В ответ послышался целый хор восклицаний: «Разве вы не знаете о войне? Разве вы не знаете, что весь мир воюет?» По-видимому, мои собеседники не представляли себе, что кто-нибудь может не знать об этом.
Капитан Лэйн вкратце сообщил мне, что более дюжины народов воюют между собою, и в том числе все «великие державы». Вместе с тем в нейтральных странах многие отрасли промышленности мирного времени почти замерли и вытеснены военной промышленностью, причем колоссальные состояния наживаются путем продажи оружия и боевых припасов той или иной из воюющих сторон, а нередко и обеим сразу. Что касается «норм международного права», то большинство из них уже нарушено, а остальные, очевидно, будут нарушены при первом удобном случае. Спокойное упорядоченное мышление, характерное для прежних лет, сменилось «военным психозом». Даже в нейтральных странах разгорелись страсти, а в воюющих странах ведется усиленная пропаганда, разжигающая ненависть, чтобы население более единодушно поддерживало военные мероприятия.
Так я впервые узнал о мировой войне. Это было 11 августа 1915 г., 12,5 месяцев после ее начала. Последний пункт Аляски, куда доходили телеграммы, «Белый Медведь» покинул 3 недели тому назад, так что привезенные им известия охватывали почти целый год войны.
Вопрос о том, как реагировал на известие о мировой войне человек, узнавший о ней лишь через год после ее начала, по-видимому, сильно интересовал прессу в свое время. Началось с того, что некий репортер (того типа, который ищет новости, а если не находит, то изобретает) отправил по телеграфу «сенсационное сообщение». Впоследствии я заплатил одному «бюро вырезок» за несколько сот экземпляров этого сообщения, так что оно, очевидно, появилось во всех американских газетах, получающих телеграфную информацию, и во многих европейских газетах. В таких случаях не беспокоятся об истине, лишь было бы занятно. А судя по редакционным комментариям, это сообщение всех чрезвычайно занимало. Обычно оно печаталось под заголовком «Стефанссон заплакал». За драматическим рассказом о том, как до меня дошли вести о войне, следовал главный эффект: подавленный трагедией, постигшей весь мир, я поник головой и зарыдал. Это не были обычные всхлипывания сентиментальных душ. Нет! То были слезы героя, который, не дрогнув, вытерпел все ужасы полярной пустыни и невозмутимо встретил даже граничащее с чудом собственное спасение из когтей смерти. Ибо, как выяснилось, «Белый Медведь» спас меня от голодной смерти (о том, что он это совершил посредством банки подогретых кукурузных консервов, история умалчивала).
Последние отголоски моего «спасения» приняли форму рекламы: «Человек, спасший Стефанссона, ездит на автомобиле Оверлэнд». В рекламе не сказано, что мой «спаситель» купил Оверлэнд, а потому я надеюсь, что он его получил даром. Конечно, я имею полное основание пожелать всяческих благ, однако, не автору вышеприведенного сообщения, а капитану Лэйну, который совершенно неповинен в этих вымыслах и оказал мне много одолжений как в то время, так и впоследствии. Прибытие Лэйна к нам на Землю Бэнкса не имело даже отдаленного сходства со спасением, но принесло много пользы нашей экспедиции, как будет видно из дальнейшего.
Здесь было бы уместно рассказать о судьбе «Карлука», так как Лэйн доставил мне много известий о нем. Однако они были весьма противоречивы, и лишь впоследствии, когда я встретился с Хэдлеем, для меня все стало ясно. Поэтому историю «Карлука» я изложу в другом месте настоящей книги[24].
Где находилась в течение этого лета «Полярная Звезда» и почему она к нам не прибыла, капитан Лэйн не знал. Но он сообщил, что к о. Гершеля недавно пришел корабль с большим количеством припасов, присланных для нашей экспедиции канадским правительством. Ввиду неприбытия «Полярной Звезды» единственное средство для доставки этих припасов на Землю Бэнкса заключалось в том, чтобы зафрахтовать под их перевозку «Белого Медведя». Я заключил с капитаном Лэйном соответствующее соглашение, 12 августа мы отплыли на «Белом Медведе», направляясь к о. Гершеля.
