Стелла была снаружи — укладывала сумки в багажник.
— Как прошел ее день рождения? — поинтересовалась Элинор у дочери.
— Нормально, — сухо ответила Дженни, — как у обычной девочки тринадцати лет, без всякой наследственной чепухи, способной разрушить ее будущее.
— Я имела в виду не дар, а свой подарок, модель Кейк-хауса.
— Вот, кстати. Подарок ты, конечно, выслала, но этот домик принадлежал мне. Ты не имела права его дарить.
— Значит, она не получила ничего другого, какой-нибудь семейной черты. Все-таки это лучше, чем видеть чужие сны. Тебе этот дар не сослужил хорошую службу.
Элинор сразу поняла, что ее замечание больно кольнуло. Дженни взглянула на нее темными глазами, которые Элинор так хорошо помнила — казалось, они всегда упрекали ее то за одно, то за другое. Что ж, раз на то пошло, пусть Дженни сердится. Пусть узнает правду.
— Как, например, дар распознавать лжецов, а потом судить их до конца их жизни за одну или две ошибки? Ты считаешь, мама, что такой талант предпочтительнее?
Стелла открыла заднюю дверцу и забралась в машину.
— Ругаетесь?
Элинор и Дженни сразу умолкли. Одна из них превратилась в львицу, вторая — в ягненка, но кто стал кем — определить было невозможно.
— У меня отличная идея, — объявила Стелла. — Давайте съездим куда-нибудь перекусить.
— Мы не можем, — отрезала Дженни. — Я хочу тебя устроить и вернуться сюда, чтобы успеть на трехчасовой поезд в Бостон.
— Я сама устроюсь. Сейчас мне нужно поесть. Что скажешь, ба?
Двое против одного, Дженни прекрасно это поняла. Как хорошо они спелись. Ничего не оставалось, как заехать в чайную Халлов, где они заказали китайский чай, сэндвичи с яичным салатом и лепешки со сливками и джемом. Обслуживала их официантка-старшеклассница, которую звали Синтия Эллиот. Она работала здесь по выходным и после школы. Синтия была соседкой Элинор и приходилась правнучкой Сисси Эллиот, той властной старой даме, которая считала удобным задержать набитый пассажирами поезд, пока она будет в него усаживаться. Элинор, однако, не узнала юную официантку.
— Здравствуйте, миссис Спарроу, я Синтия. — У нее был черный лак на ногтях, а волосы заплетены в десятки тонких рыжих косичек. — Я живу по соседству с вами.
— Очень за тебя рада, — равнодушно произнесла Элинор, протирая не совсем чистую ложку.
— Привет, — обратилась Синтия к Стелле, чувствуя в ней родственную душу.
— Привет, — неуверенно поздоровалась Стелла.
— Не дружи с этой девочкой, — сказала Дженни, когда официантка ушла выполнять заказ. Синтия была на несколько лет старше ее дочки и, разумеется, гораздо опытнее. — Слышишь?
— Слышать-то я тебя слышу, но это не означает, что послушаюсь.
Стелла повернулась поглазеть в окно, выходящее на Мейн-стрит. Липовые деревья уже зеленели, пели птицы. Все вокруг, казалось, окутано дымкой и готово расцвести. Лужайку перед чайной заполнили ландыши, целое поле цветов, которые когда-то были печалью.
— Мне нравится этот городок, — объявила Стелла. — Здесь все идеально.
Ее мать так потрясло это заявление, что она заерзала на стуле, случайно покачнув стол, кое-как установленный на неровном полу. Вода в бокале Дженни пролилась, а нож со звоном упал. Элинор невольно вспомнила любимую присказку своей прабабушки Корал: «Уронишь нож — придет женщина. Уронишь его дважды, и она задержится надолго».
— Не очень-то привыкай, — посоветовала Дженни дочери. — Ты здесь только до тех пор, пока не утрясутся неприятности с отцом.
— Ты полагаешь, это произойдет скоро? — поинтересовалась Элинор.
— Самое большее, ты останешься здесь до конца семестра, — продолжала Дженни, пропустив вопрос матери мимо ушей, что проделывала раньше сотни раз. — Не забудь оповестить об этом своих учителей. Ты приехала не навсегда. Ты просто временная ученица.
За едой они почти не разговаривали, а после задержались еще ненадолго: им подали десерт, хотя они его не заказывали.
