Ясно, что Хэп думал о своей матери, которая умерла, когда ему едва исполнилось пять. Хэп еще раньше рассказывал Стелле, что помнил из того времени только, как они с мамой собирали фиалки, душистый сорт, росший на небольшом участке между владениями семьи Спарроу и домом его дедушки, под высокими соснами. Единственное воспоминание — вот и все, что у него осталось от нее. «Пурпурные звезды», — сказал однажды он Стелле, когда они вместе исследовали прачечную Ребекки Спарроу. Из маленького окошка, никогда не знавшего стекла, они увидели небольшую полянку таких фиалок. «Вот на что они похожи».

— Некоторых можно вылечить, — упрямо заявила Стелла. — Кроме того, живые люди гораздо интереснее тостера.

Этот спор заставил ее увидеть мысленным взором картину: бабушка неподвижно сидит в саду, и на нее падает снег. Стелла даже вздрогнула. Люди умирают, в этом Хэп прав, умирают часто, и ничего с этим нельзя поделать. Нет ни лекарств, ни противоядий. В некоторых случаях приходится даже отказываться от надежды. Но только не в случае с Хэпом. Стелла собиралась сделать все, чтобы ничего с ним не случилось. Если уж она не может в него влюбиться, то, по крайней мере, может его защитить. Она вспомнила, как он доверился ей, когда они сидели рядышком в хижине Ребекки, вспомнила, какой взгляд у него был, когда он говорил о фиалках. Еще она вспомнила, как он ждал ее в тот первый день, когда она шла в школу, как улыбнулся, когда она появилась из-за угла и направилась прямо к нему. Хэп тогда пожалел, что не захватил с собой камеру (он сам признался ей позже); у нее был такой вид, словно у птицы, пойманной в ловушку, утверждал он, было видно, что она думает только об одном: как бы спастись.

Вот что на самом деле интересовало Хэпа — фотографии. Он устроил в подвале дедушкиного дома лабораторию и повсюду, куда бы ни пошел, таскал с собой камеру в рюкзаке. Старая «лейка» была с ним и сейчас, поэтому он не упустил возможности, щелкнул Рут Холуэрди.

— Прекрати, — отрезала Рут. — Я работаю.

— Ты обрадуешься, когда увидишь снимок, — отозвался Хэп.

— Ты бы признался дедушке, что не хочешь быть врачом, — посоветовала Стелла. — Тогда он перестанет возить тебя сюда.

Хэп посмотрел на нее беспомощным взглядом.

— Я не могу так ранить его чувства.

— Просто скажи ему! Он выдержит, когда услышит новость.

Из приемной донесся шум, не предвещавший ничего хорошего.

— Черт, — буркнул Хэп. — Предвижу трагедию.

— Ребята, вы остаетесь здесь, — сказала Рут Холуэрди строгим голосом человека, привыкшего, что ему все подчиняются.

Но Стелла и не думала подчиняться, а потому последовала за Рут, несмотря на то что Хэп схватил ее за руку и напомнил:

— Тебя это тоже касается.

Перед больницей стояла карета «скорой помощи» и несколько полицейских машин. На шоссе произошла серьезная авария, а Хоупвеллская клиника оказалась ближайшей. Из приемной выбежали медсестры и санитары, Стелла едва успела отскочить в сторону. Тем не менее она умудрилась все рассмотреть: на каталке лежал молодой парень, весь в крови, с покалеченными руками и ногами. Стелла поняла, что он умрет, но не из-за очевидных ран, а из-за разрыва печени. Она смогла увидеть еще кое-что: когда каталку бегом везли мимо, Стелла взглянула в глаза молодому человеку, и на секунду их взгляды встретились.

Не думая ни о чем, Стелла последовала за медиками в смотровую. Рут Холуэрди опустила руку на ее плечо:

— Туда нельзя, детка. Запрещено.

Но Стелла вырвалась и прошла в двери за врачами. В голове у нее загудело, поэтому она едва слышала слова Рут, и, даже если бы секретарша подняла крик за ее спиной, она все равно не обратила бы на него внимания.

Когда Стелла проскользнула в кабинет, врач-ординатор снимал основные показатели состояния больного. Все были так заняты, что даже не заметили появления Стеллы, пока не вошел доктор Стюарт.

