– Француз, француз, – шепотом проговорил Руди. Оба в страхе переглянулись и перевели глаза на третьего. Услышав шептание тот повернулся и понял причину их боязни, но даже не подал виду. Перед ним были двое мальчишек, которых он мог в один миг отправить на тот свет, но по своим личным причинам он этого не сделал, а просто сидел и смотрел с абсолютно безучастным взглядом.

Французская форма времен первой мировой войны сильно бросалась в глаза противнику на поле боя – от всех других униформ ее отличал сине-голубой цвет, который сразу выдавал в солдатах бойцов французской армии. Двое молоденьких немцев поначалу и не узнали в сидящем рядом с ними солдате врага. Находясь первый день на фронте, они лишь в теории представляли себе французскую униформу, а все разговоры в учебке о «голубых мундирах» вылетели из головы. Неожиданно француз произнес:

– Да, я французский сержант и в данной ситуации считаю бессмысленным лить кровь друг друга. Мы сегодня уже изрядно повоевали, хватит. Убив друг друга, мы ничего не добьемся этим. От вашей или моей смерти не зависит исход войны.

– Д-да, – опять заикаясь от страха, пролепетал наш герой.

– Все мы когда-то умрем, это только вопрос времени, – слабо протянул Руди.

– А ты молчи лучше, не разговаривай, а то живот напрягаешь. Возможности отправить тебя в госпиталь нету, поэтому лучше не усугубляй свое положение лишний раз. – Приказал француз и продолжил залечивать плечо.

– Сколько я протяну? – спросил Руди.

Беседу прервала пулеметная очередь со стороны немецких окопов. Туман к этому времени постепенно рассеивался. На другом конце поля разыгралась целая драма. Французский солдат, во время атаки прыгнувший в одну из сотен воронок, пытался вернуться на свои позиции. Со стороны французской линии обороны ему кричали, подбадривая возгласами, и время от времени прикрывали винтовочным огнем, прицельно стреляя в щиток пулемета. Каждый такой прикрывающий выстрел давал возможность бойцу перебежать из одной воронки в другую, но очередная пуля настигла его.

– Отсюда невозможно выбраться, – проговорил француз, – следят за каждым движением.

Прошло около получаса. Состояние Руди заметно ухудшилось. Он смотрел перед собой неподвижно. Со лба стекал холодный пот. Он желал что-то сказать, но губы только искривлялись от бессилия.

– Что с ним?

– Умирает. – Ответил француз.

Глаза Руди были уже неживыми. Они закатились кверху и вместо зрачков были видны только пугающие глазные белки. Он глубоко дышал, жадно вбирая воздух широко раскрытым ртом, губы дрожали. Каждая мышца в его теле была полностью расслаблена.

– Он уже мертв. – Цинично произнес француз.

– Но он же еще дышит. Сделайте что-нибудь.

– Это предсмертная минута. Ему уже ничем не поможешь. Дай ему спокойно уйти.

– Руди, семья, слышишь? Вспомни, у тебя родился сын. – Вымолвил мальчишка, склонившись над умирающим. Шепча ему на ухо слова о родных, он старался вернуть того в сознание.

– Он тебя уже не слышит.

Руди действительно уже не реагировал ни на прикосновения, ни на слова. Было ясно видно, как смерть медленно забирает его. Дыхание замедлилось. Глаза вернулись в исходное положение. Вновь можно было видеть его взгляд, в котором уже ничего нельзя было прочесть. Через мгновение его зрачки резко расширились, он перестал дышать. Это был конец.

– Господи. – Прерывисто произнес мальчишка. От увиденного глаза наполнились слезами. К горлу стала подступать тошнота, и его вырвало тут же.

– Первый бой, да? – спросил француз.

– Что? Да… – испуганно пробормотал наш герой.

– Промочи горло. Как тебя зовут, солдат? – француз улыбнулся и протянул флягу с водой.

– Гольц, рядовой Гольц.

– А имя?

– Вернер, Вернер Гольц. А вас как зовут? – переспросил Вернер, пытаясь нащупать контакт.

– Сержант Франсуа Дюфур, – расстегивая верхнюю пуговицу кителя, ответил француз.

