– Мне просто кажется глупым, что леди выбирают фасоны, которые им не идут. Но, конечно, ваша манера одеваться – это совершенно не мое дело.

– Вот именно, – пробурчала Джоан.

Он окинул сверкающим взглядом ее лицо.

– Интересно, сколько потребовалось времени, чтобы уложить все эти кудряшки?

– Час. А что, вы хотите сделать себе такие же?

Он усмехнулся. Джоан пыталась не смотреть на пресловутую ямочку.

– Нет, не очень.

– Ну, они вам, наверное, и не пойдут.

Хотя он вполне может ей назло попытаться это сделать и в результате будет выглядеть как романтический кавалер прежних времен, весь в парче и кружевах.

– Это леди Беннет предложила такую прическу?

Джоан вспыхнула:

– Почему вы так думаете?

– Вы ее упоминали в тот раз, когда перечисляли все цвета, не походящие к вашей внешности.

Джоан знала, что ей никогда не удавалось выглядеть элегантно, даже в самых модных нарядах, какие только можно найти в Лондоне. Она была согласна, что этот бледно-голубой – не ее любимый цвет, хотя и считается, что он очень подходит незамужним девушкам. Но она скорее наденет в Гайд-парк платье в зеленую и оранжевую полоску, чем признает его правоту.

– К вашему сведению, – небрежно заметила она, – это платье было в свежем номере журнала мод. Думаю, этот фасон скоро станет последним писком моды, и его будет носить весь город.

– Вряд ли от этого платье станет больше вам подходить.

Джоан прищурилась.

– Право, сэр, вы проявляете большой интерес к моей одежде и моим волосам. Поневоле задашься вопросом, каковы ваши намерения.

Казалось, эти слова его совершенно не задели. Наоборот, у него на губах даже появилась легкая усмешка. Джоан посмотрела на его губы, которые были так близко от ее собственных, и у нее внутри что-то перевернулось. Зачем он вообще пригласил ее танцевать? Когда одна его рука держит ее руку, а вторая лежит на ее спине, удерживая так близко к нему, слишком легко дать волю воображению и представить, что лорд Берк – не самый большой грубиян во всем Лондоне, а человек, который когда-то сказал ей, что ему нравятся дерзкие девчонки.

– Со мной вы в безопасности, – сказал он. – Мои намерения – извиниться перед вами и вернуть вам книгу, а потом уйти и заняться чем-нибудь, что мне действительно нравится.

Джоан чуть было не закатила глаза. Да, обольщение ей не угрожает, в этом смысле она явно в безопасности. Но ей угрожает раздражение.

– Я принимаю ваши извинения, хотя они были слабыми и произнесены без энтузиазма. У меня заболела щиколотка, теперь вы можете проводить меня к моим подругам.

Большинство джентльменов на его месте с благодарностью ухватились бы за эту отговорку. Джоан надеялась, что лорд Грубиян хотя бы один раз поведет себя благоразумно.

– О нет, я с вами еще не закончил.

Она хотела спросить, что он имеет в виду, но тут он крутанул ее, приложив чуть больше энергии, и они оказались за ближайшей колонной, а оттуда, продвинувшись еще на несколько футов, он провел ее в нишу, закрытую пальмами в кадках.

– Что вы… – начала Джоан сердитым шепотом.

Но он приложил палец к ее губам, а другой рукой достал из-под полы фрака «Пятьдесят способов согрешить». Джоан не могла не заметить, что он снял с тонкой книжки оберточную бумагу, и ее название было прекрасно видно.

– Я прошу прощения и за то, что довел вас до слез тогда, в книжном магазине, – сказал Тристан Берк, протягивая ей брошюрку.

Джоан посмотрела на нее с тоской и досадой. Вот она, рядом, но все-таки взять ее невозможно.

– Я не могу вернуться в зал с этой книгой в руке. Куда я ее спрячу?

Он помахал книжкой из стороны в сторону, его глаза лукаво блестели, что совершенно не вязалось с невинным выражением лица.

– Мисс Беннет, уж не хотите ли вы сказать, что купили нечто неподобающее?

– Если кто-нибудь это увидит, я поклянусь могилой моей бабушки, что вы пытались подбить меня на разврат при помощи этой грязной книжонки, хотя я понятия не имею, что в ней написано.

Теперь он начал открыто усмехаться.

