Перед тем как выйти из лавки, меня предупредили, что, если я буду распространять вонь, меня скрутят прямо во время спектакля. Я подтерся так основательно, что все возможные источники запахов были перекрыты. Даже мои ноги в тесных башмаках «модного» фасона были вымыты…
Наконец все расселись. Нас призвали к тишине. Занавес поднялся… Появился наш столик… на самой середине сцены… совсем как у нас в лавке… Это нас успокоило… Удар по клавишам пианино… и звучат первые реплики… Ах! какие изысканные интонации!.. Все персонажи уходят, приходят и прохаживаются в ярком свете… Какие они замечательные… Они спорят… Ругаются… Приходят в ярость… Но становятся все обворожительнее… Я полностью очарован… Я хотел бы, чтобы они повторили все сначала… Я не все понимаю… Но я покорен душой и телом… Все, к чему они прикасаются… Их малейшие жесты… самые обычные слова околдовывают меня… Все вокруг стали аплодировать, мы с родителями не осмеливаемся…
На сцене я узнаю мадам Пинез, она просто божественна, я и сейчас вижу ее бедра, трепетание грудей… Она грустит в своем воздушном пеньюаре… на диване, обитом шелком… Она измучена, рыдает… Она страдает из-за Доранжа, другого нашего клиента… Он разносит ее в пух и прах, она уже не знает, куда деваться… Но он, коварный, чтобы сорвать поцелуй, заходит сзади, пользуясь тем, что она плачет, облокотившись на наш столик, ибо душа ее растоптана. А затем еще тысячи ласк… Для меня это в диковинку… Тогда она признает себя побежденной… грациозно откидывается на канапе… Он целует ее взасос… Она теряет сознание… испускает дух… Вот это работа!.. Он вертит задом…
Меня захватывает пьеса… изысканная вежливость… сочная глубокая мелодия… Сколько поводов подрочить!..
Следует отметить, что наш столик очень все украшает!.. Все! Он облагораживает руки, локти, животы, прикасающиеся к нему… Пинезиха прижалась к нему так сильно, что даже на расстоянии было слышно, как он затрещал, но самым ужасным был момент, когда красавец Доранж в самую трагическую минуту захотел сесть на него… У мамы кровь застыла в жилах… К счастью, он тотчас же вскочил… почти сразу… В антракте она беспокоилась, не вздумается ли ему это повторить… Мой отец понимал все в этой пьесе… Но он был слишком взволнован, чтобы об этом говорить…
На меня это тоже произвело впечатление. Я даже не притронулся к напиткам и печенью, которые предлагали в антракте… Это у аристократов такая привычка – смешивать жратву с возвышенными чувствами… Этим обезьянам все равно! Только бы жевать… Они никогда не прерывают это занятие. Они способны проглотить за один присест розу и дерьмо…
Снова начался спектакль… Второй акт прошел как сон… Потом чудо закончилось… Мы опять очутились среди совершенно обычных людей и вещей. Мы втроем оставались на своих табуретках, не решаясь пошевелиться… Мы терпеливо ждали, пока разойдется толпа, чтобы забрать наш столик… Потом подошла какая-то дама и попросила нас подождать еще немножко… Мы согласились… Мы увидели, как занавес снова поднимается… Мы узнали всех недавних актеров, они сидели вокруг нашего столика. И играли в карты. Пинез, Колуманш, Бретонте, Доранж и старый банкир Круан… Они сидели лицом друг к другу.
Круан был забавный старичок, он часто заходил к моей Бабушке на улицу Монторгей, он всегда был очень любезен, душился фиалкой, от него разило на всю лавку. Единственное, что его интересовало, это шнурки от колокольчиков стиля ампир, он их коллекционировал.
Партия за столиком началась весьма благопристойно. Все очень любезно обменивались картами, а потом немного разозлились и стали разговаривать чуть суше, совсем как в театре… Они беседовали как будто понарошку. Называли цифры. Карты хлопали, как затрещины. Дочери Доранж за спиной своего отца ужасно косили. Матери, жены – каждая болела за своего. Они скорчились на стульях у стены, затаив дыхание. Игроки поменялись местами. На столике скапливались деньги… Груда увеличивалась… Старый Круан обеими руками вцепился в столешницу… Куча перед Пинезами все увеличивалась, раздувалась… как живое существо… От этого они даже побагровели… Бретонте напротив… Они проигрывали… Были совсем бледные… перед ними не оставалось больше ни одного су… Мой отец тоже побледнел. Я спрашивал себя, что он сейчас предпримет! Мы уже по меньшей мере два часа ждали, когда это кончится… Они совсем забыли про нас…
Вдруг Бретонте выпрямились… Они предлагали новую ставку… Свой замок в Нормандии! Они во всеуслышание заявили об этом… На три карточных тура!.. Выиграл маленький Круан… Но нельзя сказать, что у него был очень довольный вид… Отец семейства Бретонте встал снова… Он прошептал: «Я ставлю особняк!.. Особняк, в котором мы находимся!..»