– Наш взвод прибыл сюда только ночью.

– И с утра сразу в атаку? Ты же совсем еще ребенок.

– Мне 18, мсье, – ответил Вернер, вспомнив книгу «Три мушкетера» и как надо обращаться к французам.

– Понятно, что не 40. Много я насмотрелся на молодых новобранцев, как ты, пули их очень любят.

– А почему вы так хорошо знаете немецкий язык?

– Знаю и все. Значит, были на то причины, чтобы выучить его, – ответил француз с абсолютным спокойствием. Его состояние можно было описать только так – будто он сидел с другом у себя на заднем дворе. Его не волновало, что с минуту назад перед ним умер человек, что он находится в воронке, и выхода отсюда нет. Вернера пугало это, и он не понимал подобного поведения. Он не знал, что делать.

– У твоего друга должна быть в рюкзаке еда или вода, достань, – попросил Франсуа.

– Но ведь это его рюкзак, нельзя брать чужое.

– Эй, парень, ты не в суде, ты на войне, и нужно к этому привыкнуть. С таким настроем ты здесь подохнешь завтра же с голоду. Давай снимем его рюкзак, пока окоченение не наступило.

Они вдвоем перевернули мертвого Руди и сняли с него ранец, после чего оставили его лежать в том самом положении, в котором он умер. Его глаза были по-прежнему открыты и, казалось, что он еще живой и продолжает смотреть перед собой. Франсуа провел ладонью по умершему лицу и глаза Руди закрылись.

– Нам повезет, если мы тут пробудем всего ночь, а иначе, через некоторое время твой друг и остальные начнут гнить и вонять, – снова цинично сказал француз.

Вернер смотрел на Франсуа и не находил слов, чтобы сказать что-то. Он никогда не был в такой ситуации и даже не мог представить себе, как ведут себя люди в подобной обстановке. Его психика не могла переварить все случившееся. Вернер перетасовывал в голове десятки фраз и словесных связок, которые он мог сказать, чтобы не вызвать гнев противника.

– Как мы отсюда будем выбираться? – спросил он с небольшой дрожью в голосе.

– Есть только два варианта, наиболее правильные. Когда будет немецкая атака, я притворяюсь мертвым, а ты вливаешься в свою толпу и атакуешь с ними, а дальше все в твоих руках. После чего во время нашей атаки я сделаю то же самое. Или наоборот, в зависимости от того, чья атака будет первой, – быстро и чуть задыхаясь сказал Франсуа, заряжая винтовку. – Или второй вариант, – шмыгая носом, добавил он, – когда будет перемирие, чтобы убрать трупы, и обе стороны выйдут из окопов, стрельбы не будет, и мы сможем встать и разойтись, каждый в свою сторону. Посмотрим, какой из этих вариантов случится быстрее.

– А… а если ни один из этих вариантов не наступит?

– Тогда твоя мама получит повестку о том, что ее сын пал смертью храбрых.

– Разве здесь бывают перемирия?

– Даже война имеет свои маленькие прелести.

Глаза Вернера погрустнели. Он взглянул на бездыханное тело Руди Байера, прокручивая в памяти момент, когда их глаза впервые встретились около часа назад. Пытаясь сопоставить былую картинку еще живого и улыбающегося товарища с тем, что теперь лежало рядом, юношу переполняли глубокие мыслительные процессы о ничтожности человеческого бытия. И лишь узрев в глаза чужую смерть, задумываешься о мизерности собственной жизни. Какова твоя сущность на самом деле. Она ничем не отличается от миллионов других людей – в этом ее прелесть и изъян.

Вернер склонил вниз голову, осознавая всю трагичность ситуации, в которую он попал. Он совершенно не знал, что ему делать и эта безысходность холодным трепетом проникала в каждую клеточку его тела.

Кажется, что университетская жизнь билась в сердце еще только вчера. Он до сих пор отчетливо помнит запах свежей краски в отремонтированном крыле экономического факультета. Как наяву перед глазами до сих пор всплывают яркие краски мирной жизни и свежесть весеннего дождя. А ведь прошло уже два долгих месяца с тех пор, как Вернер Гольц покинул родной город и отправился навстречу своей судьбе.