Я был полностью поглощён окружавшей нас природой и машинально выполнял команды сидевшего на заднем сиденье лётчика притормозить, замедлить ход, остановиться или свернуть на посёлочную дорогу. У них в груди клокотали шпионские страсти, им нужно было что-то сверить по карте, отметить на местности какие-то признаки каких-то военных объектов, остающихся для моих глаз невидимыми, а я наслаждался путешествием как турист. Ни цель, ни результаты этого визуального приключения меня не интересовали. В зеркале я постоянно видел знакомые силуэты автомашин копенгагенских контрразведчиков, но они только являлись украшением идиллической картины в виде борнхольмского ландшафта.

Эх, помчусь как Гипомах[21], по гладкой асфальтовой дорожке! Когда ещё подвернётся случай сочетания приятного с полезным? Какой же русский не любит быстрой езды?[22]

Движение по кругу рано или поздно предполагает возвращение в исходную точку. В Рённе мы все вернулись довольные. Нужно было торопиться на возложение, и в холле гостиницы нас встретил встревоженный Тищенко – обычно флегматичный и спокойный, как тюлень, – и сделал реприманд за опоздание.

Кладбище с могилами советских солдат располагалось на высоком холме рядом с церковью и занимало площадку не более 0,3 га, обсаженную по краям деревьями типа туи или кипариса. Могилы были ухожены, аккуратно обложены дёрном, надгробные плиты чисто вымыты, а весь комплекс украшал привычный для глаза типовой обелиск с красной пятиконечной звездой. С холма открывался живописный вид на море. Если отвлечься от вида солдат и офицеров в чужой униформе – комендант острова по сложившейся традиции выделил в почётный караул взвод солдат – и гортанной датской речи, то можно было бы подумать, что мы находимся где-нибудь на Смоленщине или Псковщине, отдавая дань павшим в боях.

При нашем появлении почётный караул стал вылезать из крытых грузовиков и под командой молоденького лейтенанта выстраиваться в шеренгу. У меня создалось впечатление, что строевая подготовка не принадлежит к сильной стороне датской армии. Впрочем, жёсткая дисциплина и формалистика никогда не были в характере лукавых и слегка ленивых датчан. На «вольво» защитного цвета подъехал полковник – комендант Борнхольмского гарнизона и подошёл к нам, чтобы поздороваться. На каком-то непонятном лимузине пожаловал вице-губернатор – его босс оказался где-то занятым. Рядом с нами откуда-то возникла небольшая кучка датчан в гражданском – то ли живших поблизости зевак, то ли активистов местного Общества дружбы с Советским Союзом, то ли людей из свиты вице-губернатора.

Почётный караул наконец выстроился, взяв ружья на плечо. За ним заняли место военные музыканты. Наша группа во главе с Тищенко с заранее купленным венком направилась к обелиску. Датский полковник приложил руку к козырьку и замер в почётной позе. Послышались резкие слова команды, раздался сухой треск троекратного залпа из винтовок, спугнувшего с деревьев стаю галок. Возложив венок, мы вернулись к полковнику и стали рядом. Под звуки неизвестного датского марша караул торжественным церемониальным шагом прошёл по площадке и стал спускаться вниз, где у подножия холма стояли грузовики. Вся процедура заняла по времени не более пяти минут.

Официальные датские представители стали прощаться с нами и рассаживаться по машинам. Я вопросительно посмотрел на коллег. Что же дальше?

– Подожди, сейчас будет явление Христа народу, – загадочно произнёс Костя. Толя Тищенко при этих словах заулыбался. Мы с моряком изобразили фигуру вопроса.

В это время со стороны спуска, за которым только что исчезла свита вице-губернатора и коменданта, послышался характерный треск – кто-то с трудом, надрывая маломощный мотор, поднимался на мотоцикле. И действительно, над обрезом холма показалась одетая в крестьянскую шляпу голова, потом мощный крестьянский торс и, наконец, само транспортное средство, грубо нарушившее своим шумом и гамом овладевшее нами торжественно-приподнятое настроение. На крошечном кналлерте (по-нашему, мопеде) восседал, словно Санчо Панса на крошечном ослике, волоча ноги по земле, грузный пожилой пейзан.

– Это Енсен, – узнал седока Тищенко.

Енсен въехал на площадку, утихомирил свой кналлерт и осторожно положил его на траву. Взяв шляпу в руки и смущённо теребя её узловатыми коротенькими пальцами, Панса направился к нам. Он остановился от нас в нескольких шагах, вежливо поклонился в сторону Тищенко и сказал «гу дэ» – «здравствуй».

Это послужило сигналом к торопливым действиям со стороны наших военных. Лётчик стал суетливо извлекать из своего портфеля бутылки с этикетками «Столичная» и «Московская» и передавать их Енсену-Санчо. Тот брал спиртное из рук «грушника» и молча рассовывал бутылки по карманам потрёпанного пиджака и брюк. Движения его были неторопливыми и уверенными – точно так русский мастеровой забирает у нас магарыч после какой-нибудь «халтурки» на даче. Когда наконец щедрая рука дипломата иссякла, Енсен поклонился, сказал «таккь», поставил на ноги своего ослика, пришпорил его как следует и, в знак признательности обдавая нас вонючим дымом, медленно сполз с холма.

Мы с моряком находились в полном недоумении относительно значения только что разыгравшейся на наших глазах немой и хорошо отрепетированной сцены. Именно отрепетированной.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.