Мы отплыли 25 августа в сопровождении «Гладиатора», на котором находился и Хэдлей, вновь поступивший ко мне на службу. Прибыв к мысу Батэрст, я узнал, что сюда через 2 дня после нашего ухода прибыл Уилкинс на «Полярной Звезде». В ответ на мое письмо он оставил записку, в которой сообщал, что, согласно моему приказанию, отправляется к мысу Келлетт, а оттуда на север, вдоль побережья Земли Бэнкса.
К 2 сентября мы прибыли к мысу Келлетт, где нам сообщили, что Уилкинс уже побывал здесь и отплыл дальше. До сих пор здесь господствовали восточные ветры, так что возле побережья море было свободно ото льда. Но в море Бофора направление течений таково, что тяжелый пак никогда не уносится ветром особенно далеко от берега. Мы знали, что, как только ветер перейдет в норд-вест, все западные береговые воды Земли Бэнкса через сутки-другие будут загромождены непроходимыми льдами.
Из числа прежней команды «Белого Медведя» на нем остались старший помощник капитана Гонзалес и младший помощник Сеймур; первого я теперь назначил капитаном, а второго — старшим помощником. Должность младшего помощника я поручил Хэдлею. Кроме того, остались механики Герман Килиан и Джонс, матросы Мартин Килиан, Нойс, Джемс Асасела (он же «Джим Фиджи»[25]) и молодой эскимос Эмиу (который за свою быструю езду на собаках получил прозвище «Обгони ветер»). Остальные перешли на «Гладиатор» и отплыли с капитаном Лэйном.
Леви я перевел на «Белого Медведя» в качестве буфетчика, а Найта, служившего до тех пор на «Белом Медведе», перевел на мыс Келлетт, в помощь капитану Бернарду. Эскимосов — мужчин, женщин и детей — у нас было 13 человек.
Стуркерсон, которого я со всей его семьей взял на корабль с мыса Келлетт, не занимал на корабле официального положения, но пользовался большим авторитетом. Уле не пожелал дольше оставаться с нами, так как у него к тому времени накопилось достаточно денег, чтобы купить небольшую шхуну и самостоятельно плавать на ней. Поэтому Уле расстался с нами и отправился с капитаном Лэйном на «Гладиаторе», которого, как я слышал, он впоследствии, купил у Лэйна. Таким образом я лишился человека, которого считал лучшим из всех известных мне ледовых путешественников, за исключением Стуркерсона.
В базе на мысе Келлетт с капитаном Бернардом теперь оставались, кроме Найта, Чарльз Томсен с семьей и пять эскимосов — двое мужчин, две женщины и одна десятилетняя девочка.
ГЛАВА XXXVI. ПЛАВАНИЕ ВО ЛЬДАХ И ПРИГОТОВЛЕНИЕ К ЗИМОВКЕ
Хотя уже поднялся северо-западный ветер, и нам следовало поторопиться, отплыть от мыса Келлетт мы смогли только к вечеру 3 сентября. Пройдя около 10 миль на запад и обогнув мыс, мы увидели, что льды начинают продвигаться к суше. Ночи уже становились темными, а потому решено было дождаться утра под защитой мыса. Наутро оказалось, что на западе море загромождено непроходимыми льдами.
Единственная возможность пройти на север заключалась теперь в том, чтобы повернуть к востоку и попробовать добраться до о. Мельвиль по проливу Принца Уэльского. Это безуспешно пытались сделать Мак-Клюр и Коллинсон в I850 и 1851 гг., но у них были парусные суда, а мы с нашим двигателем, по-видимому, могли достигнуть большего.
Воспользовавшись попутным ветром, мы быстро направились к мысу Лэмбтон, и в 7 часов вечера обогнули его. При этом было замечено, что наш компас стал ненадежен. По-видимому, где-то в здешнем районе находится местный магнитный полюс, что следует иметь в виду судам, которые будут сюда приходить. Навигация по лоту, обычно применяемая китобойными судами в туманную погоду, является надежным способом плавания возле побережья материка, где уменьшение глубины происходит очень постепенно и составляет лишь пару-другую метров на милю. Но береговые воды Земли Бэнкса остаются глубокими вплоть до отвесных береговых утесов, и если плыть в тумане, полагаясь на промеры, то можно налететь прямо на эти утесы.
