И сам рычаг вел себя не так, как прежде. Поломка стержня словно бы расшатала его, и стоило мне отпустить руль, как тот покосился сам собой, что вызвало новые колебания и шатания.

– Если бы найти этот сломанный стержень, – подумал я вслух и опустил свободную руку вниз: не удастся ли нашарить на полу какие-нибудь обломки.

В то же мгновение машина дала такой резкий крен, что меня едва не выбросило за борт. К счастью, Амелия не разомкнула объятий, и с ее помощью я кое-как удержал равновесие.

– Спокойнее, Эдуард, – произнесла она мягко, словно увещевая меня. – Пока мы в машине, нам ничто не грозит. Четвертое измерение гарантирует нам полную безопасность.

– Но мы можем наехать на что-нибудь!

– Ничуть не бывало. Для нас не существует препятствий, мы их просто не замечаем.

– Но что все-таки произошло?

Она объяснила:

– Никелевые стержни препятствуют произвольному смещению машины в пространстве. Перебив один из них, вы позволили машине двигаться в пространственных измерениях, и теперь мы стремительно удаляемся прочь от Ричмонда.

Ее слова повергли меня в ужас, а не прекращающееся ни на миг головокружение лишь подчеркивало размах тех грозных опасностей, которые поджидали нас впереди.

– Куда же мы попадем? – спросил я. – Кто знает, в какие дали занесет нас машина…

Амелия снова заговорила тем же увещевательным тоном:

– Мы в безопасности, Эдуард. Пусть машина скачет, как ей угодно, я не сомневаюсь, что отказали только рычаги управления. Нас по-прежнему окружает поле четвертого измерения, и двигатель по-прежнему работает бесперебойно. Правда, мы теперь перемещаемся в пространстве, судя по всему, пересекаем многие сотни миль, но даже если очутимся за тысячу миль от дома, система автоматического возврата благополучно доставит нас обратно в лабораторию.

– За тысячу миль?.. – повторил я, ошеломленный той скоростью, какую, видимо, развивала машина.

Амелия на мгновение сжала руки чуть сильнее.

– Не думаю, чтобы нас в самом деле занесло так далеко. Похоже, что мы на всех парах несемся по кругу.

Это, пожалуй, в какой-то мере смахивало на истину, поскольку ослепительная точка света не прекращала бешено кружиться вокруг нас. Заверения Амелии меня, естественно, подбодрили, но выматывающая душу качка продолжалась, и чем скорее наше приключение подошло бы к концу, тем лучше. А раз так, я решил сделать еще одну попытку найти злополучный поломанный стержень.

Я поделился с Амелией своим намерением, и она, подавшись немного вперед, взяла руль в свои руки. Ее помощь избавила меня от необходимости держаться за рычаг; я наклонился и принялся ощупывать пол машины, втайне опасаясь, не вылетел ли стержень за борт в момент особенно сильного толчка. Шаря по полу в неверном свете, я вдруг наткнулся на ридикюль Амелии – тот стоял себе спокойненько там, где его поставили, на полу перед седлом. И секундой позже я нащупал искомое: деталька закатилась между ридикюлем и подножием седла и застряла там.

– Нашел! – провозгласил я, садясь и приподнимая стерженек так, чтобы Амелия тоже его увидела. – И вовсе он не сломан!

– Тогда почему же он вывалился?

Я присмотрелся внимательнее и обнаружил, что с обоих концов стерженька сделана винтовая нарезка, но крайние витки резьбы выделяются особым блеском – стержень просто вырвало из гнезда. Я обратил внимание Амелии на этот дефект, и она сказала:

– Теперь я вспоминаю, что сэр Уильям жаловался на мастеровых, выточивших какой-то из никелевых стержней не по чертежу. Вы сумеете поставить его на место?

– Попытаюсь.

Понадобилось, наверное, минут пять, чтобы при столь обманчивом освещении отыскать втулки с нарезными гнездами для стерженька, и еще гораздо больше, чтобы привести рычаг в удобное положение и попробовать вставить стерженек в гнезда.

– Он слишком короток! – воскликнул я в отчаянии. – Что я ни делаю, он все равно слишком короток…

– Но он крепится именно здесь, больше негде!

