Из всех людей, с которыми связана история Жанны д'Арк, самой загадочной личностью был Карл. Мы не знаем и, очевидно, никогда не узнаем, что он о ней в глубине души думал и как к ней относился. Но вот бесспорный факт: имя Жанны очень редко встречается в документах, вышедших из канцелярии дофина в период решающих успехов, включая поход на Реймс и коронацию. О ней мельком упоминает «циркулярное письмо», разосланное 10 мая городам в связи с победой под Орлеаном: «… в осуществлении всего этого лично участвовала Дева» (Q, V, 103). Так же мимоходом — в письме к членам Королевского совета Дофине от 19 июня, после Пате: «… наш племянник д'Алапсон и другие сеньоры и капитаны вместе с Девой…» (18, 328). Вот, пожалуй, и все.
Есть, правда, один официальный документ, датированный июнем 1429 г., в котором всячески превозносятся заслуги Жанны, но некоторые обстоятельства заставляют усомниться в его подлинности. Речь идет о грамоте аноблирования некоего Ги де Кайи, орлеанского буржуа, уже владевшего замком Рейи вблизи города. Согласно грамоте, права дворянства были даны ему и его потомкам по мужской и женской линиям по просьбе Жанны и в награду за важную услугу: он, дескать, принимал Деву у себя в замке, «когда она в первый раз подошла к Орлеану», т. е. 29 апреля, после переправы через Луару.
Большая вступительная часть грамоты была посвящена деяниям Жанны. Называя снятие осады с Орлеана великой милостью неба, грамота утверждала: «Сия милость была ниспослана нам покровительством, счастливым появлением и предводительством прославленной Девы, Жанны д'Арк из Домреми, заслуги коей перед нами бесконечны».
«Мы можем достойно вознаградить названную Жанну, — говорилось далее в этом документе, — окружив особыми почестями не только ее одну, но и тех славных воинов, которые поспешили последовать за ней в столь памятном снятии осады, а потом ревностно служили ей в различных сражениях вокруг названного города и в дальнейших походах». Среди этих воинов Жанна якобы назвала первым Ги де Кайи (Q, IV, 343).
Грамота видит в Жанне спасительницу страны: ее появление было той главной милостью неба, «коей была столь счастливо отвращена осада Орлеана, когда наши дела все время клонились к упадку». «Милость неба», «прославленная Дева», «бесконечные заслуги» — судя но этим выражениям, приведенным в документе, дофин превозносит Жанну в словах, едва ли не оставляющих позади себя самые пылкие и возвышенные речи поэтов.
Но при изучении грамоты аноблирования Ги де Кайи выясняется следующее.
1. Происхождение этого документа неясно. Подлинника его никто никогда не видел, а издание было сделано по копии, обнаруженной в бумагах известного провансальского эрудита XVII в. Никола-Клода де Пейреска (1580–1637 гг.).
2. Остается неподтвержденным сообщение грамоты о том, что Ги де Кайи принимал Жанну в своем замке перед тем, как она вошла в Орлеан. Об этом эпизоде не упоминает на процессе реабилитации ни один из свидетелей, сопровождавших Жанну в Орлеан и подробно описавших события 29 апреля. Ничего не говорится об этом и в «Дневнике осады Орлеана», который прослеживает действия Жанны в этот день буквально шаг за шагом. Из «Дневника» видно, что Жанна и ее спутники действительно провели какое-то время в деревне Шесси, близ которой находится замок Рейи, но ни этот замок, ни его владелец там не названы.
3. Грамота называет Ги де Кайи первым среди соратников Жанны. Но это имя больше не встречается ни в одном источнике.
4. Непонятно, почему Ги де Кайи был аноблирован на полгода раньше самой Жанны и ее родных (декабрь 1429 г.), если грамота определенно связывала получение им дворянства с тем, что он служил Жанне.
5. Заслуги Жанны расписаны в грамоте де Кайи гораздо более подробно, нежели в грамоте аноблирования самой Жанны. При этом, как справедливо заметил (но не объяснил) еще Ж. Кишера, грамоту де Кайи пронизывает общий тон ликования и энтузиазма, вообще не свойственный такого рода документам (Q, IV, 343). Действительно, королевская грамота от 31 июля 1429 г., освобождающая по просьбе Жанны и в знак признания ее заслуг (ситуация, аналогичная аноблированию Ги де Кайи) жителей Домреми от налогов, употребляла для характеристики этих заслуг обычный канцелярский оборот: «большие, важные, знатные и прибыльные».
