Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Я стал докладывать о ходе розыска, рассказал о следах у родника и о том, как обстреляли Таманцева, о разговорах с Васюковым и Свиридом. Во всем этом не было ничего значительного, но он слушал меня не перебивая, только изредка поддакивал, уточнял, и я уже понял: ничего нового у них нет.

– Что делал Павловский и двое с ним в день радиосеанса вблизи Шиловичского леса – это вопрос… – когда я умолк, произнес он. – Как оказался там?… Значит, так… Павловский Казимир, или Казимеж, Георгиевич, тысяча девятьсот семнадцатого или восемнадцатого года рождения, уроженец города Минска (неточно), по документам предположительно белорус или поляк… Да-а, негусто… Проверим по всем материалам розыска… Теперь, Павел Васильевич, относительно текста… Генерал только что разговаривал с Москвой. Дешифровки еще нет. И наши бьются пока без результата. Но я надеюсь, что завтра или послезавтра текст будет. А пока дожимайте лес!..

11. В лесу у родника

Хижняк разбудил их затемно. Наскоро позавтракав, они до солнца уже были в лесу.

Все вокруг еще спало предрассветным сном. Они шли узенькой дорогой, оставляя темные полосы следов на серебристо-белой от росы траве. Таманцев недовольно оглядывался. Впрочем, день обещал быть жарким: сойдет роса – и полосы-следы исчезнут. А пока воздух прохладен и полон пахучей свежести – шагать бы вот так налегке и шагать…

Андрею мучительно хотелось заговорить. Ведь вскоре придется разойтись и провести весь день в одиночестве. Но говорить можно лишь о деле (а что ему сказать?), да и то шепотом. «Лес шума не любит», – не раз замечал Алехин.

Спустя полчаса Андрей вывел их к роднику. По ту сторону коряг, на темной болотной земле, под кустом, как и вчера, отчетливо виднелись отпечатки сапог. Балансируя на длинной изогнутой коряжине, Таманцев и Алехин присели на корточки и рассматривали следы. Вытянув из кармана нитку с разноцветными узелками, Таманцев промерил длину отпечатка, длину и ширину подметки и каблука. Затем, послюнив палец, приложил его к следу – земля почти не липла.

Еще около минуты он разглядывал отпечатки и трогал их, осторожно касаясь краев сильными пальцами.

– Немецкий офицерский сапог. Массового пошива, – выпрямляясь, наконец промолвил он. – Размер соответствует нашему сорок второму. Малоношеные, можно сказать, новые. Индивидуальные дефекты износа еще не выражены. След сравнительно свежий, давностью не более двух суток. Отпечаток случайный: тот, кто пил, оступился или же соскользнул с коряги и наследил. Это человек высокого роста: сто семьдесят пять – сто восемьдесят сантиметров.

– В-в лесу к-кто-то есть, – не выдержав, прошептал Андрей (после контузии он заикался, особенно в минуты волнения).

– Тонкое жизненное наблюдение! – фыркнул Таманцев и, помедля, продолжал: – Возможно, он был не один. Трава следов не хранит, а здесь они наверняка ступали по корягам. И если бы один не наследил, то ничего бы и не осталось.

– Р-родник не с-слышен и с д-дороги не виден, – обращаясь к Алехину, прошептал Андрей; ему очень хотелось, чтобы обнаруженные им следы оказались результативными и пригодились при розыске. – С-следовательно, з-зайти сюда могли т-только люди, з-знающие лес или б-бывавшие здесь.

– А также тот, у кого есть карта, – мгновенно добавил Таманцев. – Родник наверняка обозначен.

К огорчению Андрея, он оказался прав.

Несколько минут они втроем лазили в мокрой густой траве, осматривали кусты и деревья вокруг родника.

– Мартышкин труд! – сплюнул Таманцев, с неприязнью разглядывая следы. – Вот вам еще фактик! Который тоже ничего не дает и не объясняет. Нужен текст! – убежденно сказал он. – А без текста будем торкаться, как слепые щенята!

– Текст должны сообщить сегодня или завтра, – сказал Алехин. – Текст будет! – заверил он. – А пока мы должны отыскать место выхода и установить, кто позавчера был в этом лесу.

