Сушка мяса и шкур тюленей
Что касается табака, то я всегда требовал от моих курящих спутников, чтобы они бросали курение перед уходом в путешествие[22]. Лишь на этот раз я допустил исключение. К середине путешествия Стуркерсон добровольно бросил курение и уступил остаток своего табака Томсену, чтобы тот мог «просуществовать» до конца пути. Но Томсен курил несколько неумеренно, и к тому времени, когда мы уходили с о. Мельвиль, израсходовал весь свой запас настоящего табака. Тогда он стал применять суррогаты, а именно — жевал тряпку, в которой до того был завернут табак, а затем разрезал на мелкие кусочки и жевал трубки, свою и Стуркерсона. Когда мы пришли на Землю Бэнкса, иссякли и эти последние ресурсы, так что мне представился интересный случай наблюдать за человеком, вынужденным одновременно отказаться от табака и соли.
Наш переход через остров продолжался 20 дней, и к концу этого периода Томсен сказал, что ему уже не так чувствительно отсутствие соли, но по-прежнему страшно хочется курить.
Когда мы, наконец, прибыли в базу, первой мыслью Томсена было попросить табаку; но за обедом он, вопреки своему прежнему обыкновению, не стал добавлять соли к поданному блюду, и на мой вопрос ответил, что оно ему кажется немного пересоленым.
Однако другие люди, побывавшие в аналогичном положении, говорили мне, что от соли им было труднее отвыкнуть, чем от табака. Отсутствие соли ощущается наиболее остро в течение первых 2–3 недель. Если через 6–8 недель человек еще испытывает потребность в соли, то при проверке оказывается, что это было вызвано искусственным (или «психологическим») путем, так как, получив соль, этот человек находит ее вкус неприятным. Для белого человека, прожившего год без соли, она становится почти такой же противной, как для эскимосов или индейцев, совершенно непривычных к ней; но белый человек из прошлого опыта знает, что впоследствии привыкнет к соли, тогда как туземец убежден в обратном.
Имея дело с эскимосами, мы видели, что те из них, которые работали на кораблях или по другой причине были вынуждены есть соленую пищу, привыкали к ней так же быстро, как к другим видам непривычной для них пищи (например, к хлебу) или к курению. На о. Виктории туземцы считали особенно невкусным сахар, и даже дети в возрасте 4–5 лет с отвращением отказывались от сахара, сластей, варенья, компота и т. п. Однако эскимосские дети, настолько малолетние, что их вкусы еще не определились, угощались сахаром не менее охотно, чем белые дети того же возраста.
Как у нас всегда было принято в это время года, мы шли по ночам, а днем спали. Это было во всех отношениях удобнее, чем идти днем, за исключением того, что нам часто не удавалось своевременно проснуться, чтобы произвести в полдень наблюдения по секстану. В подобных условиях чрезвычайно полезен будильник. Когда мы его имеем, то обычно останавливаемся лагерем в 6 или 7 часов утра и, прежде чем лечь спать, отмечаем время для определения долготы, а затем ставим будильник на 11 час. 30 мин., так что, проснувшись, имеем достаточно времени, чтобы одеться и приготовить все необходимое для наблюдения за прохождением солнца через меридиан. Но на этот раз у нас не было с собой будильника, и, чтобы не проспать полуденного определения широты, приходилось караулить, пока не наступал полдень.
В остальном наше летнее путешествие было восхитительно. В это время года комары уже исчезают, и они нас беспокоили лишь один или два вечера. Восточная часть Земли Бэнкса, где мы находились, свободна от туманов, возникающих на западном побережье при ветре с моря. Два-три дня шли дожди; но при восточном ветре температура иногда достигала днем 27° C в тени. Карибу встречались в большом количестве и были хорошо упитаны; хотя мы все время имели при себе продовольствия не больше чем на 2–3 дня, нам всегда удавалось найти жирного карибу прежде, чем вьюки успевали опустеть. Большую часть тяжелых вещей несли собаки, тогда как люди несли лишь часть постельных принадлежностей, а под конец пути — только ружья и бинокли. Когда вьюк, который собака несет на спине, тяжело нагружен мясом или другим «балластом», то постель находится в достаточной безопасности, если привязать ее в виде небольшого пакета поверх вьюка.
Одна специфическая опасность, свойственная подобным путешествиям, иллюстрируется следующим случаем. Я шел впереди, чтобы поохотиться, и приближался к нескольким карибу, находившимся на расстоянии около мили в стороне от нашего маршрута. И карибу и я находились на совершенно открытой местности, и мои спутники должны были бы нас увидеть. Однако они нас не заметили и неожиданно оказались очень близко от карибу.