— Боже мой! — ужаснулся он, увидев девочку. Она стояла возле двери и смотрела, как один из ординаторов Гамильтонской больницы хлопотал над потерявшим сознание больным. — Стелла, возвращайся в офис.

Но Стелла даже с места не сдвинулась. Она чувствовала, что юноша тонет, как корабль в океане. Даже она понимала, что ординатор не справляется с поставленной задачей.

— Тот врач не в состоянии ему помочь. У больного разрыв печени.

— Ты что, услышала, как кто-то произнес вслух диагноз?

Юноша на столе бесконтрольно вздрагивал, что часто происходит с пациентами, у которых есть внутренние повреждения. Он был землистого цвета и никак не отреагировал, когда сестра поставила ему капельницу.

— Я просто знаю, что это так, — мрачно изрекла Стелла. Она была настолько серьезна, что доктор Стюарт не стал ее выпроваживать. — С этим можно что-то поделать?

— Не всегда.

Доктор Стюарт подошел к больному, и ординатор ему сообщил:

— Осмотр я произвел.

Стюарт тем не менее внимательно исследовал брюшную полость раненого. Она была раздута и наполнена жидкостью. Пульс был угрожающе редкий, и вообще доктору Стюарту не понравилась вся ситуация. Ординатор вроде бы делал все правильно, но чего-то недоставало. Иногда требовалось действовать интуитивно. Броку Стюарту приходилось видеть такое раньше: медсестра или врач каким-то образом понимали, что не так, еще до того, как получали результаты анализов. У него у самого проявлялась такая интуиция, иногда он действовал по наитию, шел на риск, если ожидание могло привести к смерти.

Он подал знак сестре вызвать вертолет авиационной «скорой помощи». Сам доктор Стюарт собирался позвонить в Бостон, чтобы там держали наготове рентген и операционную. Не прошло и двадцати минут, как пациента эвакуировали. В клинике воцарилась звенящая тишина. Из приемной по всему коридору тянулся широкий след крови. Рут всегда боролась с такими пятнами, используя смесь отбеливателя, уксуса и содовой воды.

— Ковры я чищу лучше любого профессионала, — объявила она и повернулась к Стелле. — В следующий раз, когда я велю тебе остаться в офисе, ты послушаешься?

— Наверное, нет, — призналась Стелла.

— Вот и старый док такой же. — Рут покачала головой; по ее мнению, некоторые люди были слишком упрямы, чтобы подчиняться каким-либо правилам. — Поступай как знаешь.

По дороге домой Хэп и Стелла вели себя тихо. Хэп сидел впереди, рядом с дедушкой, Стелла — сзади. Она изучала форму головы Хэпа. У него были густые каштановые волосы, но стоило ей прищуриться, и начинало казаться, будто его голову пронизывают радужные лучики. «Скажи это, — мысленно понукала друга Стелла. — Пусть он узнает, кто ты на самом деле».

— Я думаю, что все-таки не стану врачом.

Просто смешно, с каким трудом Хэп произнес вслух свое признание. Оно забрало у него все силы, а когда прозвучало, он привалился головой к боковому стеклу, совершенно изможденный.

День был солнечный и теплый, хотя в клинике, где мигали лампы дневного света и жалюзи всегда были полуспущены, об этом никто не догадывался. После заявления Хэпа воцарилось молчание; старый «линкольн» свернул со служебной дороги и взял курс на город. Сквозь листву платановых деревьев просачивался свет. Зеленый и желтый. Тень и солнце.

— Не создан для этого? — наконец произнес Брок Стюарт.

— Так точно, сэр.

— Ну, Стелла, что скажешь? Что мне с ним сделать? Четвертовать? Или отправить в ссылку за то, что нарушил семейную традицию? Быть может, не разговаривать с ним до конца дней?

Хэп смущенно моргал. Он так переживал по поводу своего признания, что в первую секунду ему показалось, будто он неверно расслышал дедушку. Но Стелла громко рассмеялась. После всех треволнений доктор легко простил внука. Она наклонилась вперед, пристроив локти на спинку кресла, в котором сидел Хэп.

— Твой дедуля шутит, — прошептала Стелла и повернулась к доктору. — Разумеется, следует снести ему голову с плеч долой. Но нельзя ли сначала заказать пиццу? Я умираю от голода.

— Значит, будет пицца, — согласился доктор.