— Вы только посмотрите! — воскликнула Стелла, не сводя глаз с целого блюда крошечных пирожных, которое несла к их столу владелица чайной, Лиза Халл. — Какие аппетитные.
— Дженни Спарроу, — сказала Лиза Халл, угощая их от заведения. — Глазам своим не верю! Вот уж кого не ожидала еще раз увидеть в этом городе. Наверное, все птицы действительно когда-нибудь возвращаются домой.
Лиза и Дженни учились в одном классе, но никогда особенно не дружили, так что теперь не было смысла прикидываться закадычными подругами.
— Я здесь всего на один день. Моя дочь, Стелла, останется подольше.
— Мне нравится это место, — объявила девочка во второй раз, но уже гораздо увереннее. — Мне нравится этот городок. Мне нравится эта чайная. Мне нравятся эти пирожные. Вы сами их испекли? — спросила она у Лизы, откусывая кусочек птифура.
— Я испеку их для тебя в любое время, когда тебе захочется. — В школе Лиза была простушкой, которую никто не замечал, но теперь оказалось, что у нее прелестная улыбка; она нашла себя в этой жизни, и потому от былой неуверенности не осталось и следа. — Я вижу, твоя дочь унаследовала от Уилла цвет волос и глаз. Счастливица. — Улыбка заиграла на ее губах. — Он частенько заглядывал сюда, когда его мама болела. Всегда заказывал яблочный пирог.
— Вот как? — Разумеется, Дженни он об этих визитах даже словом не обмолвился.
— Ну да. Уилл Эйвери так и остался городским мальчишкой, пусть даже он закончил Гарвард и женился на тебе. — Лиза повернулась к Стелле: — Рада, что ты поживешь у нас какое-то время. Хочешь взглянуть на кухню?
— Похоже, Уилл бегал сюда потихоньку, даже когда его мать умирала, — сказала Элинор, как только Стелла ушла осматривать пекарню. — Я ведь тебе говорила, что от него не жди ничего, кроме беды. Он был лжецом с самого первого дня.
— Послушай, ма, я больше не обязана прислушиваться к твоему мнению. Я ценю тот факт, что ты берешь к себе Стеллу, но, поверь, я бы ни о чем не попросила, если бы был другой выход.
— Это я знаю, — ответила Элинор. — Ты бы предпочла сдать ее в зоопарк ко львам.
— Откуда мне знать, что ты будешь о ней хорошо заботиться? Обо мне ты ведь никогда не заботилась. Твоя правда, я вовсе не в восторге от того, что она останется здесь, как не была в восторге, узнав о вашем с ней телефонном общении. Я хочу, чтобы Стелла получила больше, чем я.
— Понятно. — Элинор отставила чашку. Ей стало вдруг жарко. Она буквально пылала, что довольно часто случается с людьми в это время года. — А ты сама идеальная мать?
— Я этого не утверждала.
— Хорошо. Потому что Стелла тоже этого не утверждает.
Всегда одно и то же: они слишком быстро в своих спорах доходили до критической точки, бросая друг другу колкости, от которых потом было трудно отделаться, как от заноз, как от колючек или травинок.
— По крайней мере, я старалась.
— И разумеется, ты единственная, кто так поступал.
Тем временем Стелла получила в подарок от щедрой Лизы Халл целый пакет плюшек и, повернувшись к их столику, помахала обеим. Вид у нее был счастливый, даже Дженни увидела это. Ясно, что Юнити одурманил девочку; она попала под обаяние птичьих песен, светло-зеленой весны, начинающей распускаться прямо за окном форзиции, когда кажется, что все ветки кустарника обсыпаны искорками.
Здание чайной, как рассказали Стелле во время экскурсии, было единственным, если не считать Кейк-хаус, выстоявшим в пожаре 1785 года, когда весь город сгорел дотла. В то время в пекарне работала Лиони Спарроу — счастливое обстоятельство, ибо именно Лиони принялась таскать в кожаных ведрах воду из озера Песочные Часы, чтобы поливать крышу домика, таким образом не позволив соломе и черепице заняться огнем. Лиони воспользовалась помощью нескольких посетителей, создав бригаду, а сама бросилась домой, в Кейк-хаус, где продолжала бороться с пламенем, хотя любой другой на ее месте давно бы задохнулся от дыма. Своим поступком, заявила Лиза, Лиони положила начало добровольной пожарной команде Юнити.