Хабибжи не переставал тяжело вздыхать. Раньше он снимал напряжение сексом, но тот зеленоглазый маньяк превратил некогда полного сил и желания мужчину в несчастного импотента. Стоило только Хабибжи взглянуть на потенциального сексуального партнера, как перед глазами возникал образ наемного убийцы с ножом в руке, которым тот так ловко орудовал… Это убивало в Хабибжи любое желание заниматься сексом - член просто не вставал, лежа в штанах мягким и пригодным только для мочеиспускания куском плоти. Это усиливало чувство унижения, которое не отпускало его с того проклятого дня, когда Ахмад преподнес ему зеленоглазый подарок…

Привезли ужин. Хабибжи не выходил из спальни, пока официант, получив чаевые, не ушел. Магнат до сих пор опасался незнакомых лиц, которые оказывались поблизости с ним.

- Ужин подан, господин! – сообщил телохранитель, когда дверь за официантом закрылась. – Вкатить столик в спальню?

- Нет, оставь там, - Хабибжи прошел в гостиную и уселся на диван. Включив телевизор на финансовом канале, он жестом попросил телохранителей уйти из поля зрения, чтобы они вдобавок не испортили ему аппетит. Те послушно отступили назад, к занавешенным окнам. Араб начал неторопливо поглощать пищу, слушая сводку новостей.

Он не сразу понял, что за странный звук раздался позади него, а когда оглянулся – то увидел, что все трое бодигардов лежат на полу, а над ними стоит высокий мужчина в джинсах, черной кожаной куртке и шляпе. Только Хабибжи разинул рот, чтобы закричать, как был схвачен за горло сильными, как стальные тиски, пальцами:

- Тише-тише, старик! – прошептал ему на ухо Ив. – Что же ты так пугаешься своего доброго знакомого?

Своим излюбленным манером – ударом в нужную точку на позвоночном столбе – он обездвижил араба и спихнул его с дивана на пол. Ив снял с головы шляпу, и встряхнул короткими волосами, наклоняясь над Хабибжи, из чьих глаз при виде этого до боли знакомого лица с мерцающими зелеными глазами, брызнули слезы ужаса.

- Или, возможно, ты не признал меня с этой прической, а? – зеленоглазый молодой человек провел рукой по своей шевелюре: - В прошлую нашу встречу они были у меня подлиней. Но, что делать, пришлось обрезать – я их так подпалил в пожаре, что ничего другого просто не оставалось. Ну, может быть, ты вот так меня припомнишь?

Ив щелкнул складным ножом и широко улыбнулся:

- Итак, на чем мы в прошлый раз остановились?…

_________________________

* Джо Дассен.

_________________________

__Э П И Л О Г__

- Эй, Хань-хань, я выигрываю!

Акутагава, ведя баскетбольный мяч, направился к Юки, а тот, услышав, как его назвал Акутагава, раздраженно заговорил:

- Не называй меня так! Мне совершенно не нравится, когда меня называют «огорчением»!

Тут Акутагава, пользуясь тем, что Юки замешкался, забросил мяч в кольцо и тем самым увеличил разрыв еще на одно очко. Юки, поглядел на кольцо – затем на укатывающийся в сторону мяч, и недовольно закусил губу. Впрочем, согласившись на баскетбол, он и не ожидал, что сможет обыграть Акутагаву – тот еще со школы был асом по части этой игры. Однако проигрывать оказалось очень и очень неприятным, а тут еще подколки с его стороны!… Акутагава рассмеялся, разглядывая физиономию Юки:

- А имя Хуань-Хуань тебя устроит?

- Пошел в задницу, зубоскал! – вспылил тот.

- В твою? – тут же насмешливо осведомился Акутагава. – А я ведь…

- Заткнись!

Голос Юки эхом пролетел по спортзалу, что был обустроен в недрах виллы Угаки. Помимо этого зала, за дверью располагался оборудованный по последнему слову техники тренажерный зал, в смежном помещении находился плавательный бассейн – и всё это на профессиональном уровне, достойном для подготовки олимпийских чемпионов. Они были здесь одни, на территории Угаки Акутагава и Юки перемещались без надзора телохранителей, что позволяло им быть друг с другом свободными и не соблюдать обязательную на «публике» дистанцию.

Акутагава остановил катящийся мяч ногой, ловким движением стопы подбросил его вверх, поиграл им в руках, а затем без предупреждения с силой швырнул его в Юки. Тот не успел закрыться рукой от снаряда и тот попал ему в грудь – и отскочил, возвращаясь к Акутагаве. Юки даже покачнулся от неожиданности:

- Придурок!