В пути капитан Лэйн смог подробнее рассказать мне о тех обстоятельствах, которые побудили его подойти на «Белом Медведе» к Земле Бэнкса.
То, что Стуркерсон, Уле Андреасен и я погибли, было признано всеми, как я об этом уже слышал в прошлом году от Уилкинса и Бернарда. На всем побережье материка, от мыса Надежды до мыса Батэрст, все эскимосы, лично знавшие моих спутников и меня, были убеждены в нашей смерти и огорчены ею. При этом основывались не только на предположениях, но и на многочисленных конкретных доказательствах. Между мысом Батэрст и р. Маккензи льды принесли к берегу сани с мертвыми собаками, еще привязанными к ним упряжью. Один эскимос, в свое время путешествовавший со мною, опознал эти сани и одну из собак как принадлежащие мне. Летом 1914 г. на о. Гершеля эскимосы, находившиеся на самом высоком участке этого острова, видели в свои зрительные трубы трех человек на льдине, среди пака, в 4–5 милях от берега. Об этом сообщили местным властям, и были спущены на воду лодки. Но вследствие шторма и большого скопления льдов выйти в море на этих деревянных лодках было бы опасно, так что пришлось отказаться от попытки спасать нас. Полагали, что если бы налицо имелись эскимосские лодки из шкур (умиаки), то нас удалось бы спасти.
Это был не единственный случай нашего появления. В то же лето, но несколько раньше, нас троих видели на льдине возле одного мыса в 600–700 милях к западу от о. Гершеля. И здесь попытка спасания оказалась неудачной, хотя умиаки и имелись налицо. Вероятно, олицетворявшие нас белые медведи, услышав крики взволнованных «спасателей», убежали; или же, если это были тюлени, они нырнули.
Из числа белых жителей побережья лишь 2–3 человека, в том числе капитан Андреасен, брат Уле, допускали возможность того, что мы живы.
В Канаде и в Соединенных Штатах нас не считали погибшими только мои личные друзья и некоторые должностные лица, в том числе ответственные сотрудники морского ведомства Канады, близко знакомые с моей теорией и планами. Но широкие круги публики были убеждены, что нас нет в живых. То же самое единогласно утверждали все опрошенные прессой полярные авторитеты, как теоретики, так и практики. Впрочем, Пири, который, излагая свои взгляды в печати, всегда был очень осторожен, заявил интервьюерам, что считает нашу гибель вероятной, но не безусловно доказанной.
Мак-Коннелль, расставшийся с нами на льду в апреле 1914 г., отправился на юг и впоследствии принимал деятельное участие в спасении команды «Карлука» с о. Врангеля, о чем будет сказано ниже. Полагая, что мы трое тоже могли быть унесены дрейфующими льдами в район о. Врангеля, Мак-Коннелль выступил в прессе с проектом спасательной экспедиции, которая должна была бы отыскивать как нас троих, так и 8 человек с «Карлука», пропавших без вести в этом районе. Проект Мак-Коннелля предусматривал использование аэропланов и заключался в следующем: аэропланы будут доставлены на судне к северному побережью Аляски, откуда они будут совершать разведочные полеты на расстояние в 75–100 миль к северу от берега, поворачивая затем под прямым углом на восток или на запад; пролетев 25–50 миль в этом направлении, они будут возвращаться на берег и таким образом за каждый полет, без посадки, обследуют площадь льдов в 2 000–5 000 кв. миль, так что рано или поздно найдут нас, если мы находимся на льду. Все это требовалось выполнить с июля по сентябрь 1915 г.
Проект был всеми встречен весьма неодобрительно. Большинство утверждало, что, поскольку все мы, 11 человек, несомненно погибли, не следует «бесцельно рисковать еще несколькими жизнями». Впрочем, часть публики, уверовавшая в газетную рекламу о достижениях авиации, считала, что летная часть проекта может быть осуществлена. Но осторожные и компетентные специалисты знали, что тогдашний самолет еще далеко не обладал теми качествами, которые ему приписывались легкомысленными деятелями прессы. В частности, Ор-вил Райт воздержался от суждения об осуществимости спасательной экспедиции как таковой и заявил, что вполне сочувствует всякой попытке спасти людей, терпящих бедствие, но вместе с тем категорически объявил летную часть проекта неосуществимой.