Мою мать как будто громом поразило… Она подпрыгнула, как пружина… Отец не успел ее удержать…
Прихрамывая, она взобралась на сцену… Очень взволнованным голосом она сказала азартным игрокам: «Месье, медам, нам с мальчиком нужно уходить… Ему уже пора спать… Мы забираем наш столик…» Никто не стал возражать. Они просто потеряли голову… И смотрели перед собой пустыми глазами… Мы взяли наш столик… И стремительно унесли его… Мы боялись, что о нас вспомнят…
Дойдя до моста Сольферино, мы ненадолго остановились… Чтобы передохнуть…
Много лет спустя отец пересказывал все это… с неподражаемой мимикой… Моя мать плохо переносила этот рассказ… Он напоминал ей о слишком сильных волнениях… Отец показывал очень точно место на самой середине столика, откуда, как мы видели, улетучивались миллионы и миллионы, честь семейства и замки.
* * *
Бабушка Каролина потихоньку учила меня. Все же наконец я научился считать до ста и даже стал читать лучше, чем она. Мы уже дошли до таблицы умножения. Это было перед поступлением в школу.
Выбрали начальную школу на улице Женер, в двух шагах от нас, сразу за перекрестком Франк-Буржуа.
Пройдя по длинному коридору, мы попадали в класс. Окна его смотрели на маленький дворик, огороженный такой высокой стеной, что неба не было видно. Двор огородили черной жестью, чтобы мы не глазели на улицу. Мы должны были заниматься только домашними заданиями и не беспокоить преподавателя. Я с трудом узнал бы его, я помню только его очки, длинную трость и манжеты.
Восемь дней Бабушка сама водила меня туда, на девятый я заболел. В середине дня меня привела домой уборщица…
Когда я пришел в лавку, у меня началась рвота. Я чувствовал, как по моему телу проходят волны лихорадки… разливается такой сильный жар, что мне казалось, это уже не я. Было бы даже приятно, если б меня так не выворачивало. Моя мать сперва не принимала всего всерьез, она думала, что я просто объелся конфет… Но это было на меня не похоже… Она умоляла меня удерживать рвоту. В лавке было полно народу. Когда она вела меня в уборную, она боялась, что я запачкаю ей кружева. Мне становилось все хуже. Я наблевал целую раковину. Моя голова накалилась. Я не мог больше сдержать веселья… Развлечения, шалости стучали у меня в висках.
У меня всегда была большая голова, гораздо больше, чем у других детей. На меня никогда не налезали их береты. Мама вдруг вспомнила этот ужасный факт, пока меня рвало… Она начинала волноваться все больше.
«Послушай, Огюст, а вдруг у него менингит? Вот повезло-то!.. Нам только этой неприятности не хватало!.. Тогда уж действительно будет полный букет!..»
Под конец я уже не блевал… Я был нашпигован жаром… Я не скучал… Никогда не думал, что у меня в башке столько всего… Фантазии. Причудливые мечты. Сначала я видел все в красном цвете… как раздувшееся кровавое облако… Оно поплыло на середину неба… А потом развалилось… Оно приняло форму покупательницы небывалого размера! Колоссального роста. Она начала командовать нами… Там, наверху… В воздухе… Она ждала нас… Висела там… Она приказывала, мы должны были повиноваться… Делала знаки… Пусть все собираются!.. Пусть выметаются из Пассажа… И живо!.. Все вместе!.. Нельзя терять ни секунды!
А потом она спустилась, вошла под стеклянную крышу… Она заняла весь наш Пассаж… Она расхаживала, выпрямившись во весь рост… Она хотела, чтобы ни одного лавочника не осталось в лавке… ни одного нашего соседа в своей конуре… Даже Меонша пошла с нами. У нее выросли три руки, на которые были натянуты четыре перчатки… Я видел, что все идут веселиться. Слова танцевали вокруг нас, как вокруг актеров в театре… Живой ритм, неожиданные переходы, чудесные мелодии… Незабываемые…