- Сам придурок, - ответил Акутагава. – И зануда к тому же. С тобой не поиграешь, ты вечно дуешься… Ты слишком серьезный, Хань-Хань. Немного ребячьего задора тебе бы совсем не помешало.

Он снова кинул мяч, но на этот раз Юки был начеку и пригнулся. Мяч со свистом пролетел над его головой, улетел к стене, шлепнулся об нее и жизнерадостно заскакал за спиной Юки.

- Прекрати!

- Да? Но почему ты так возмущен? Значит, с придурком и занудой согласен, а с Хань-Хань, значит, нет? Странно всё это. Ты только и делаешь, что огорчаешь меня. Вот и будешь зваться Хань-Хань – Огорчение…

Ну всё, с Юки хватит! Он издал зарычал и бросился на Акутагаву. Вцепившись в него, он повалил его на пол и принялся душить. Акутагава снова рассмеялся; без труда перехватив его руки, он одним рывком перевернулся и подмял Юки под себя.

- Что это за приемы борьбы? – поинтересовался Акутагава, сидя на Юки. – Подозреваю, что они, вероятно, называются: «Сволочь, ты мне прическу испортил и вообще у меня плохое настроение». Я прав?

- Отвали! – рявкнул Юки. – Ты чертовски тяжелый.

- Тяжелый? – Акутагава склонился над ним, почти касаясь губами его лица. – Ночью ты на это почему-то не жалуешься…

Юки затрепетал.

Он уже не сердился на Акутагаву за насмешки: он понимал, что это лишь демонстрация неудовольствия и грусти перед предстоящей разлукой. Юки улетал в Америку завтрашним утром. Ранним майским утром… И, несмотря на то, что впереди у них были еще вечер и ночь, не думать о неизбежном расставании они оба не могли. Акутагава не говорил с Юки о том, как тяжело ему было отпускать его, однако в последние дни он стал язвительным настолько, что порою был для него невыносимым.

Юки принялся целовать любимого, а руки Акутагавы залезли под спортивную майку, ощупывая его тело. Пальцы сжали сосок, и Юки застонал, начиная ерзать под ним, чтобы почувствовать его возбуждение.

- Может быть, - прошептал Юки, - начнем сегодня пораньше?…

Акутагава улыбнулся в ответ, не переставая прикасаться к нему губами.

«Я счастлив рядом с ним, - подумал Юки с наслаждением. – И больше всего на свете я хочу, чтобы был счастлив и он!…»

Утренние сборы вызывали гнетущее ощущение. Юки упаковал свои немногочисленные вещи в дорожную сумку, Акутагава готовился ехать на службу в «Ниппон Тадасу». За окном лил дождь, дул сильный ветер.

- Не слишком благоприятная погода для полетов, - заметил Акутагава. – Вот-вот объявят штормовое предупреждение.

Юки пожал плечами.

- Может и не объявят, - ответил он. Ему не хотелось обсуждать погоду. Все его мысли занимала предстоящая разлука с ним.

Акутагава держался подчеркнуто ровно по отношению к нему – никаких насмешек, только вежливая обходительность. Он не пытался обнять Юки лишний раз, прижать к себе, сказать ласковые слова. Юки понимал, что так будет лучше: всё, что необходимо сказать – они уже друг другу сказали, всё, что было необходимо обсудить – обсудили. Сейчас чрезмерное проявление эмоций произвело бы больше грусти, чем радости.

Акутагава всё же поцеловал его на прощание. Нежно, глубоко, крепко – так, чтобы Юки запомнил этот поцелуй и вспоминал всё то время, пока он будет находиться в Америке.

- Ну, до встречи, Юки, - сказал Акутагава спокойно.

- До встречи, - кивнул Юки, готовый заплакать от боли.

- Идём, нас ждут.

Они вышли в холл, где их дожидались телохранители и Фынцзу. Она со слезами на глазах расцеловала Юки и вручила ему корзинку, в которую по традиции положила деликатесы и фрукты. Акутагаву на улице поджидал «хаммер», а Юки в аэропорт должно было увезти малоприметное «вольво». Тэкесима кивнул Юки на прощание и залез в «хаммер» следом за Акутагавой. Сугавара, по плану разделившись с напарником, отправился провожать Юки. «Хаммер» первым покинул территорию виллы Угаки. Спустя несколько минут уехало «вольво».