– Разврат! Вы заронили в мое сердце страх. И немного любопытства. Как по-вашему, какого рода разврат я замышлял, находясь в десяти футах от толпы гостей леди Малькольм? Я предпочитаю более интимную обстановку, чем могут обеспечить несколько пальм в кадках.

– Если бы это слышала леди Эллиот, она была бы поражена.

Он рассмеялся, и в этом низком небрежном звуке не слышалось даже намека на тревогу, охватившую Джоан.

– Это она открыта дверь, не я. Да и не занимался я с ней никаким развратом. Но шутки в сторону. Я действительно хотел извиниться и вернуть вам вашу маленькую покупку. – Все еще улыбаясь, он наклонился ближе к Джоан и сказал мягко, почти с дразнящей интонацией: – Возьмите ее.

Джоан крепко сцепила руки. Ни при каких обстоятельствах она не может засунуть книжку за подвязку.

– Я не могу, оставьте ее у себя.

Он вздохнул:

– Избави меня бог от женщин без воображения. Повернитесь кругом.

– Зачем?

Она даже возразить не успела, как он взял ее за плечи и повернул лицом к стене, потом закрыт ее своим телом, так что если бы кто-нибудь проходил мимо, то ее бы скорее всего и не заметил. Джоан уперлась ладонями в штукатурку, стараясь отодвинуться от стены, чтобы хоть нормально дышать. Святые небеса, она чувствовала его за своей спиной! Его ступня встала между ее ступнями, а его грудь совсем близко к ее спине. Джоан шаркнула туфлями по полу, тщетно пытаясь придвинуть ноги ближе к стене, и почувствовала, как его колено задело ее бедро сзади. А в следующую секунду она почувствовала его пальцы на застежке ее корсажа, они тянули за ленты, развязывая шнуровку. Греховность того, что происходило у нее на глазах, точнее, у нее за спиной, так поразила Джоан, что она застыла неподвижно, словно жена Лота, превратившаяся в соляной столб. Самый знаменитый лондонский повеса расстегивает ее платье!

– Не волнуйтесь, – прошептал Тристан ей на ухо. – Сегодня вашей добродетели ничего не угрожает с моей стороны.

Ее добродетели – да, возможно, но не ее воображению. Почувствовав, что корсаж стал свободнее, Джоан жадно вдохнула, закрыта глаза и постаралась не мечтать о том, чтобы он на самом деле хотел покуситься на ее добродетель. Конечно, не потому, что она желала его, а потому, что ей никогда не доводилось быть предметом непреодолимого желания какого бы то ни было мужчины. И уж конечно, ни один мало-мальски привлекательный мужчина никогда не прижимал ее к стене. А то, что Тристан Берк, при всей его грубости, привлекательный мужчина, не могла отрицать даже Джоан.

– Боже правый, как же туго вы зашнуровали корсет! – пробормотал он шепотом.

У Джоан от стыда покраснела шея. Уж он-то заметит, кто бы сомневался.

– Не важно, – процедила она сквозь зубы. – Просто поторопитесь.

Чтобы она перестала елозить, он положил руку на ее талию, распластав пальцы по ее бедру.

– Если вы собираетесь шнуроваться так туго, чтобы продемонстрировать грудь, то можете не стараться. – Он приподнял другой рукой элегантные кружева, в изобилии украшавшие спереди вырез ее платья. – Что толку показывать прелестный бюст, если никто не может им восхититься?

– Моя грудь – не ваша забота!

Он помолчал, потом ответил:

– Конечно.

Джоан почувствовала, как его пальцы скользят вдоль ослабленной шнуровки ее платья, потом услышала шелест бумаги. Похоже, он засунул «Пятьдесят способов согрешить» под спинку ее корсажа.

– Надеюсь, вы доверяете своей горничной.

– Теперь у меня нет выбора, не так ли? Зашнуруйте меня обратно! – прошипела Джоан.

Он очень тихо рассмеялся, и снова его проворные пальцы стали дергать завязки шнуровки. Джоан стояла и не сводила глаз с тонкой трещины в стене прямо перед собой, отчаянно желая не чувствовать так остро каждое прикосновение его пальцев даже через корсет, который, казалось, с каждым мгновением становился все туже. Она пыталась думать о том, какую фантастическую историю расскажет, если вдруг на них кто-нибудь наткнется. Ей казалось, что они провели в алькове целый час, а то и больше.