Эти, а также некоторые другие соображения дают право предположить, что мы имеем здесь дело с подделкой, цель которой заключалась, очевидно, в том, чтобы бросить отблеск славы Жанны д'Арк на безвестного Ги де Кайи и его потомков. Как известно, именно документы генеалогического характера очень часто бывали предметом всевозможных подлогов и фальсификаций. Кто же и почему мог быть в этом заинтересован?
В 1628 г., т. е. спустя два столетия после описываемых событий, появилось второе издание «Краткого трактата об имени, гербе, происхождении и родне Орлеанской девы и ее братьев». Это — единственное сочинение, в ко-; тором мы снова встречаем имя де Кайи и узнаем новые ^подробности. Оказывается, он не только оказал Жанне гостеприимство перед вступлением в Орлеан, но и принимал самое деятельное участие в последующих событиях. По утверждению «Краткого трактата», когда французы штурмовали Турель, именно ему Жанна поручила проследить, когда ее знамя коснется гребня баррикады. Этот эпизод взят из «Дневника осады Орлеана», который к 1628 г. много раз издавался. Там-то как раз имя этого человека не названо; говорится лишь, что он был дворянином.
Итак, автор «Краткого трактата» ставит Ги де Кайи рядом с Жанной в решающий момент решающего сражения… А этим автором был, как мы знаем, но кто иной, как Шарль дю Лис (ок. 1559—ок. 1632 гг.), праправнук младшего брата Жанны, Пьера. А женат он был на Екатерине де Кайи, происходившей по прямой линии от владельца Рейи… И вот что еще очень важно: хотя «Краткий трактат» специально посвящен генеалогии семьи дю Лис и ее родственным связям, в нем ничего не говорится об аноблировании Ги де Кайи в июне 1429 г.
Нам представляется, что грамота аноблирования Ги де Кайи появилась на свет после 1628 г. для того, чтобы документально «подтвердить» тезис «Краткого трактата» о давней связи семейств дю Лис и де Кайи, освященной якобы совместными ратными подвигами предков. Во всяком случае ничто не говорит в пользу подлинности этого документа, и очень многое заставляет видеть в нем подделку. Мы не можем, следовательно, принимать за официальную оценку деятельности Жанны и те фразы грамоты, в которых превозносились ее заслуги. Уж очень они отдают, помимо всего прочего, риторикой эпохи барокко..
Вернемся, однако, к встрече Жанны с дофином после Пате.
Жанна просила за опального коннетабля Артюра до Ришмона; он со своими людьми участвовал в битве при Пате, мог рассчитывать на прощение и теперь ждал в Божанси решения своей участи. Но перевесило влияние соперника и злейшего врага коннетабля Ла Тремуйля. Дофин не позволил де Ришмону присоединиться к войску, и коннетабль ушел, уведя с собой несколько сотен рыцарей и лучников. «Дева была очень огорчена, — комментирует этот эпизод „Дневник осады Орлеана“, — равно как и другие капитаны и члены совета, видя, как он [Карл] отсылает прочь столько добрых и храбрых воинов. Но они не смели говорить об этом, понимая, что король делает все, что угодно Ла Тремуйлю» (Q, IV, 178–179).
Демонстративный отказ посетить Орлеан, неожиданное предложение Жанне «отдохнуть», отказ в просьбе допустить в войско отряд де Ришмона — все эти поступки дофина выстраиваются в определенную линию поведения, и за спиной Карла начинает вырисовываться фигура Ла Тремуйля. В самом деле, уж если и было кому опасаться влияния Жанны, так это всесильному тогда временщику.
Двор переехал в Жьен, где был назначен общий сбор войска. Со всех сторон приходили добровольцы, привлеченные именем Девы. «Дневник осады Орлеана» определяет общую численность армии в двенадцать тысяч человек (Q, IV, 180), но в этой цифре следует видеть скорее качественный показатель, нежели количественный. Она, так же как и другое круглое число — десять тысяч — часто встречается в различных текстах того времени, означая «много» (ср. наше — «тьма» — первоначально десять тысяч человек). Вспомним, например, что первое письмо Панкраццо Джустиниани также говорит о двенадцати тысячах французов, участвовавших в снятии осады с Орлеана, тогда как их действительное число не превышало семи — восьми тысяч человек. Просто одни считали на десятки, а другие на дюжины. В Жьене, по-видимому, тоже собралось тысяч семь — восемь; по крайней мере такое число участников похода называет «Хроника герольда Берри». А из текста хроники Жана Шартье можно заключить, что в походе участвовало не более шести — семи тысяч человек (Q, IV, 73). Но дали; и этих людей не на что было содержать, и солдаты получили в качестве аванса за участие в предстоящем походе лишь по три франка, «что было очень мало». Впрочем, этих солдат влекли не деньги.