Утром 4 сентября мы вошли в пролив Принца Уэльского и почти сразу же натолкнулись на скопления льда. Но так как ветер был со стороны о. Виктории и отогнал лед от его берегов, мы смогли идти на север по образовавшемуся проходу.
Однако за бухтой Динс-Дендас ветер внезапно переменился и подул со стороны Земли Бэнкса, так что массивные льды начали быстро надвигаться на вас. Положение становилось серьезным, так как укрыться было некуда, а судно было тяжело нагружено. Когда я зафрахтовал «Белого Медведя», мы условились с капитаном Лэйном, что он оставит свой собственный груз на дне трюма, а наши припасы будут уложены сверху. Впоследствии нам пришлось грузить наши припасы, как только мы их получали с «Рубина», и в результате этой спешки только часть ценных припасов успели поместить в трюм, тогда как многие другие, не менее существенные, пришлось оставить на палубе. Когда я купил «Белого Медведя», я дорого дал бы за возможность освободить его от припасов капитана Лэйна, которые, хотя и представляли некоторую коммерческую ценность, являлись для нас только помехой, как, например, несколько тонн консервированных фруктов, овощей и мяса. Теперь, когда мы увидели надвигающиеся льды, я спросил Гонзалеса и Сеймура, можно ли добраться до консервов и выбросить их. Оба моряка заявили, что осадка судна почти на полметра больше, чем следовало бы иметь для борьбы со льдами, но добраться до консервов и прочего малоценного груза сейчас невозможно. Единственное средство для облегчения судна заключалось в том, чтобы выбросить палубный груз, состоявший из самых необходимых для нас припасов, как-то: бензин для двигателей, керосин для освещения во время зимовки и уголь на топливо (последний был необходим, потому что наши моряки, незнакомые со снежными хижинами, не хотели жить в них, а потому нам предстояло построить большой деревянный дом с кухней и соответствующим отоплением).
По настоянию Гонзалеса и Сеймура я решил подвести судно как можно ближе к берегу и выбросить столько груза, чтобы осадка уменьшилась на 1/3 м. Это позволило бы нам пробиваться сквозь льды с меньшим риском, а впоследствии мы могли бы вернуться и забрать выброшенные припасы.
Разгрузку удалось произвести очень быстро, так как значительная часть палубного груза состояла из бензина в цилиндрических железных 375-литровых бочках. Мы сбрасывали их за борт, и под действием, северо-западного ветра они плыли к берегу: бензин настолько легче морской воды, что не тонет в ней даже тогда, когда он заключен в железную бочку. Мы выбросили также несколько тонн угля и 3–4 тонны пеммикана. Едва закончили разгрузку и подняли якорь, как льды подступили к нам. Корабль врезался в них и пробивал себе дорогу на протяжении около полумили, после чего пришлось выбрать наиболее массивную льдину и пришвартоваться к ней. Через несколько минут льды плотно сомкнулись со всех сторон, и от их напора корабль затрещал. Но так как часть льда попала под него, он слегка приподнялся. Таково было положение, когда я лег спать.
На следующее утро оказалось, что за ночь течение принесло нас и нашу льдину почти к самому берегу. Льдина глубоко сидела в воде и служила кораблю хорошей защитой.
В течение нескольких последующих дней ледовые условия были настолько неблагоприятны, что мы потеряли надежду добраться до пролива Мельвиль и решили зазимовать здесь.
Я, конечно, предпочел бы довести корабль до о. Мельвиль, но так как припасов у нас имелось на 2 года, целесообразнее было не рисковать кораблем и отложить дальнейшее продвижение на север до следующей весны.
Устроив здесь базу, мы могли выполнить много полезных работ в здешнем районе и, в частности, довести до конца обследование о. Виктории, который был открыт в 1826 г. Франклином и Ричардсоном и впоследствии посещался несколькими экспедициями, но еще не был полностью нанесен на карту. Далее я хотел посетить местных эскимосов, чтобы ознакомиться с их языком и бытом, а также закупить у них как можно больше утвари для этнографической коллекции. Кроме того, единственным участником нашей экспедиции, умевшим изготовлять сани, был капитан Бернард. Мы оставили у него на мысе Келлетт материал для изготовления саней, купленный нами на о. Гершеля, и зимой мне предстояло поехать на мыс Келлетт, чтобы получить сани, которые будут готовы к тому времени. С нашей теперешней стоянки было удобно предпринять эту поездку.