В конце концов я догадался, что можно немного вывинтить втулки из рычага и до известной степени облегчить себе задачу. Когда мне удалось привести стержень в соприкосновение с обеими втулками, я с величайшим терпением стал ввертывать его в гнезда (к счастью, сэр Уильям сделал резьбу разносторонней, чтобы каждый оборот затягивал крепление в обеих втулках разом). И стерженек удержался, хоть и еле-еле: мне при всем желании не удалось ввинтить его больше чем на полвитка.

Я устало выпрямился в седле, и руки Амелии вновь обвили меня. Машина времени все еще рыскала, но куда тише, чем до сих пор, а кружение ослепительного пятнышка света стало почти незаметным. В его резком сиянии мы боялись пошевелиться; с трудом верилось, что нам действительно удалось избавиться от невыносимой качки. Прямо передо мной вращалось во всю прыть маховое колесо, однако регулярная смена дня и ночи почему-то прекратилась.

– Вот теперь мы, по-моему, в безопасности, – заявил я, впрочем, без особой уверенности.

– Мы, должно быть, скоро остановимся. Когда машина застопорит, ни один из нас не вправе двинуться с места. Три минуты – и машина ляжет на обратный курс.

– И доставит нас обратно в лабораторию? – осведомился я.

Амелия поколебалась, прежде чем ответить, но все же произнесла:

– Да, разумеется.

Я понял, что она уверена в этом не больше меня. Ни с того ни с сего машина времени опять круто накренилась, и у нас обоих перехватило дыхание. Я заметил, что маховое колесо замерло… услышал, как вокруг свистит воздух… почувствовал, как нас внезапно обдало холодом. До меня дошло, что мы больше не защищены четвертым измерением, что мы падаем куда-то, и я в полном отчаянии вновь схватился за рычаг…

– Эдуард!.. – вскричала Амелия у меня над ухом. И это было последнее, что я услышал. Последовал страшный удар. Машина остановилась, и Амелию вместе со мной выбросило за борт, во тьму.

Я лежал в полной темноте, покрытый – мне казалось, с головы до ног – чем-то кожистым и сырым. Попытался подняться, но ничего не добился, только без толку подергал ногами и руками и провалился в трясину еще глубже. Какая-то пленка опустилась мне на лицо, и я отчаянно скинул ее, боясь задохнуться. И неожиданно закашлялся: мне не хватало воздуха, я всасывал его в легкие из последних сил. Как утопающий, я инстинктивно рванулся вверх, опасаясь, что иначе умру от удушья. Не попадалось ничего, за что можно было бы ухватиться, одна лишь мягкая, скользкая, влажная масса. Словно меня кинули головой вниз в огромную банку с водорослями.

Я падал, я понимал, что падаю, – и больше не сопротивлялся. Я совершенно отчаялся и, наверное, утонул бы в этой пропитанной влагой листве: куда бы я ни повернул голову, лицо покрывала та же омерзительная тина. Я ощущал во рту ее вкус – пресный, водянистый, с налетом железа.

Но тут неподалеку послышался вздох, и я закричал:

– Амелия!..

Голос мой прозвучал жутким хриплым карканьем, к тому же я опять закашлялся.

– Эдуард? – отозвался резкий испуганный шепот и тоже перешел в кашель.

До Амелии не могло быть больше трех-четырех ярдов, но я ее не видел и даже толком не знал, в каком направлении смотреть.

– Вы не ранены? – спросил я и еще раз кашлянул, но слабее.

– Машина времени… Мы должны вернуться на борт, Эдуард. Она вот-вот уйдет обратно…

– Но где она?

– Рядом со мной. Не могу до нее дотянуться, но чувствую ее ногой.

После некоторого колебания я решил, что Амелия слева от меня, и попытался подвинуться в ту сторону, барахтаясь в омерзительной тине, вытягивая руки в надежде зацепиться за какую-нибудь кочку или корягу.

– Где вы? – позвал я, силясь выжать из своего голоса хоть что-то, кроме жалкого сипенья.

– Я здесь, Эдуард. Ориентируйтесь на мой голос. – Амелия была теперь ближе ко мне, но слова ее звучали странно, сдавленно, словно она тонула. – Я поскользнулась… Не могу найти машину времени… Она же здесь, где-то здесь…