Стуркерсон знал, что нам нужно мясо на вечер, и, вместо того чтобы следить за собаками, начал палить в карибу. Поспешно выстрелив два раза, он оба раза промахнулся; один из остальных спутников закричал ему: «Задержите собак!» Но было уже поздно. Из тринадцати собак Томсен и Уле успели задержать только четырех, а все остальные стремглав помчались в погоню за карибу. Случайно оказалось, что вьюки некоторых собак были тяжело нагружены камнями в качестве балласта (так как мясной «балласт» мы уже израсходовали), и меньшие собаки не смогли бежать особенно быстро. Однако некоторые из рослых собак, даже со своим грузом в 12–18 кг, вскоре умчались за целую милю, преследуя стадо карибу, и скрылись от моих спутников. К счастью, эти собаки побежали в мою сторону, и мне удалось задержать их всех, за исключением одной.
Этот случай произошел в середине дня, и, вместо того чтобы пройти еще 4–5 миль, нам пришлось остановиться и искать пропавшую собаку. Главная опасность заключалась в том, что ее вьюк мог бы свернуться со спины и волочиться по земле, оставаясь привязанным к шее собаки. Некоторые собаки умеют перегрызть ремни и освободиться; но, насколько мы знали, наша беглянка не умела этого делать, и я боялся, что если ее тюк свалится, то она запутается в ремнях и погибнет от голода. Впрочем, мы скоро нашли тюк: очевидно, собаке удалось от него освободиться, когда он упал. Но сама она вернулась к нам лишь через несколько часов.
На первый взгляд, это приключение не кажется опасным. Но я слышал о многих аналогичных случаях, когда последствия были весьма серьезными. Один эскимос, которого я знал на Аляске, охотился в сопровождении своей семьи и находился в глубине страны на расстоянии 6 дней пути от побережья, когда он вдруг лишился всех своих собак: они убежали со своими вьюками, преследуя стадо карибу. Вьюки были настолько легки и хорошо привязаны, что собаки смогли бежать быстро и далеко. Надеясь, что они вернутся, эскимос оставался 2 дня на том же месте. Затем он отправился с семьей к побережью, питаясь по дороге ягодами и кореньями, так как собаки унесли с собой все патроны. На этот раз люди добрались до побережья еле живые, собаки же пропали без вести и, несомненно, погибли от голода.
Некоторые собаки умеют находить дорогу домой. Но эскимосская собака вообще не знает постоянного жилища, так как ее хозяева кочуют и располагаются лагерем каждый раз на другом месте. Поэтому, когда эскимосская собака потеряна, то ее возвращение очень маловероятно и может произойти лишь, если хозяин случайно найдет ее или же если она набредет на другой лагерь, обитатели которого опознают ее и вернут хозяину.
7 июля, когда мы находились в 30–40 милях от нашей базы, я увидел в бинокль знакомую мне картину эскимосского лагеря: поставленные на ребро камни, на которых сушилось мясо, и небольшую палатку из оленьих шкур, шерстью наружу.
В лагере жила семья эскимосов из племени, обитающего в районе залива Минто. Семья состояла из мужа Куллака, его жены Нериок, их десятилетней дочери Титалик, о возрасте которой мы могли судить по тому, что ее лицо было лишь недавно татуировано, и шестилетнего сына Герона. Они рассказали, что весной, находясь на льду пролива Принца Уэльского, они видели Уилкинса, Кроуфорда и Наткусяка, направлявшихся к заливу Коронации. Это сообщение доказывало, что путешествие Уилкинса прошло благополучно и что он, вероятно, успел добраться до нашей материковой базы прежде, чем взломался лед. От Уилкинса эскимосы узнали о местонахождении нашей базы на мысе Келлет, и три семейства отправились туда для товарообмена, а также чтобы, находясь на Земле Бэнкса, охотиться там на диких гусей в период их линьки. Семья Куллака много рассказывала мне о тех чудесах, которые она видела в нашей базе на мысе Келлетт, и о гостеприимстве обитателей этой базы, но и об их... недостаточной сообразительности. Эскимосов удивляло, что наши люди ходили с ружьями на далекие расстояния от лагеря, чтобы добыть несколько штук гусей. Чтобы показать, как нужно охотиться, эскимосы отошли на небольшое расстояние и пригнали к лагерю целое стадо линяющих гусей, которых затем без труда перебили. Впоследствии капитан Бернард рассказывал нам, что эскимосы отошли от лагеря на 5 миль и пригнали около пятисот гусей, словно стадо овец, которое пастухи гонят домой.