– «Должны… Обязаны»! – усмехнулся Таманцев. – Следы-то мы, может, и соберем, а вот людей… Кто они?… – указывая на отпечатки, спросил он. – Агенты-парашютисты?… Отнюдь! За три года я не видел ни одного обутого в новенькие немецкие армейские сапоги. Может, это аковцы?… Или немцы? А может, просто дезертиры?…

– Д-дезертиры с р-рацией?… – запротестовал Андрей.

– А кто сказал, что у них есть рация?! – ни к кому не обращаясь, холодно осведомился Таманцев. – Лично мне этот след ничего не говорит. Это отпечаток немецкого сапога. Всего-навсего! И не более!..

12. Таманцев

Жизнь – чертовски капризная штука. Изредка она улыбается, но чаще поворачивается задом и показывает свой характер. Как ни странно, в этот день она нам улыбнулась.

Около часа мы осматривали лес в окрестностях родника. В одном месте, на дороге, Паша разглядел неясные следы сапог. В траве, на глинистой влажной земле, удалось различить шесть оттисков подошв. Они оказались идентичными с обнаруженными у родника и той же давности.

И здесь и там были следы одного и того же человека. Очевидно, напившись, он прошел в сторону Каменки или к смолокурне – так мы предположили, посмотрев по карте. Не исключено, что это был один из тех, кто вчера меня там обстрелял. Но здесь-то он, по-видимому, был один. Судя по дорожке следов, он шел деловым шагом, со скоростью пять-шесть километров в час.

Паша решил проследовать в направлении его движения до опушки или даже до Каменки. Расставаясь, я ему еще раз сказал, что нужен текст дешифровки. Он поморщился, но промолчал.

Блинов и я отправились на свои участки. Мы разошлись, не подозревая, что несколько часов спустя жизнь улыбнется нам, и как – в тридцать два зуба!

Даже не знаю, что меня дернуло свернуть на ту глухую тропинку. Трудно сказать, что в таких случаях срабатывает – интуиция или верхнее чутье[15]. Тропка была как тропка, заросшая травой, и я все время усиленно смотрел себе под ноги. Как и вчера, немецкая противопехотная мина со взрывателем нажимного или натяжного действия более всего волновала мой организм.

Удивительно, как в высокой густой траве я ее заметил. Нет, не мину, а обыкновенную ромашку с недавно обломанной головкой, поникшей на стебельке сантиметрах в тридцати над землей. На ходу задев, повредить ее, наверно, мог и зверь, но я все же свернул туда, тем более что различил в кустах слабый просвет. Не сделал и десяти шагов – поляна. Начал ее осматривать и увидел под орешником примятую траву – квадрат размером с плащ-палатку. Я весь напрягся – наверно, такие ощущения бывают у собаки, когда она делает стойку. Я стал обыскивать все последовательно, обшаривать, разводя траву и ветви руками, и минут через двадцать в стороне, за кустами, отыскал огурец – свеженький! Причем надкушенный.

Я отрезал кусочек, пожевал и тут же выплюнул – горький. Поэтому его и выбросили. Да здравствуют горькие огурцы! Да здравствуют следы и улики!

Скинув сапоги и брюки, чтобы не зазеленить, и сунув пистолеты за ремень гимнастерки, я разбил поляну на сектора и за два с лишним часа пядь за пядью обползал на четвереньках ее всю и кусты под деревьями, по краям. Я растер колени, а левое умудрился ободрать, однако попотел не зря. В высокой густой траве, за кромкой поляны, я обнаружил второй огурец, тоже надкушенный и, как я тут же убедился, горький, а за кустом, вблизи примятости, обгорелую спичку – свеженькую! – и едва заметные в траве остатки рассыпавшегося пепла.

Это взволновало меня более всего. Следов костра поблизости не было, очевидно, от спички прикуривали или что-либо поджигали. Может, уничтожали листки шифровального блокнота?…

Пепла оказалось с гулькин нос, однако я все же смог определить, что он – увы! – не от бумаги, а табачный: от папиросы или сигареты.

Дорого бы я сейчас дал за тот самый окурок. Хотя все вокруг было осмотрено, я принялся снова обыскивать поляну…

13. Гвардии лейтенант Блинов

Впереди, за кустарником, он увидел ветхие крыши двух каких-то строеньиц, длинный тонкий журавль и понял, что перед ним один из хуторов и что вышел он к опушке леса раньше, чем следовало.

вернуться

15

Верхнее чутье – способность собаки улавливать запахи по воздуху, а не по следу (охот.).

10
{"b":"224398","o":1}