня до лифта, по пути роняя челюсть. Еще один рывок — и я скроюсь за стенами спасительной квартиры.

На моей лестничной площадке было накурено. Я недовольно потянула носом и уже после этого заметила Федора Митрофановича Вейнберга, уныло восседавшего на лестничной ступеньке в нескольких шагах от моей двери. Он курил, и вокруг него валялось не меньше десятка окурков. Такое рандеву в окончание сегодняшнего «удачного» дня — это уже стопроцентный перебор.

— Маш, я вот… — начал он, но, оценив мой дивный облик, так и остался сидеть с открытым ртом.

— Чего ты тут потерял? — рявкнула я, торопливо выковыривая из сумки связку ключей. Мало мне осиного роя, так еще один кровопийца в гости пожаловал. Не иначе как все скопом добить меня сговорились.

— Что произошло?! Кто тебя так отделал?

Федя кинулся ко мне, но я опрометью шарахнулась в сторону.

— Какое вам, господин Вейнберг, до этого дело?

— Маша!

— Кому Маша, а кому и Мария Николаевна! Валите отсюда на фиг, уважаемый президент нефтяного концерна.

Ключи в сумке наконец отыскались, и, спешно поковырявшись в замочной скважине, я попробовала укрыться в квартире. Но не тут-то было! Федя прорвался вслед за мной.

— Погоди ты, дура! — он вцепился в мое плечо и попал рукой как раз в один из горящих огнем укусов.

— Да пошел ты на… — взвизгнула я, присовокупив к адресу отвратительное словцо, которое, богом клянусь, никогда ранее не слетало с моего благовоспитанного языка. — А то, что я дура, мне и без твоего диагноза известно. Только полная кретинка могла неделями мотаться по всем коттеджным поселкам пригорода в поисках прораба Феди и строящегося гостевого домика!

— Ты меня искала?

— Нет! Вас, господин Вейнберг, я не искала! Неприятности не ищут, они сами приходят. И вы тому — живое подтверждение.

— Почему это?

— Если б вы, драгоценный мой, не заявились сегодня в университет, я бы не распсиховалась.

— И тогда не поперлась бы за город. И уж наверняка не стала бы плести из лесных цветов гадский венок. И при таком раскладе меня никогда бы не покусали осы! — бушевала я.